Напротив нашей дачи долгое время пустовали два участка. Потом на одном из них, который левее, появились хозяева. Точнее сказать, хозяйки: одна — пожилая, другая — средних лет, примерно одного со мной возраста. Они обнесли участок решеткой и построили маленькое, прямо игрушечное, жилище. Самое необычное: покрасили его в ярко-желтый цвет. Это было непривычно, но красиво. Нам понравился этот цыплячий, как мы его назвали, домик, а с хозяйками я быстро подружилась. Старшую звали Ольгой Ильиничной Белоусовой, ее дочь, как и меня, — Татьяной. Ежедневно по три-четыре часа проводили вместе на расположенном неподалеку Пироговском водохранилище. Лето выдалось жарким, и на берега нашей Пироговки устремилось, кажется, пол-Москвы, отчего она стала напоминать южный берег Крыма. Особенно донимали водные мотоциклы, хозяева которых норовили промчаться как можно ближе к берегу, чтобы похвастаться сноровкой. Вдали царственно скользили под парусами белоснежные спортивные яхты.
— Надо же, как красиво, — невольно вырвалось у меня. — Прямо как у Грина… Не хватает только алых парусов.
— А знаете, Танечка, — неожиданно отозвалась Ольга Ильинична, опершись на локоть и глядя на яхты, — я ведь когда-то была знакома с настоящей Ассоль. Женой Александра Грина, которой он посвятил «Алые паруса».
— И где же вы с ней познакомились, в Крыму?
— Да нет, на Севере. В сталинских лагерях…
… О жене Грина — Нине Николаевне Грин вообще написано не так уж много, а о ее пребывании в лагерях известно и того меньше. И мне подумалось, что рассказ моей соседки по даче может быть интересен всем любителям творчества замечательного писателя-романтика.
Солнце всходит, но не заходит
История того, как оказалась в лагерях 20-летняя москвичка Оленька, одновременно и трагична, и банальна по тем страшным временам. Родилась и выросла она в Москве, в интеллигентной семье. Когда немцы подошли к столице, ее семья эвакуировалась на Кубань к родственникам. Там Ольга Возовик (ее девичья фамилия) продолжила занятия в местном пединституте. Была отличницей, смешливой и острой на язычок. Он-то ее и подвел.
Однажды на семинаре разбирали стихотворение казахского поэта Джамбула, посвященное Сталину. Великий вождь всех времен и народов, естественно, сравнивался с солнцем — любая другая метафора была бы для него мелковата. А смешливая Оленька возьми и шепни подружке: «Солнце всходит и заходит…». Этого было достаточно, чтобы оказаться в краях, где солнце не заходило по полгода, а потом столько же стояла полярная ночь.
Дальше было длившееся несколько месяцев следствие и пересыльная тюрьма, где всех заключенных — и мужчин, и женщин — раздели догола и выстроили в одну шеренгу перед «покупателями», приехавшими из лагерей за новой порцией бесплатной рабсилы. «Покупатели» ходили вдоль рядов заключенных, ощупывая их и отбирая живой товар покрепче — для работы на лесоповале и рудниках требовались физически выносливые люди. Это очень было похоже на невольничьи рынки, о которых Оля читала в детских книжках. Тогда она не могла себе даже представить, что нечто похожее может происходить в их любимой Советской стране…
Больше всего Оля боялась, что никто из «покупателей» не захочет забрать ее из тюрьмы — от пребывания в одиночке она очень ослабела и едва держалась на ногах. Видимо, один из приезжих прочитал немую мольбу в глазах донельзя исхудавшей, дрожащей от холода голой девочки-подростка, и сердце его дрогнуло. В общем «столыпинском» вагоне, предназначенном для перевозки скота, ее вместе с другими отобранными заключенными отправили по этапу на Север, в лагерь под Воркуту.
В эшелоне она впервые близко столкнулась с уголовниками, представлявшими собой наглую, жестокую, безжалостную силу, отнимавшую жалкие крохи хлеба у других заключенных, в том числе и у нее самой. За время следования Оленька так обессилела, что по прибытии на место уже не могла самостоятельно выйти из вагона.
Но была в лагерях и другая сила — политические. Цвет интеллигенции, опальные академики, профессора, врачи и педагоги, которые объединились против уголовщины и старались во всем поддерживать друг друга: поскольку от них во многом зависело жизнеобеспечение лагерей, администрация вынуждена была с ними считаться. Именно они устроили так, что Олю Возовик сначала поместили в больницу и помогли ей встать на ноги, а потом смогли устроить здесь же на работу дежурной нянечкой.
В этой же больнице работала заключенная Нина Николаевна Грин.
Снимок у изголовья
Путь в лагеря жены Грина был гораздо более сложным и запутанным. После смерти писателя, в 1932 году она осталась жить с больной матерью в Старом Крыму. Здесь же их застала оккупация. Первое время жили, продавая старые вещи. Когда продавать стало нечего, пришлось искать работу. А какую работу можно было найти слабой интеллигентной женщине в оккупированном Крыму? Нина Николаевна считала, что ей еще повезло — подвернулось место корректора в типографии открытой при немцах газетенки. Знать бы, чем обернется это «везение» в будущем…
Никаких заметок, прославляющих «новый порядок», она, естественно, не писала и писать не могла. При любом режиме корректор — самая скромная должность, от которой мало что зависит. Но именно сотрудничество с немцами было поставлено ей в вину после войны. Плюс еще пребывание на невольничьих работах в Германии, куда Нину Николаевну вместе с другими местными жителями насильно увезли в 1944 году.
Там она находилась в лагере под Бреслау. Воспользовавшись бомбежкой союзников, в 1945-м бежала, с трудом добралась обратно в свой любимый Крым. А вскоре снова угодила в лагерь — теперь уже сталинский. Не помогло даже свидетельство очевидцев о том, что в годы войны жена Грина лично спасла жизнь 13 человек, взятых в заложники после убийства немецкого офицера: Нина Николаевна бросилась в управу и каким-то чудом упросила городского голову выпустить их на свободу…
В ту пору, когда она познакомилась с юной Оленькой Возовик, Нине Николаевне было около пятидесяти лет. Оле — чуть больше двадцати. Тем не менее, они быстро сошлись и подружились.
Что привлекло жену Грина в этой наивной, худенькой, мечтательной девочке? Быть может, ее схожесть с той Ассоль, которой она сама была в молодости, и мечты которой безжалостно раздавило время?
— Я для нее была как дочка, — вспоминает Ольга Ильинична. — Помню, сижу ночью на дежурстве, глаза слипаются, и вдруг она приходит: «Иди поспи, я за тебя посижу». А однажды Нина Николаевна сшила мне юбочку из брюк, которые выменяла у кого-то на пайку хлеба. Она была большая мастерица и постоянно что-то шила…
— А черты Ассоль она в себе сохранила?
— Знаете, в ней были какие-то врожденные изящество и грациозность. Вот она ляжет спать на лагерные нары, но ляжет так, что будешь любоваться. В ней все было красиво. Даже омерзительную лагерную баланду она умела есть так, словно это было изысканное кушанье. Глядя на нее, я думала, что можно оставаться Ассолью и в самых трудных обстоятельствах. Но для этого надо очень крепко любить и верить.
Даже после смерти Грина Нина Николаевна продолжала безумно любить своего мужа. В изголовье лагерных нар она поставила его фотографию, чудом уцелевшую после бесчисленных обысков, и каждый день старалась положить рядом с ней то зеленый листок, то травинку, то красивый кусочек ткани — цветы в лагерях не росли…
Рядом с Ниной Николаевной Оля научилась верить в чудо, которое обязательно должно произойти. И это чудо случилось: в 1954-м ворота лагеря перед ними распахнулись. А затем произошло еще одно, самое невероятное: у ворот легкую, как пушинку, едва стоявшую на ногах от слабости Олю, подхватил на руки человек, который любил и ждал ее все эти годы и который вскоре стал ее мужем…
Подарок Ассоль
После смерти Сталина многих амнистировали. Наших героинь — тоже. Они продолжали встречаться уже в Москве. Однажды жена Грина пригласила Ольгу Ильиничну в филиал Большого театра на балет «Алые паруса», в котором танцевала Лепешинская. Нина Николаевна была уже седой, но по-прежнему красивой женщиной. Вдруг на весь зал объявили: «Здесь присутствует сама Ассоль». Свет софитов буквально залил ложу, в которой они сидели. Зрители встали и зааплодировали. Нине Николаевне бросали в ложу огромные букеты. Ассоль-сказка, Ассоль-быль по-прежнему была нужна людям…
К сожалению, этого нельзя сказать о тогдашних властях Старого Крыма, которые упорно не хотели возвращать домик Грина его законной хозяйке. После ареста Нины Николаевны он перешел к председателю местного исполкома и использовался как сарай. Несколько лет понадобилось Нине Николаевне, чтобы восстановить справедливость и создать в этом доме маленький музей Грина.
По словам Ольги Ильиничны, в последние годы своей жизни Нина Николаевна очень беспокоилась за его будущее и хотела завещать домик своей лагерной подруге. Но Ольга Ильинична отказалась, полагая, что недостойна такого царского подарка. И только к старости приобрела себе вместе с семьей дочери цыплячий домик-дачу.
Конечно, его не овевают морские ветры, и даже из окон его мансарды никогда нельзя будет увидеть алые паруса. И все же мне кажется, что здесь незримо обитает сама Ассоль.
Вместо послесловия
Давняя клевета, увы, не отпустила жену Грина и после ее смерти. Когда Нина Николаевна скончалась, власти Старого Крыма не разрешили похоронить ее в могиле, где покоился Александр Степанович Грин со своей матерью. Место для неудобной покойницы подобрали где-то на окраине кладбища.
Согласно легенде, которая до сих пор бытует среди любителей творчества Грина, друзья Нины Николаевны не примирились с такой несправедливостью — глухой осенней ночью выкопали ее гроб и перенесли в могилу мужа. Один из участников этой тайной операции оставил записи о случившемся в своем дневнике, который, увы, попал в руки следователей из спецорганов.
Могилу Грина вскрыли и ничего не обнаружили, потому что безымянные доброхоты догадались спрятать останки Нины Николаевны не рядом, а под гробом мужа. Так в общей могиле они и покоятся до сих пор.
Нет, все же надо верить в чудеса.
О том, что стало с домом Грина в Старом Крыму, рассказывает заместитель директора по науке Музея Грина Алла Алексеевна Ненада.
— Музей Грина Нина Николаевна открыла на общественных началах в 1960 году. В самом доме тогда мало что осталось: Нина собирала по крупицам, восстанавливала все так, как было еще при жизни писателя. Перед арестом многие рукописи и памятные вещи она раздала по знакомым, и теперь эти ценности стекались обратно в дом. Здесь в «гнезде» она закончила книгу воспоминаний о Грине, которую начала писать еще во время ссылки в Печоре. Сюда съезжались друзья, писатели, книгочеи, студенты. Организовался такой полулегальный клуб — «гнездо» любителей Грина. Именно «гнездо» и положило начало гриноведению.
… Когда ей сообщили, что в Феодосии решили открыть музей Грина, она отнеслась к этому скептически. Считала, что не получится воссоздать ту тонкую атмосферу, воплотить самого Грина. Новый музей она уже не увидела и не смогла оценить, умерла.
И вот появился музей Грина, а домик в Старом Крыму стал филиалом музея. Уже позже он перешел в ведение музея Темирикской культуры. Его организовала Мария Садовская — гениальный музейщик. Буквально на пустом месте в бывшем купеческом двухэтажном особняке она организовала этот музей. Сейчас там прекрасные сады, в которых и теряется «гнездо» Грина. Оно в прекрасном состоянии — чистенькое, красивое, ухоженное. Летом там дежурят сотрудники музея, зимой — сторожа. Можно приехать в любое время года и посетить это место. Там все сохранилось точно так же, как было при Нине Николаевне.
Татьяна ТИМОХИНА
2004 год
DIRECTV & AT&T. 155 Channels & 1000s of Shows/Movies On Demand (w/SELECT Package.) AT&T Internet 99 Percent Reliability. Unlimited Texts to 120 Countries w/AT&T Wireless.
Call 4 FREE Quote- 1-855-972-1400
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
