В конце Второй мировой войны Норберт Мазур, уроженец Германии и представитель Шведской секции Всемирного еврейского конгресса (ВЕК), вылетел из безопасной Швеции в самое логово Третьего рейха.
Этот беспримерный перелёт для встречи лицом к лицу с самим дьяволом был предпринят в надежде убедить всесильного лидера СС Генриха Гиммлера освободить из концлагерей ещё остававшихся там евреев, обречённых на полное уничтожение. Невероятная миссия, выпавшая на долю этого человека, поражает не только своей безрассудной дерзостью и верой в невозможное чудо. Она впечатляет, конечно, его личной отвагой и той готовностью, с которой он срочно, без какой-либо подготовки, вылетел в Берлин, заменив в последний момент своего товарища и единомышленника Гилея Сторча.
Незадолго до вторжения немцев в Советский Союз среди 2 000 рижских евреев, получивших право на жительство в Швеции, была семья этого видного латвийского промышленника. Трагическая судьба соотечественников, ставших жертвой нацистского варварства, изменила всю его предыдущую жизнь. Талантливый и успешный бизнесмен всецело посвятил себя спасению ещё остававшегося еврейского населения в Европе. Одержимый этой идеей, он вместе с Норбертом Мазуром (из них двоих и состояла вся шведская секция ВЕК) в октябре 1943 г. инициировал и организовал эвакуацию всех датских евреев в Швецию. Их спасение — беспримерный нравственный подвиг сотен датчан, на своих лодках переправивших в нейтральную страну за одну ночь свыше семи тысяч сограждан, которых ждала неминуемая депортация в лагеря смерти. Сама идея такого массового исхода из оккупированной страны и её безупречная организация принадлежала Гилею Сторчу. Несмотря на успех этой уникальной операции, остающейся непревзойдённой нравственной высотой всей датской истории, ни Швеция, ни одна из стран союзников не поддержали его последующие планы по спасению европейских евреев.
Не были поддержаны и ничьи другие предложения, чтобы сохранить жизнь сотен тысяч людей. Одна из таких инициатив — печально знаменитый обмен «кровь на деньги» — исходила от самих нацистов. В конце апреля 1944 г. германские власти предложили Америке и Англии обменять миллион венгерских и иных евреев на 10 тысяч грузовиков, 200 тонн чая, 800 тонн кофе, 2 миллиона кусков мыла. В качестве первого шага предлагалось освободить 100 тысяч узников Освенцима, которые направлялись бы в любую точку мира — за исключением Палестины (последнее условие выдвинуто по требованию «великого муфтия Иерусалимского» Аль-Хуссейна).
Главная цель замысла Генриха Гиммлера крылась, конечно, не в спасении враждебной ему расы, а в том, чтобы любой ценой вбить клин между союзниками. Пойти на переговоры с ним означало, на первый взгляд, сговор с противником, но речь шла о спасении целого народа. Союзники могли, предупредив Москву об исключительно гуманитарных целях предстоящих контактов, вступить в рискованные переговоры с нацистами. Представители еврейского агентства считали, что это надо сделать. Такой же позиции довольно неожиданно придерживался и госсекретарь США Корделл Хэлл. Британская реакция была более осторожной: обещание не направлять беженцев в Палестину не вызывало большого доверия в Лондоне. Значительная часть беженцев, считали там, всё равно окажется именно на этой территории.
Союзники, предполагая, что Советский Союз не одобрит предложенную сделку, сознательно не проявляя никакой настойчивости, запросили мнение Москвы. 15 июня 1944 г. была отправлена американская нота, а днём раньше — английская. Вот её содержание с небольшими сокращениями:
«Дорогой г-н Вышинский, Я пишу, чтобы проинформировать Вас о том, что согласно заявлению, сделанному руководителями сионистского движения г-ном Бен Гурионом и г-ном Шертоком Британскому высокому комиссару в Иерусалиме, 24 мая от их представителя в Стамбуле получено сообщение следующего содержания.
9 мая хорошо известный и заслуживающий доверия представитель сионистского движения в Венгрии г-н Джоэль Бранд прибыл из Вены в Стамбул на немецком самолёте в сопровождении агента венгерского гестапо… Бранд был направлен в Турцию в сопровождении этого человека, находящегося в роли сторожевого пса, высшими руководителями германского гестапо специально для того, чтобы сделать еврейским представителям в Палестине, Англии и Америке и высшим властям союзников следующее альтернативное предложение. Или полное уничтожение всех евреев, оставшихся в Венгрии, Румынии, Чехословакии и Польше, или нацисты были бы согласны эвакуировать один миллион евреев из этих стран в Испанию или Португалию (однако, не в Палестину, как они об этом специально заявили). В обмен они требуют доставить десять тысяч грузовиков и определённое количество кофе, чая, какао и мыла. В качестве подтверждения их добросовестности они были бы готовы, как только это предложение было бы в принципе принято, освободить первую партию от
5 000 до 10 000 евреев, до получения какой-либо компенсации. Они также были бы готовы обменять евреев на германских военнопленных. Если это предложение будет отвергнуто, они приступят к выполнению своей программы их уничтожения. Эмиссар должен вернуться в Будапешт в течение двух недель, считая с 19 мая.
Г-н Бранд полагает, что сроки переговоров могли бы быть продлены, если бы было дано доказательство того, что проект серьёзно рассматривается в высших союзных кругах… Г-н Бранд сообщил, что 300 000 венгерских евреев уже собраны в концентрационных лагерях — предварительным мероприятием перед их отправкой. Проводится сбор остальных евреев. Разработаны планы ежедневной отправки, начиная с 22 мая, но эта мера, как полагают, должна быть отложена на время переговоров…
Г-н Бен Гурион и г-н Шерток сообщили, что Еврейское агентство опасается, что судьба венгерских, чехословацких и румынских евреев предрешена, если они не будут вовремя спасены. Они выразили надежду, что важность и кажущийся фантастический характер этого предложения не отпугнут власти союзников от принятия согласованных и решительных мер для спасения возможно большего числа евреев. По их заключению, они полностью сознают огромные трудности, но они верят, что эти трудности не окажутся непреодолимыми, если эта задача будет решаться со всей смелостью, которой требует беспрецедентная катастрофа, угрожающая евреям Европы…Рассматривая пока эти предложения, как, возможно, просто ход в политической войне, моё правительство считает, что они не должны быть отвергнуты без самого тщательного рассмотрения, и оно поэтому согласилось с тем, чтобы г-н Шерток как представитель Еврейского агентства, соблюдая необходимую предосторожность, расспросил г-на Бранда в Алеппо, с целью получения дальнейшей информации.
Искренне Ваш Арчибальд Кларк Керр».
В то время, начиная с 14 мая, уже полным ходом шла массовая депортация сотен тысяч венгерских евреев в газовые камеры и крематории Освенцима. Никакой реакции лидеров мировых держав на целенаправленные и массовые казни тогда не последовало. Только 8 июля, после того как параллельно друг другу в адрес венгерского руководителя генерала Хорти направили свои воззвания президент Рузвельт, король Швеции Густав и папа Римский, в которых генерал был предупреждён о неизбежной личной ответственности за эти преступления, депортация была временно приостановлена (она возобновилась в ноябре, когда был свергнут Хорти и к власти пришёл Салаши).
Идея о том, чтобы кого бы то ни было спасать, вообще была глубоко чужда Сталину. Подозрительность же к возможным контактам между западными странами и Германией после получения согласованных между собой правительственных нот только усилила его настороженность по отношению к союзникам по антигитлеровской коалиции. Уже 8 июля 1944 г. на совещании высшего военного руководства в Кремле впервые прозвучали слова о немецких планах сепаратного мира, а руководители агентурной сети советской разведки получили приоритетное задание следить за попытками сговора «англо-американских реакционных кругов» с немцами.
Ответ Вышинского на вялые дипломатические послания из Вашингтона и Лондона был предсказуем — он ответил, что СССР считает любые переговоры с гитлеровцами абсолютно неприемлемыми. (Стоит напомнить, что в сентябре 1941 г., когда эти же гитлеровцы рвались к Москве, советское руководство, готовое на значительные территориальные уступки, через болгарского посла в одностороннем порядке пыталось вступить в переговоры с Германией. Сталин был готов тогда пойти на повторение сепаратного Брестского мира 1918 года и на тех условиях, которые сочтёт для себя приемлемыми германская сторона).
Вашингтон и Лондон заверили Москву, что никаких переговоров с нацистами не будет: «Предложения Бранда не будут иметь никаких серьёзных последствий, и… мы решили не иметь с ними ничего общего…».
Таких последствий и не было. Но нельзя не упомянуть, что, считая невозможным прямые контакты с германским правительством, американская администрация нашла формулу, «не предусматривающую прямых переговоров с немцами, но оставляющую открытой дверь для любого предложения». Так, через еврейскую общину Швейцарии американцы вступили в торг с штандартенфюрером СС Куртом Бехером. Через него тем же летом, в августе 1944 г., удалось выкупить у Гиммлера свыше полутора тысяч человек из концлагеря Берген-Бельзен. (Бехер действовал от имени рейхсфюрера и после этой сделки был повышен в звании и назначен «имперским комиссаром по всем концентрационным лагерям). Кроме того, деятельность созданного по распоряжению президента Рузвельта в США в январе 1944 г. Совета по делам беженцев (War Refugees Board), позволила вызволить из нацистского ада часть еврейского населения. На эти цели были направлены героические усилия Рауля Валленберга и других дипломатов, неоспоримый подвиг которых трудно переоценить.
Каждая человеческая жизнь бесценна, но никто из тех, кто занимался спасением евреев, не мог даже подумать о том, что можно спасать жизнь не отдельной группы обречённых на уничтожение людей, не её большую или малую долю, а — всех. Такую фантастическую задачу и поставил перед собой Гилей Сторч.
Наделённый недюжинным умом и склонный к самым неожиданным решениям, этот беженец из Латвии задумал невероятное — найти путь для личной встречи с Гиммлером. Обладавший безграничной властью, рейхсфюрер в поисках личного спасения мог в конце войны остановить непрекращающееся казни в концентрационных лагерях и эвакуировать из них всех его узников. Если ни один представитель стран антигитлеровской коалиции не станет вступать в переговоры с главным инквизитором Третьего рейха, почему бы ему самому не предпринять эту отчаянную попытку?
В поисках посредников, которые могли бы установить прямые контакты с «человеком» номер два в фашистской Германии, чрезвычайно общительный Гилей Сторч не пропускал ни одного светского или дипломатического приёма, на которые он неизменно получал приглашения. На этих раутах рано или поздно должен был появиться человек Генриха Гиммлера.
На одном из таких званых вечеров в феврале 1945 г. Гилей Сторч знакомится с Феликсом Керстеном — личным врачом рейхсфюрера СС. Этот немец из эстонского Тарту в 30-е годы перебрался в Берлин и открыл там свою медицинскую практику. Его целебные массажи получили известность, и слава уникального целителя дошла и до Гиммлера. С детства страдавший желудочными болями, он нашёл в нём единственного лекаря, который умело и быстро снимал его недуг. Со временем этот медик стал доверенным человеком своего одиозного пациента. В 1944 г., когда поражение Германии становилось всё более очевидным, Гиммлер разрешил ему жить на два дома: в Берлине и Стокгольме. Это позволило главе СС иметь в столице нейтральной Швеции своего представителя с репутацией, приемлемой для возможных контактов с Западом. Керстен легко сходился с людьми и устанавливал важные связи с известными или влиятельными персонами шведской столицы. Так в круг его внимания попал и промышленник Гилей Сторч — известный сионистский деятель и представитель Всемирного Еврейского Конгресса, который был ему представлен одним из его многочисленных друзей. Новый знакомый доверительно сообщил немецкому доктору, что ему и его товарищу Норберту Мазуру удалось уговорить некоторых консульских работников из Южной Америки продать им паспорта, которыми смогли воспользоваться скандинавские евреи, чтобы избежать депортации в лагеря смерти. Речь шла о тех подлинных документах, которые сейчас нужны жертвам нацизма, но уже завтра могут потребоваться их палачам, стремящимся срочно покинуть Европу. Керстен, предвидя, что Сторч может стать той фигурой для поддержания связи с Западом, которую хотел заполучить его патрон, 17 марта довёл полученный им сигнал до Гиммлера. Переоценивая политическое влияние евреев в целом и сионистского деятеля в частности, рейхсфюрер не сразу, но уже в апреле после первоначального скептицизма неожиданно даже для Керстена согласился лично встретиться с представителем Всемирного Еврейского Конгресса, но только на территории Германии и на условиях полной конфиденциальности. Не сразу согласившись на столь не характерный для него контакт, второй «человек» в Третьем рейхе, тем не менее, сразу же распорядился отобрать в отдельную группу заключённых концлагерей, которые могут представлять интерес для Запада. В их число попала, к слову, и родная сестра действующего мэра Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардиа (вышедшая замуж за венгерского еврея, она до своей депортации проживала в Будапеште).
В раннее апрельское утро с нескрываемым самодовольством Керстен произнес «простую» фразу: «Гиммлер приглашает вас на кофе». Намерение мужа вылететь в Берлин вызвало у Ани неподдельный ужас. Потерявшая в оккупированной Риге всех своих родных, она заявила, что его просто заманивают в ловушку, а самоубийственный полёт оставляет её одну с тремя детьми. Кому он вообще верит? У него нет даже шведского паспорта, который мог бы в случае беды защитить его. Гилей был непреклонен, но, когда жена сказала, что немецкий язык для него не родной и, если и будут какие-то переговоры, это обстоятельство может только осложнить их, ему нечего было возразить. Весомый аргумент подействовал — непреложные факты обычно сразу же убеждали его. Перед тем как уступить жене, он встретился с Норбертом Мазуром. За два часа до вылета в Берлин он предложил этому шведскому гражданину, рождённому и выросшему в Германии, выполнить столь дерзкую миссию вместо него.
Не колеблясь, Норберт сразу же согласился. В отличие от вспыльчивого экстраверта Гилея он был затворником, довольно скромным и вежливым человеком, умевшим всегда себя контролировать. Пылкий шахматист, он нередко проявлял незаурядную проницательность, которая была известна всем, кто знал его. С невероятной решимостью, граничащей с безрассудством, он отправлялся в самую враждебную среду, какая только существовала на земле, чтобы сыграть там главную партию своей жизни.
Когда Феликс Керстен узнал о замене участника переговоров, он опасался, что Гиммлер откажется от встречи, но этого не произошло. 20 апреля 1945 г. в 2 часа дня шведский самолёт вылетел из Стокгольма в Копенгаген.
В столице Дании Керстен и Мазур поднялись на борт небольшого самолета с огромной свастикой на его крыльях. За несколько месяцев до этого, в июле 1944 г., он сидел вместе с Раулем Валленбергом перед его отбытием в Будапешт, не зная ещё, что, собираясь в этот путь, он уходит в легенду… На той встрече присутствовал и главный раввин Швеции Маркус Эренпрайс, который напутствовал шведского дипломата строчками из Талмуда: «Те, кто отправляются в странствие, чтобы послужить человечеству, находятся под особой защитой Всевышнего». Мазур, наверное, вспомнил эти строки, когда впервые покидал безопасные границы Швеции, чтобы отправиться на встречу с главным палачом своего народа в ту страну, где быть евреем уже, само по себе, считалось самым смертным преступлением.
В 6 часов самолёт, в котором находились только Маркус и Керстен, приземлился на лётном поле аэродрома Темпельхоф в Берлине. У Мазура не было визы или других легальных документов, дающих ему право на пребывание в Германии. В паспортном контроле на границе был получен приказ пропустить человека, который летит вместе с доктором Керстеном. У трапа самолёта еврейского скорняка встречала группа эсэсовцев из личной охраны Гиммлера, которые, выбросив руку вперёд, приветствовали его своим неизменным восклицанием «Хайль Гитлер». Норберт приподнял шляпу и негромко ответил: «Добрый вечер». Посланная за ними машина опаздывала. В пустынном зале ожидания они сидели молча, да и сам разговор все равно был невозможен: по громкой трансляции, заглушая даже артиллерийскую канонаду, звучала вдохновенная речь Геббельса по случаю дня рождения Гитлера. Он говорил о фюрере как о посланном Великой Германии «непобедимом воине», которого никто и никогда не одолеет. С дифирамбами в адрес именинника, которыми заполнялось всё его выступление, могли соперничать только антисемитские штампы и призывы, которые ежеминутно вылетали из уст главного партийного оратора. В своих мемуарах д-р Керстен позднее написал, что, наблюдая в эти минуты за своим спутником, он с восхищением отмечал его спокойствие и выдержку. После нескольких часов ожидания прибыла, наконец, гестаповская машина и взяла двух дожидавшихся её пассажиров. Они направились в городок Гардцвальд в 70 километрах от Берлина, где располагался дом, выделенный Гиммлером для своего врача. Керстен обратил внимание на то, что впервые за все время его частых прилётов в Берлин, грохот и свист падающих бомб не сопровождался зенитным огнём: все противовоздушные батареи были уже переведены ближе к линии фронта. Объезжая руины и завалы, машина с выключенными огнями часа через полтора-два, уже ближе к полуночи, остановилась около небольшого поместья.
Их встретил личный астролог Гиммлера Вильгейм Вулф. Этому провидцу каким-то образом были известны те или иные события из будущего. Так, задолго до покушения на Гитлера он предсказал, что 20 июля 1944 г. фюрер избежит смертельной опасности. С тех пор Гиммлер всегда держал этого оракула около себя. Вместе с ним в доме был ещё один человек — руководитель внешнеполитической разведки СС, бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг. В отличие от популярных сериалов, где он предстаёт перед зрителем в облике обаятельного, мягкого и располагающего к себе человека, это была довольно зловещая фигура.
Антисемитизм был широко распространён среди немецкой военной аристократии, но даже в этих кругах считали, что в этом привычном для них отношении к евреям, СС зашёл слишком далеко. По прямой инициативе Шелленберга Гиммлер распорядился, чтобы германское Верховное командование прекратило то, что он истолковал как сочувствие или снисхождение к евреям оккупированной Голландии, Бельгии и Франции. Он же 20 мая 1941 г. вызвал на совещание всех руководящих работников полиции и СС. На этом собрании Вальтер Шелленберг категорически запретил выдачу разрешений на эмиграцию евреям из этих стран. Там прозвучали его слова о том, что у них есть только одна дорога: они должны быть собраны вместе и отправлены в специальные лагеря. Позднее, уже после вторжения в Советский Союз, в ответ на обеспокоенность военных тем, что действия карательных айзатцгрупп подрывают армейскую дисциплину, именно Шелленберг инициировал и собственноручно написал соглашение с германским генералитетом о том, чтобы армейские части, оказывали необходимую поддержку всем этим командам, которые специально занимались уничтожением евреев в Восточной Европе. В полночь 20 апреля 1945 г. перед Мазуром в гражданском костюме сидел 35-летний бес, который приятным голосом вёл с ним беседу. Он признался, что война уже проиграна, и все его мысли обращены сейчас только к будущему своей страны. «Вы ведь тоже родились в Германии? — спросил он, намекая, наверно, на глубокое родство между ними, которое он, наконец, распознал в конце войны. Не дожидаясь ответа, бригаденфюрер СС шутливо продолжил: «Узнай только Гитлер, что после вечеринки по случаю его дня рождения, Гиммлер поспешит на переговоры с евреем. Что было бы?». На губах эсэсовца промелькнула лёгкая улыбка, но быстро исчезла. В какой-то момент, может быть, с минуты на минуту, на пороге появится человек с пугающим весь мир именем — Гиммлер. Между тем, шли часы, но его всё ещё не было. Он мог, конечно, передумать: зачем ему самому являться на эту непредсказуемую для него встречу. С ним могло что-то случиться и в дороге или, того хуже — он мог быть разоблачён Гитлером. И пока Норберт Мазур так томительно ждал, ему стало казаться, что вся ситуация, в которой он находится, как дурной сон, только кажется реальной. Не может же он в реальной жизни с нетерпением дожидаться, когда, наконец, за ним прибудет машина с гестаповцами, а при её появлении самому поспешно войти в неё. Такое ещё вчера не могло ему даже присниться. И ещё он вдруг поймал себя на мысли, которая никогда, даже во сне, не могла прийти ему в голову — во всём мире он вдруг ощутил себя единственным евреем, который надеялся на то, чтобы этот дьявол, которого он так ждёт, был бы сейчас в безопасности и находился рядом с ним. 
Около трёх часов ночи со двора послышался шум подъехавшей машины. Стали слышны приближающиеся голоса и стук каблуков на ступеньках лестницы. Наконец, дверь открылась, и в комнату вошёл невысокий человек. Несмотря на парадный мундир, он удивил гостя своим «Добрый вечер», вместо ожидаемого «Хайль Гитлер». Приветствуя друг друга лёгким поклоном головы, они обошлись без рукопожатий. Всесильный глава СС с безграничной властью не производил впечатления демона. Его близорукие, близко посаженные друг к другу бесцветные глаза за стальной оправой очков заметно выделялись на фоне пухлого и блестящего лица со впалым подбородком. Он был очень далёк от того «нордического идеала», которому был так привержен. «Если бы я не знал его прошлого, — вспоминал Мазур, — я бы и подумать не мог, что это и есть тот человек, который несёт ответственность за самое массовое уничтожение людей за всю человеческую историю». Гиммлера сопровождал глава его канцелярии штандартенфюрер СС Рудольф Бранд. Этот 39-летний эсэсовец через три года будет повешен по приговору американского военного трибунала в Нюрнберге (после главного Нюрнбергского процесса американцы провели ещё 12 своих нюрнбергских процессов). Его же непосредственный начальник ровно через месяц, попав в плен к англичанам, раскусит ампулу с цианистым калием. Трое остальных участников тайной ночной встречи оставили свои воспоминания о тех секретных переговорах, позволяющие получить представление как об их характере, так и о самой обстановке, в которой происходило столь значимое, но малоизвестное событие Второй мировой войны.
Норберт Мазур и доверенные лица рейхсфюрера прошли к столу. Сам же Гиммлер продолжал неподвижно стоять перед зажжённым камином. Возможно, он возвращался к тем новостям, которыми были богаты прошедшие сутки. На праздновании своего дня рождения фюрер объявил, что согласился с предложением Геббельса не покидать Берлин. Кроме того, была получена уже проверенная информация о том, что Эйзенхауэр согласился с просьбой Москвы предоставить право русским войскам самим штурмовать немецкую столицу. (Точные причины его отказа от ранее запланированного участия в Берлинской операции не выяснены до сих пор). 20 апреля американцами была произведена их последняя бомбардировка Берлина. Всё это означало, что накануне военной катастрофы Гиммлеру надлежало оставаться вместе с фюрером в бункере до тех пор, пока его не захватят советские войска. До полного окружения Берлина оставались считанные дни (25 апреля 4-я танковая армия Первого Украинского фронта соединится с 47-й армией первого Белорусского фронта, замкнув тем самым кольцо окружения вокруг Берлина).
Примириться с такой перспективой было выше его сил. Нарушив молчание, он рассеянно, как будто никого, кроме него, не было в комнате, начал говорить о том, что его поколение никогда не знало мирного периода. «Когда началась Первая мировая война, — негромко произнёс он, — мне было 14 лет. Едва эта война закончилась, в Германии была развязана уже гражданская война, в которой снова ключевую роль играли евреи…».
Он повернулся в этот момент, и в комнате, освещённой горевшим пламенем камина и мерцанием настольных свечей, прямо в лицо испытующе посмотрел на еврейского посланца. Лишь после этого вступления, словно только сейчас обративший внимание на всех присутствовавших, он сел за стол и долго выбирал, что ему взять, пока не остановил свой выбор на кусочке пирога. После второй порции десерта Гиммлер продолжил начатый монолог. В течение примерно сорока минут он пытался объяснить или оправдать германское отношение к евреям. «Среди нас они всегда были инородным элементом, которые, естественно, вызывали понятное раздражение. Их несколько раз выселяли из Германии, однако эта раса всегда возвращалась. Взяв власть, мы хотели, чтобы они уехали от нас уже окончательно, навсегда. Я был сторонником гуманного решения этой проблемы через эмиграцию, но ни одна из стран, якобы дружески относившихся к евреям, не пожелала их принять…». Он вновь сквозь очки пристально и долго, не сводя своего взгляда, уставился на гостя. Керстен вспоминал, что был вновь, как и после приземления, в ожидании посланной за ними гестаповской машины, и в то же время поражался небывалой выдержкой и самообладанием Мазура. А спустя мгновение, его ждало настоящее потрясение. Мазур неожиданно для всех сделал то, что не позволял себе никто — он резко на полуслове перебил рейхсфюрера и не дал ему закончить его омерзительную тираду. «Международное законодательство никогда не допускало изгнания людей из страны, где жили их отцы и покоятся их предки, но вы нарушили все человеческие законы и все человеческие нормы», — последнюю фразу он чётко повторил ещё раз. Его твёрдый и ясный голос обрёл такую мощь, что Гиммлер заметно растерялся. Это непривычное вторжение в его речь и вызов, который в ней содержался, казалось, вывело его из равновесия. Когда это было, чтобы хоть кто-то мог вслух подвергнуть сомнению его доктрину? Когда это было, чтобы кто-либо, кроме Гитлера, мог позволить себе не только перебить и возразить, а просто не дослушать его?
После заметного замешательства, больше похожего на шок, Гиммлер продолжил защищать нацистскую политику, но был снова прерван. Несмотря на полное осознание того, что глава СС может немедленно уничтожить его или отправить в концлагерь, еврейский посланец потребовал не тратить время на пустые разговоры и начать решать практические вопросы. К тому моменту главарь СС уже потерял свою ауру, с которой приехал всего час назад. Почти в истерическом тоне, теряя даже подобие логики, он стал защищать необходимость концентрационных лагерей, цель которых мир понимает неправильно. Ведь уровень преступности в стране драматически снизился благодаря таким воспитательным заведениям. Да, заключённым приходится тяжело трудиться, но этим они ничуть не отличаются от остальных немцев».
«Господин Гиммлер, — вновь остановил его Мазур твёрдым голосом, который обрёл силу, о существовании которой он сам никогда не догадывался. Подобно грому небесному, этот голос звучал свыше и, казалось, не мог принадлежать человеку. «В этих воспитательных заведениях я потерял всю свою семью, всех друзей семьи и всех моих школьных товарищей…».
После наступившей паузы Мазур достойно и сдержанно добавил: «Мы требуем освободить всех евреев из лагерей, находящихся вблизи от Швеции или Швейцарии, чтобы их можно было эвакуировать в эти страны. Остальные лагеря должны быть обеспечены достаточным количеством еды и без сопротивления переданы союзникам, когда к ним приблизится фронт. Кроме того, мы настаиваем на освобождении всех лиц, перечисленных в письмах шведского Министерства иностранных дел. Выполнение этих требований оставит главе СС шансы разговаривать с его противниками».
Гиммлер взял паузу. Уединившись с Рудольфом Брандом, он обдумывал своё решение.
Через два с половиной часа переговоров Мазура с Гиммлером (трое его доверенных лиц за всё это время не проронили ни слова) рейхсфюрер сказал о том, что только три дня назад, 18 апреля 1945 г., он отдал приказ, который принят к исполнению. Этот приказ гласит, что ни один заключённый не должен попасть в руки врага, то есть все узники концлагерей и тюрем должны быть уничтожены. С этого часа он отменяет этот приказ как свидетельство его готовности к взаимоприемлемому диалогу. Гиммлер, не теряя времени, поручил Шелленбергу сразу же выехать в концлагерь Равенсбрюк, он находился в 30 километрах от места переговоров, и передать его коменданту Фрицу Сурену новое распоряжение о немедленной приостановке ликвидации заключённых. Накануне, только за один день там были уничтожены 500 женщин. Однако, случилось непредвиденное: комендант концлагеря не подчинился Шелленбергу, тогда вслед за ним в Равенсбрюк выехал штандартенфюрер Рудольф Бранд — и только после подтверждения устного приказа рейхсфюрера все казни там были остановлены. Кроме того, Гиммлер сообщил Мазуру о том, что он своей властью освобождает тысячу еврейских женщин, которых должен принять шведский Красный Крест. Все они будут указаны как польские заключённые. В секрете должен оставаться не только ваш визит сюда, — выговорил он,– но и их прибытие в Швецию. В дополнение к этому, наступающим уже утром освобождаются французские и голландские женщины, имена которых были переданы в Берлин из Стокгольма, в эту группу будут включены остающиеся в живых норвежские евреи.
В своих воспоминания «Зодиак и свастика», опубликованных в 1973 г., личный астролог Гиммлера приводит сказанные им напоследок слова его партнёру по переговорам после их завершения около 5 часов утра: «Вы знаете, герр Мазур, если бы мы встретились лет десять назад, этой войны могло и не быть». Палач хотел понравиться своему врагу — уж очень хотелось зверю принять человеческий облик.
Результаты договорённости между Мазуром и Гиммлером утром следующего дня, 21 апреля 1945 г., были переданы руководителю Международного комитета Красного Креста графу Фольке Бернадоту, который обеспечил транзит освобождённых фашистских узников в нейтральную Швецию. Стремясь произвести благоприятное впечатление на влиятельного шведского посланника, который согласился передать генералу Эйзенхауэру его предложение о сепаратном мире с Западом, рейхсфюрер СС сообщил ему о немедленном освобождении ещё большей группы заключённых, включавшей всех узников концлагеря Равенсбрюк. Половинчатая капитуляция Германии, которую пытался осуществить глава СС, не устроила союзников — в переговоры с Гиммлером никто не вступил, но тысячи и тысячи заключённых обрели свободу.
После смерти Норберта Мазура в 1971 г. газета The Jerusalem Post написала, что огромное количество людей, населяющих ныне Землю, даже не подозревают, что своей жизнью они обязаны этому скромному человеку, не получившему наград, общественного признания или широкой известности. Обычная судьба подлинных героев.
Борис Липецкер
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
