И иудаизм и язычество являются двумя ответами на вопрос Сократа: Почему боги любят добро, потому что оно добро, или потому добро — это добро, что его любят боги? Языческий ответ, предложенный самим Сократом, гласит, что добро, т.е. безличная истина, стоит над богами. Ответ иудаизма противоположный: добром является то, что объявлено таковым живым Богом.
Олимпийские «хористки»
В недельной главе «Ахарей» приводится пространный перечень запрещенных сексуальных связей: «Никто ни к кому из родственников по плоти не приближайтесь, чтобы открыть наготу. Я Господь. Наготы отца твоего и матери твоей не открывай…. К жене во время отлучения в нечистоте ее не приближайся, чтобы открыть наготу ее. И с женою ближнего твоего не ложись, чтобы излить семя, оскверняясь ею. И детей твоих не давай проводить пред Молохом, и не оскверни имени Бога твоего. И с мужчиной не ложись, как ложатся с женщиной. Это мерзость. И ни с какой скотиной не допусти себе лежания, чтобы оскверниться ею» (18.6-23).
Как мы видим, в этом перечне нарушений сексуального характера на одном дыхании упоминается также и предостережение от поклонения Молоху.
Обыкновенно идолослужение уподобляется супружеской измене, воспринимается, как разновидность брачного нарушения (союза Израиля со Всевышним). Но возможен и обратный ход, поскольку и сами брачные отношения без особого труда могут быть уподоблены религиозным. Причем отношения любви в данном случае будут соответствовать религии монотеистической, а отношения блудливые и потребительские – идолослужению. Распутник по своей сути – именно идолослужитель.
Мы можем представить иудаизм и язычество как две в равной мере почтенные и приемлемые системы, которые кроме того друг другу дополнительны и друг друга предполагают. Действительно, иудаизм и язычество являются двумя ответами на вопрос Сократа: Почему боги любят добро, потому что оно добро, или потому добро — это добро, что его любят боги?
Языческий ответ, предложенный самим Сократом, гласит, что добро, т.е. безличная истина, стоит над богами. Ответ иудаизма противоположный: добром является то, что объявлено таковым живым Богом.
Здесь все определяется тем, какое место занимает личное начало. В иудаизме и возникших на его основе ряде культурных и религиозных течений в основу ценностей положена личность. Все внеличностное осмыслено лишь постольку, поскольку может служить средством общения, в той мере, в какой оно вовлечено в сферу выражения (знаки завета) союзных личностей. И напротив, в религиях языческих народов последняя действительность выстилается каким-то надличным законом, которому и люди, и демоны и боги в равной мере подчинены, и главное, который они считают чем-то по отношению к себе высшим. Они чувствуют себя существующими лишь в меру причастности к чему-то «большему», чем они сами.
Итак, комплементарность подходов налицо. Они именно предполагают друг друга. Между тем это отвлеченное наблюдение, уравновешивающее иудейский и языческий подходы немедленно приобретает свой духовный смысл, как только мы соотнесем его с брачной сферой и проинтерпретируем религию на языке человеческой любви.
Виктор Франкл пишет: «Очень часто предпочитаемый женский тип — это тип хористки. Это легко можно понять, когда мы рассмотрим, каким тщательно обезличенным типом она является. Хористка является, так сказать, девушкой «массовой». Она является составляющей частью точного механизма — хорового строя, коллективной труппы. Как таковая она не может выйти из своих рамок. Средний современный мужчина выбирает этот тип женщины как свой эротический идеал, потому что она не может в силу своей безликости обременить его ответственностью. Этот тип распространен повсеместно. Так же, как одна хористка в ревю может быть заменена любой другой, так и в жизни этот тип женщины легко заменим. Тип хористки — это безликая женщина, с которой мужчине не нужно устанавливать личных взаимоотношений, не надо брать на себя никаких обязательств. Женщина, которую он может «иметь», а следовательно, нет необходимости ее любить. Любить можно только личность; безликость типа хористки любить нельзя. С ней не встает вопрос о верности; неверность следует из самой безликости. Неверность в таких эротических отношениях не только допустима, она необходима. Потому что там, где отсутствует счастье в любви, это отсутствие должно компенсироваться количеством сексуального удовольствия».
Но понятно, что принадлежность к «типу» переживается в определенных случаях как принадлежность к «чему-то большему», чем просто «тип».
Лион Фейхтвангер в своем романе «Братья Лаутензак» в следующих словах описывает нацистское соитие: «когда она отдавалась его объятиям, ей чудилось, что ее обнимает сам фюрер, обнимает вся мужская сила нацистской партии. И для него, когда он обнимал ее, странным образом слились воедино действительность и идея».
Бессмертные обитатели Олимпа были такими же рабами слепого рока, как и простые смертные. Над богами древней Эллады, как и над людьми, возвышались те же безличные законы. Античные скульпторы не случайно изображали своих богов безглазыми. Как и все прочие обитатели Олимпа, Венера – это типичная «хористка».
Итак, монотеизм в своей основе исходит из любви, язычество – из чего-то «большего».
Разумеется, идолослужение очень часто может быть окрашено сильными эмоциями, может быть отмечено личной преданностью и интимными чувствами. Но этот опыт уместно уподобить случайной нетерпеливой юношеской влюбленности. Шекспир не жалеет красок, описывая, как Ромео был влюблен в Розалину, прежде чем встретил Джульетту. Но впервые заметив ее, он воскликнул: «Любил ли я хоть раз до этих пор?». Так и искренние язычники: когда их глаза раскрываются, они чистосердечно обращаются к Богу Израиля.
Дополнительная характеристика
Между тем приведенное определение идолослужения его сущности до конца не исчерпывает. Оно вполне удовлетворит христианина, но для иудея покажется недостаточным.
Во всяком случае, иудаизм не вправе ограничиваться только этим определением. Для евреев помимо содержательного подхода относительно идолослужения существует также и формальный запрет на поклонение видимым предметам. Этот запрет дан Торой в числе десяти заповедей: «Не сотвори себе кумира».
Христианина шокирует, что для иудея одинаково неприемлемо поклониться как статуе римского императора, так и изображению девы Марии. Ведь содержательно ничто не может быть более отдаленным: с одной стороны жестокий царь, требующий религиозного почитания своей силы, а с другой — богобоязненная еврейская девушка, ответившая «Let it be» на призыв ангела.
Но формальное отношение иудаизма именно таково: поклоняться образу благочестивого еврея, мудреца или пророка нельзя в той же мере, как и статуе жестокого деспота, вообразившего себя богом.
Когда такое поклонение осуществляет инородец, иудаизм не возбраняет ему, именуя это почитание «соучастным идолослужением». Так, рав Герцог, бывший главным раввином Израиля в пору провозглашения его независимости, в своей книге «Законы Израиля в соответствии с Торой» пишет: «Не следует забывать, что они (христиане) имеют представление о Творце мира, хотя представление это и не вполне чисто. По моему мнению… исчерпывающей здесь следует принять позицию гаона рабби Зеева Вульфа Галеви Басковича, постановившего, что сыновья Ноаха не предупреждены относительно «соучастного идолослужения»… «Соучастное идолослужение» — это богослужение, которое с одной стороны обращено к безначальному единому Богу, Творцу неба и земли, а с другой присоединяет к нему силы телесные или какую-либо из природных сил, или человека, который их воображением поставлен на божественную высоту, но так что первый признается основой, а второй — производным. Даже если это является идолослужением для евреев, так что они подлежат за него смертной казни или смерти по воле небес, для сыновей Ноаха в этом нет ничего запретного… Христиане нашего времени, даже католики, не являются идолослужителями».
Но как мы видим, даже признавая, что для народов почитание образа девы Марии не является идолослужением, иудаизм вовсе не считает его нормативным, и однозначно запрещает почитание такого рода евреям.
Итак, для христианина, понимающего культ только содержательно, язычеством оказывается лишь язычество «по духу», а не «по форме». Идолослужением в границах христианского определения окажется любое служение, в рамках которого личность подавляется во имя «чего-то большего», чем личность, будь то коммунизм или, скажем, вульгарный сциентизм. И напротив, поклонение иконе, на которой изображена дева Мария или тот же пророк Элиягу – будет считаться истинным богопочитанием.
Иудаизму содержательное определение язычества представляется недостаточным, от иудея ожидаются дополнительные знаки верности Богу. Здесь существует явная параллель с молитвенной практикой. Еврей может молиться напрямую только Всевышнему и не вправе обращаться к душам усопших. Евреи молятся на могилах праведников, но при этом они обращаются не к их душам, а ко Всевышнему, во имя их заслуг.
Здесь между евреем и христианином (сыном Ноаха) пролегает явственная грань. В рамках еврейского служения любое культовое действо может предназначаться только Ему и Ему одному. Даже в том случае, если сын Израиля прекрасно различает между Ним и Его служителями, Его служителю он никак поклониться не можем. Для сына Ноаха в таком поклонении нет ничего предосудительного, и на первый план выступает именно содержательный фактор: христианину можно поклониться образу девы Марии, но нельзя образу — даже философствующего — императора Марка Аврелия.
Это различие между требованиями, предъявляемыми к народам и к евреям, превращает Израиль в своеобразную гвардию, которая напрямую повинуется Царю. Низшие офицеры одного рода войск (по крайней мере, в известных ситуациях) подчиняются высшим офицерам других родов войск. Однако капитан королевской гвардии не подчинится приказу никакого армейского генерала, но только приказу своего Монарха.
Еврей, поклоняющийся иконе, пусть даже на ней изображен не апостол Павел, а пророк Элиягу, совершает заведомое нарушение. Еврей избран преимущественно, и не в праве поклоняться святыням народов даже в том случае, если источник этих святынь истинен.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
