Кто пустил Иран на границу?

Генерал самой секретной разведывательной структуры Израиля присоединился к команде НДИ в качестве эксперта и советника Либермана по вопросам безопасности.

Эди Гандлер — первый уроженец бывшего СССР, получивший генеральское звание в израильской разведке, и первый генерал в команде НДИ. Он родился в Риге. В Израиле с пяти лет. Семья — музыкальная. Эдди и сам играл на фортепьяно, выступал в джаз-бэнде, сочинял музыку. Но победило другое, более сильное увлечение — математикой, физикой и технологиями. После армии (он служил в знаменитом подразделении 8200 военной разведки АМАН — солдатом, потом офицером) поступил в Хайфский Технион, стал инженером-электронщиком, работал в «Эльбите». Его нашли люди из разведки, четыре года уговаривали — и уговорили. Так началась его новая биография, подробности которой нам знать не дано.

Всего год назад Эдди вышел в отставку, но поскольку это уже вторые выборы после завершения службы, по закону ему можно баллотироваться. От предложения войти в список НДИ Гандлер отказался, потому что не может позволить себе бросить старт-ап компанию, которую возглавил недавно. Она занимается новыми технологиями для облегчения жизни и улучшения здоровья пожилых людей. Он считает это миссией.

Своим гражданским долгом Эдди Гандлер воспринимает и поддержку НДИ на предстоящих выборах. Решение об этом у него возникло, когда он услышал об идее Авигдора Либермана — создание широкого правительства национального спасения. Эта цель отвечает позиции самого Гандлера. Объединение всех здоровых сил общества для решения стратегический задач, стоящих перед страной, он считает главным для обеспечения безопасности государства.

— Сейчас, наверное, каждый школьник знает, что основная угроза нашей безопасности исходит из Ирана. Так и есть?

— Поскольку я знаю немножко больше «каждого школьника», мой ответ будет не столь категоричен. По моему личному мнению, Иран вряд ли является угрозой существованию Израиля. Это враг — сильный, опасный противник. Они очень умные, умелые, изобретательные, противостояние им — сложная и для профессионалов достойная задача. С этой угрозой мы справимся.

— А какая опасность страшнее?

— Мы сами. Наша разобщенность. Вспомните, из-за чего пал Второй Храм. Из-за беспричинной ненависти. Ее в нашем обществе и сейчас много. Это и побудило меня поддержать позицию Либермана. Его предложение о создании широкого правительства, опирающегося на интересы подавляющего большинства, — один из путей к единству нации. Победим нашу разобщенность — нас никто не победит. Преодолеем ее — больше будем думать о стратегии, а не о тактике, как сейчас.

— Пока не преодолели — давайте об одной из причин разобщенности. Когда правительство попрекают пассивностью в отношении Газы, нам указывают на Иран: на этом фронте мы действуем более активно и успешно. Это так?

— Не вполне. Главное, чего мы не предотвратили, — что Иран уже здесь. Иранцы находятся в Сирии и чувствуют там себя как дома. Этого нельзя было допускать.

— А мы могли?

— Вопрос: ставилась ли такая задача? Это в компетенции политического руководства. Оно заказывает музыку — армия и спецслужбы только исполнители. В области предотвращения получения Ираном ядерного оружия такая цель была поставлена, и Израиль в этом направлении действовал довольно успешно. Наверное, можно было сделать лучше, но делали, по крайне мере, лучше всех. Какие-то возможности достижения более радикального результата упустили — не только мы, но и американцы. А здесь — фактически отдали регион Ирану и России. У меня вообще ощущение, что против Ирана мы успешнее действуем в самом Иране, чем у нас под боком, в Сирии.

— Но Нетаниягу гордится, что сумел достичь договоренностей с Россией по Сирии…

— Я не знаю, конечно, о чем они договаривались и как, но все мы можем судить по результатам. А результат: Россия и Иран — у нас, в Сирии. И это для них не туризм, не командировка. Они здесь надолго.

Иранцы (а они нас, понятно, беспокоят больше) — серьезные ребята. Они не авантюристы. Все свои шаги предпринимают продуманно, заглядывая далеко вперед. Это народ с пятитысячелетней историей, национальной гордостью, богатой культурой, высокими амбициями. Они всегда хотели здесь быть и не первый раз пришли. И пришли не для того, чтобы помочь Асаду — и уйти, а чтобы остаться. Впрочем, как и русские. Это для нас не было сюрпризом. Это надо было остановить на стратегическом уровне.

— Что следовало делать?

— Если бы мы обладали стратегическим мышлением, просчитывали развитие событий и их последствия, договариваться следовало с Россией и США заранее — до того как русские и иранцы в Сирию уже вошли. Поднять шум, дойти до Совбеза ООН. Если бы там предложили общее соглашение о том, что все, кто пришли, обязуются после войны уйти, все бы подписали: и Россия, и Иран, и Сирия. С этим можно было бы что-то делать дальше — требовать или действовать другими средствами, опираясь на понимание в Москве и Вашингтоне или международный договор под эгидой ООН.

Когда Россия ввела войска — тогда надо было действовать. Поскольку Америка держалась в стороне, добиваться пришлось бы только нам, мы — самая заинтересованная сторона. У нас там была самая спокойная граница с 1973 года, нам следовало бороться за то, что будет потом, — это «потом» уже наступило сейчас. Я не уверен, что мы сделали достаточно.

— Но с Россией есть соглашения?

— О том, кто где летает и как кого предупреждает? Ну, это оперативные вопросы. Речь идет о стратегии. Не было сюрпризов насчет планов России и Ирана — что они долгосрочные. Иран здесь не только, чтобы нам досаждать. Он стремится к гегемонии в регионе — и поэтому воюет с другим региональным гегемоном — Израилем.

— Как следовало поступать?

— Так же решительно, как с ядерным оружием Ирана. Мы твердо сказали: не допустим — и продемонстрировали свою решимость на деле. Это был ясный посыл. Его поняли. А в отношении иностранных войск в Сирии такого же ясного посыла не было. Иранцы очень хорошо читают намеки. Они сделали шаг — получилось, сделали следующий — опять удалось, значит, можно и дальше идти. Представьте себе, как поступили бы Россия, США или Китай, если бы кто-то привел на их границы враждебные воинские формирования. А мы смирились. Отдельные оперативные удары по отдельным объектам — это тактика, она не изменит общего положения.

Мы говорим с иранцами на разных языках. Думаем, что они понимают наши якобы жесткие «предупреждения» и видят ту «красную линию», которую мы им очертили. Но читают эти «послания» совсем наоборот. Наше «нельзя» трактуют как «можно». И продолжают укреплять свое присутствие в регионе практически без помех — не заплатив значительной стратегической цены. А у нас стратегии нет — только тактика. Это не работает.

Беседовал Владимир БЕЙДЕР, Израиль