Это — первая он-лайн конференция с гостем «Новой газеты». Мы рады, что им оказался именно Игорь Миронович, автор незабываемых «гариков».
— Кто, по-Вашему, погубил Россию?
— Евреи, конечно! Вы хотели этого ответа?
Вы знаете, у академика Капицы была очень мудрая старушка-мать (это, по-моему, 70-е годы). И она замечательно говорила: «После всего, что русские сделали с евреями, русские люди не должны обижаться, что евреи сделали у них революцию».
А кто именно погубил Россию? Я думаю, что все-таки Ленин. Потому что зачинщиком всего был он. Идеологом был он. Мотором был он. И происходят до сих пор, на мой взгляд, странные вещи. Безумное количество моих коллег изо всех сил разоблачают преступления Сталина (кроме тех, конечно, кто восхваляет Сталина) и других. А вот очередь еще не дошла до Ленина, до его роли в том кошмаре.
А если говорить о слоях населения, которые погубили Россию, то, вне всякого сомнения, российская интеллигенция. Она дышала переворотом, хотела революции, помогала всяческим революционерам. Вспомним Блока, Брюсова: «И тех, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном». Российская интеллигенция в лице лучших своих представителей хотела этой очистительной бури и ее получила. Мы уже, к сожалению, им претензии предъявить не можем. Они погибли в первую очередь. Это мое личное мнение.
— Без чего холодильник Вам кажется пустым?
— Как вам не стыдно! Неужели вы не понимаете, без чего холодильник кажется мне пустым. Хотя лично я это в холодильнике не держу, чтобы не охладилось чрезмерно.
— Игорь Миронович, что будете делать, если вдруг в России появится такая власть, которая Вам понравится?
— Я ничего делать не буду. Буду жить в Израиле, потому что я очень полюбил эту страну. И уехал я из России потому что просто Всевышний дал возможность какой-то второй, иной жизни. Одну жизнь — в России — я прожил пятьдесят два года, сейчас живу другую.
— Меня всегда радовала точность Вашего наблюдения:
«Забавен русской жизни колорит,
Сложившийся за несколько веков.
С Россией её совесть говорит
Посредством иностранных языков».
Ничуть не претендуя на родство колорита русской и израильской жизни, хочу спросить: как вы полагаете, на каком языке совесть говорит с Ольмертом? Судя по всему, родного он точно не понимает!
— Я с вами совершенно не согласен. Я думаю, что Ольмерт — человек достаточно совестливый, разумный и болеет за Израиль. А то, что у нас сейчас такое правительство, так это такая, по-моему, судьба Израиля. Вы знаете, когда не слишком опасные времена, у нас — ужасное правительство, но как только становится тяжело, немедленно появляются всякие бен-гурионы, бараки, шароны и так далее. В Америке во многих ресторанах висит замечательное объявление: «Не стреляйте в тапера, он играет, как умеет».
— Уважаемый Игорь Миронович, не жалеете, что уехали?
Если не жалеете, то почему так часто приезжаете?
Если жалеете, то почему не возвращаетесь?
Если решитесь вернуться, то не страшно вам тут будет жить?
Если страшно, то кто Вас больше пугает — власть или народ?
Если власть, то почему народ выбирает себе такую власть и ею доволен?
Если Вас пугает народ, то почему власть ничего не делает для его воспитания? И так до бесконечности…
— Начну отвечать с конца.
Власть не может что-то делать для воспитания народа. Народ — он существует и выбирает себе власть, которая ему по плечу, по душе, по всяким другим параметрам.
Теперь вернусь к началу.
Я совершенно не жалею, что уехал, как уже отвечал. Я совершенно не хочу возвращаться, потому что я уехал в страну, в которой мне очень хорошо. И я там дома — это главное ощущение. И возвращаться мне совершенно не хочется.
Мне за Россию то страшно, то стыдно, очень часто стыдно. Здесь бы я просто сгорал со стыда. Мне кажется, что в сегодняшней России жить довольно унизительно ввиду разных поступков как раз ее власти.
А что касается народа, вы знаете, я как-то в Архангельске получил от зрителя замечательную записку. Мне написали: «Игорь Миронович, в краю нашем Архангельском тоже очень много лагерей. Поэтому, если что с Вами случится, мы будем рады считать вас своим земляком». Вот это, по-моему, очень многое говорит об архангельском народе.
Нет, я не боюсь ни народа, ни власти. Я просто живу в стране, которую полюбил, и поэтому совершенно не собираюсь возвращаться.
— Уважаемый Игорь Миронович, кто Ваш любимый композитор?
— Очень сложный для меня вопрос. Вы знаете, беда в том, что, к сожалению, мир музыки для меня совершенно закрыт. У меня мама закончила консерваторию, а я пошел в отца… Когда отец служил в армии, у его старшины была специальная команда, он говорил: «Рота, запевай! Губерман может не петь». И вот при таких данных я к музыке, к сожалению, совершенно индифферентен. Я мог бы отговориться и назвать Шостаковича, Чайковского, Шопена, Мусоргского, Шуберта. Но лучше быть честным человеком — нет у меня любимых композиторов.
— Где-то в году 94-м (а может, в конце 93-го — уже не помню) муж привез мне Ваши «Гарики». А ситуация в Тбилиси почти, как в «Окаянных днях»: костры во дворах, на них мы готовили обед, потому что уже не было света и газа, но зато все знали, у кого что поесть, на лестничных площадках варили кофе, потому что кофе — это интим. Все злые, растерянные, разные и только наш подъезд — ржет. Каждый вечер из нашего подъезда вечерами раздавался смех, ибо «Гарики», как Вы изволили указать, были «на каждый день». Мы их читали вслух. Потом я давала их читать своим друзьям. Потом мы их перечитывали. Потом книга истрепалась, и теперь я ее никому никогда не даю. Вы помогли мне выжить. И не только мне. Трудно представить, что вот эти ежевечерние «Гарики» были той веревкой, которая не позволила рухнуть в бездну ненависти и желчи. Мне очень хотелось сказать это Вам, когда Вы приехали в Тбилиси, но было неловко. Сейчас я хочу сказать Вам «Спасибо!»
— Спасибо вам огромное за эти замечательные слова! И за то, что такое происходило. Такие письма мне очень помогают жить.
— И мира, и здоровья, и все той же завидной ясности мысли, и того же блестящего юмора… А вопрос у меня есть, и мучает он меня уже много лет. Игорь Миронович, вам таки удалось тогда вывезти тот легендарный моржовый… сувенир?
— Вы знаете, это не сувенир, это моржовый…. Такой орган у моржей есть, и мне его специально с Чукотки привез в подарок один человек… Я пытался его вывезти в 88-м, а девушка с таможни мне сказала, что с этим нужно идти в министерство культуры… Я немного отвлекусь, простите, просто это очень приятные воспоминания.. Мы с женой как-то вечером на кухне выпивали… а вначале я хотел повесить его в спальне, а жена, Тата, так заботливо мне говорит: «Не вешай его в спальне, у тебя же будет комплекс неполноценности..» И мы его повесили на кухне. И как-то вот мы сидим с Татой вечером, выпиваем, и я так на него задумчиво смотрю и говорю: «Как ты думаешь, мне его разрешат вывезти в Израиль?» На что моя жена злобно сказала: «Ты сначала хоть свой вывези…» И я эту очередность соблюл полностью. Его провез контрабандой, чем очень горжусь..
— Из-за того, что на Руси честность всегда мерялась количеством украденного, произошло расхождение взглядов — власть считает, чем ты больше украл, тем честнее, а народ уверен, что тот, кто украл меньше, честнее. Как разрешить это противоречие?
— Вы уж меня простите, я не буду здесь вдаваться в логику, тем более что вопрос для выпендрежа.
Что касается украсть, у меня был такой стишок:
«Мечте сплотить народ и власть
В России холодно и тяжко,
Поскольку меньше врать и красть
Никак не может власть, бедняжка».
— Вам не страшно, Игорь Миронович, безотносительно к России, просто в ЭТОМ мире?
— Вы знаете, наверное, нет, я уже как бы отбоялся свое, мне пошел восьмой десяток… Но за детей, за внуков мне страшно очень. На мой взгляд, всему миру, цивилизованному миру, который меня интересует и с которым я имею дело, угрожает сегодня совершенно жуткая опасность, которую я же несколько лет назад назвал «зеленой чумой», потом журналисты это подхватили. Я не хочу сказать плохо об исламе, но вот этот террористический радикальный нарост на исламе — это очень страшно для всей России. Потому что явно задумываются, так сказать, новые завоевания Европы, Америки и так далее, а Европа, старая дура, этого не хочет видеть от страха. Чуть-чуть встрепенулась Америка после 11 сентября. Но после все снова успокоилось. Вот это мне очень страшно. Страшно за детей и внуков, за себя нет.
Продолжение следует