Защитник Конан Дойл

В январе 1925 г. из мрачной шотландской тюрьмы Питерхэд после отбытия наказания на свободу вышел Уильям Гордон. Спрятав во рту, он вынес на волю незамеченную при обыске записку своего сокамерника Оскара Слейтера. К тому времени узник уже много лет провёл на каторге, отбывая там свой пожизненный срок. Его послание было адресовано единственному человеку, который, как он считал, мог его спасти. Адресата его короткого письма звали сэр Артур Конан Дойл…

Под вечер 21 декабря 1908 г., в гостиной своей квартиры с размозжённой головой была обнаружена 82-летняя мисс Марион Гилкрист. Жестокое убийство богатой и одинокой старушки в шотландском Глазго потрясло его жителей и долгим эхом отозвалось по всей Британии.

Это преступление, как и ход его расследования, вобрало в себя столь сложный клубок самых разнообразных аспектов, что и сегодня вызывает множество ассоциаций и параллелей. Они напоминают не только вечные литературные сюжеты — от «Преступление и наказание» Достоевского до «Пигмалиона» Бернарда Шоу, но и реальные драматические события, включая «Дело Дрейфуса». Так, один из биографов английского классика написал, что влияние Конана Дойла на «Дело Слейтера» сопоставимо с той ролью, какую сыграл Эмиль Золя в «Деле Дрейфуса».

Хотя каждое из этих сопоставлений имеет свои основания, тем не менее ни одно из них не вписывается в рамки той или иной концепции. По многообразию этих аналогий оно может соперничать только с обилием «улик» и следов, оставленных человеком на месте преступления, которое он не совершал и о котором до своего ареста ничего не знал.

В тот злополучный день ровно в семь часов мисс Марион Гилкрист отправила свою служанку, двадцатилетнюю Хелен Лэмби, за вечерней газетой. Когда та минут через десять вернулась, она встретила в дверях мужчину, который вихрем промчался мимо неё. Войдя в гостиную, она увидела свою хозяйку, лежавшую на полу с разбитой головой, из которой ещё струилась кровь. Её тело частично было прикрыто ковром.

Инспектор полиции Джон Пайпер и старший следователь отдела криминальных расследований Джон Орд прибыли на место преступления в течение получаса. Кто-то совсем недавно, незадолго до их прихода, с силой распахнул дверцы изящного секретера, которые болтались на сорванных петлях. Личные бумаги убитой и открытые шкатулки с ювелирными украшениями в беспорядке были разбросаны по полу. Из ценных предметов, по словам служанки, пропала только одна вещь — бриллиантовая брошь. Когда сыщики спросили, как выглядел убегавший, Хелен Лэмби ответила, что не разглядела его лица, но имеет представление о внешнем облике злоумышленника. В тот же вечер Департамент полиции Глазго распространил бюллетень, в котором сообщалось об убийстве Марион Гилкрист, его месте и времени. Говорилось в нём, что по подозрению в совершении преступления разыскивается темноволосый мужчина 25 — 30 лет, который в тот вечер был одет в серое пальто и тёмную шляпу. Сообщалось и о пропаже обрамлённой серебром золотой броши с большим бриллиантом в её центре. 23 декабря некая Барбара Бэрроумен сообщила полиции, что её

14-летняя дочь видела мужчину, выбегавшего из дома мисс Гилкрист в день убийства вскоре после 7 часов вечера. По её описанию это был высокий человек лет 28, одетый в желтовато-коричневый дождевик. Причём нос его был слегка повёрнут вправо. Эти свидетельства расходились с показаниями мисс Лэмби, что дало основание полиции предположить, что в убийстве был замешан ещё один участник. Поэтому в следующем бюллетене, предназначенном для печати, полиция дала описание двух подозреваемых.

Жестокое убийство беззащитной пожилой женщины вытеснило тогда все остальные городские новости. Взволнованные жители всё больше и больше сходились во мнении, что на такое чудовищное преступление, совершённое, к тому же, накануне Рождества, мог пойти только иностранец, которому чужды их традиции и их ценности. Нечто подобное происходило в конце 80-х годов в Лондоне. Тогда в районе Ист-Энда, где селились еврейские иммигранты из Восточной Европы, орудовал печально известный маньяк Джек Потрошитель. Первыми подозреваемыми в жесточайших убийствах стали Аарон Косминский из Польши и Михаил Острог из России, обвинения против которых, несмотря на предъявленные «доказательства», так и не подтвердились. Теперь те же настроения бушевали уже среди жителей Глазго. Респектабельная шотландская газета «Glasgow Magazine», подробно освещавшая шокирующее убийство, писала, что «Великобритания с распростёртыми объятиями принимает всякую нечисть, которая в поисках добычи пробирается в наше общество». Эти строки, характерные даже для солидной английской прессы, отражали растущую враждебность британцев к прибывающим к ним эмигрантам.

Спустя ещё два дня, 25 декабря, в полицейское управление Глазго позвонил торговец велосипедами Эллан МакЛин. Он сообщил, что его знакомый по карточной игре в разговоре с ним упоминал бриллиантовую брошь, которую намеревался сдавать в ломбард. Ему было известно его имя — Оскар и даже дом, где тот живёт. Помимо этого, торговец велосипедами также сообщил, что этот не слишком известный ему господин — иностранец и к тому же, еврей. Звонивший, не стесняясь, говорил с полицейским чином на одном с ним языке, и они хорошо понимали друг друга. Этот налёт антисемитизма, царивший тогда на берегах туманного Альбиона, наложил заметный отпечаток и на эту криминальную историю…

Предубеждение против евреев всегда существовало в Англии, но к началу ХIX века оно заметно исчезало с общественного ландшафта туманного Альбиона. То столетие в Лондоне началось с довольно примечательного и необычного события. Представление о нём даёт письмо, которое в 1801 г. староста большой лондонской синагоги направил членам её правления: «Джентльмены, Их королевское высочество герцоги Кембриджский и Камберлендский (сыновья короля Георга III) известили меня о своём намерении посетить синагогу вечером в пятницу 14 апреля. Прошу вас сообщить, приемлема ли для вас эта дата, и готовы ли вы принять их в этот день. Ваш смиренный и покорный слуга Абрахам Голдсмит» (известный лондонский банкир и филантроп).

После вечерней службы высокие гости отправились на большой концерт в особняк всё того же Абрахама Голдсмита. Визит удался: королевская семья продемонстрировала свою благосклонность, а еврейская община — свою лояльность. К тому времени парламент уже разрешил евреям арендовать земли с принесением в присяге, сопровождавшей нотариальный акт, обязательной фразы: «по истинной вере христианина». Установленная королём формула присяги, содержавшей эти ключевые слова, ещё долго оставалась обязательной для военных и гражданских чинов, членов университета, адвокатов и членов парламента. Тогда значительная часть английских евреев стали порывать свои связи с синагогой, воспитывая своих детей вне религии, либо в духе англиканской церкви с целью сделать им доступными все поприща государственной и общественной жизни. Лорд-мэр Лондона Давид Саломонс и премьер-министр Великобритании, он же член Палаты лордов, Бенджамин Дизраэли — наиболее известные выходцы из таких семей.

1006464-i_005hhhhhhhhhhh — Бенджамин Дизраэли

После того как в 1858 г. в соответствии с принятым законом евреи получили право везде опускать в присяге упомянутую формулу, самое серьёзное препятствие для осуществления своей профессиональной карьеры было, наконец, снято.

Перемены, однако, не заставили себя ждать. В конце ХIX века, гонимые погромами и нуждой, на британские острова стали все больше и больше прибывать иммигранты из Восточной Европы. С начала 1880-х годов до Первой мировой войны примерно два с половиной миллиона евреев покинули Восточную Европу, значительная часть из которых поселились в Британии. Англия стала тогда вторым после Америки убежищем для еврейских эмиграционных масс. В течение почти десяти лет поток прибывавших в страну беженцев нигде не регистрировался, но его стремительный рост побудил власти в 1889 г. назначить специальную Королевскую комиссию для исследования иммиграции.

Подробные статистические данные, которые она собрала, охватывают период, начиная с 1891 года. Тогда в страну прибыли 28 270 человек, в том числе 12 607 или 44.5% — евреи из России и Польши. В 1904 г. иммиграция увеличилась до 62 607 человек, из которых 46 075, т.е. свыше 77% — составляло еврейское население, приехавшее из Восточной Европы. Массовый наплыв иммигрантов, значительная часть которых, по данным Королевской комиссии, почти четверть не имела никаких средств к существованию, вызвал нескрываемое раздражение в английском обществе. К тому же усилившаяся после англо-бурской войны безработица обострило крайне негативное отношение к иностранцам, которые могли вытеснять английских рабочих из ряда профессий. Нежданные пришельцы воскресили, казалось бы, уже давно забытые в Англии предрассудки против евреев. В 90-е годы начались массовые протесты против иммигрантов.

Зная обе фамилии подозреваемого, полиции удалось проследить его дальнейший маршрут. С Центрального железнодорожного вокзала Глазго он отправился в Ливерпуль. Там беглец снял гостиницу и на следующий день уже под именем Оскар Андерсон вместе с сопровождавшей его женщиной сел на борт шедшего в Нью-Йорк круизного лайнера «Лузитания» (того самого судна, которое вместе с пассажирами будет потоплено немецкими торпедами в мае 1915 г.). Власти Глазго телеграфировали своим заокеанским коллегам о визите в их страну человека, подозреваемого в убийстве. Как только 2 января 1909 г. британский корабль пришвартовался к американскому берегу, местные детективы поднялись на борт «Лузитании» арестовать Слейтера. При обыске у него была найдена квитанция за сданную в залог бриллиантовую брошь. Прибывшая вскоре в Нью-Йорк вместе с детективами из Глазго Хелен Лэмби подтвердила, что Слейтер похож на того человека, которого она видела сразу после убийства своей хозяйки. В ожидании долгой процедуры экстрадиции он должен был сидеть в тюрьме и продолжать оплачивать дорогостоящие услуги своих защитников. В такой ситуации по его просьбе адвокаты заявили, что их подзащитный, полностью доверяя шотландской судебной системе, готов предстать перед её судом, чтобы защитить своё доброе имя и сделать это как можно быстрее. В конце февраля он прибыл в Шотландию.

Найденная у Слейтера расписка, привела следователей к ломбарду, где хранилась бриллиантовая брошь. Но находка не обрадовала, а скорее, разочаровала местных пинкертонов. По описанию Хелен Лэмби, пропавшее украшение обрамлялось одним рядом бриллиантов. Однако подозреваемый отдал в залог предмет, обрамлённый тремя рядами драгоценных камней. Кроме того, найденная брошь была сдана в ломбард за три недели до её исчезновения у мисс Гилкрист и, таким образом, не имела к ней никакого отношения. Без сомнения, это было другое изделие. Единственное вещественное доказательство, связывавшее подозреваемого с местом убийства, перестало быть таковым. Полицейских это, однако, не смутило: могла же быть ещё одна брошь — никто не мог поручиться, что сданное в залог украшение является единственным, которым располагал взятый под стражу картёжник. Тем более что в его багаже был обнаружен купленный ещё в Глазго небольшой зачехлённый молоточек. Квитанция, подтверждавшая покупку этого орудия убийства как раз накануне преступления, как будто специально для следователей, аккуратно хранилась в его бумагах.

После фиаско с брошью, чтобы довести дело до суда, следствию необходимо было провести абсолютно безупречное контрольное опознание единственного подозреваемого. Чтобы не допустить никаких срывов, темноволосый Слейтер был помещён среди одиннадцати светловолосых шотландцев. Вильям Парк, журналист, много лет занимавшийся делом Оскара Слейтера, назвал подобный способ идентификации «попыткой скрыть огромного бульдога среди скромных дамских пуделей». «Полиция торопилась закрыть дело, — пишет Маргалит Фокс в своей книге «Конан Дойл в роли адвоката», — чтобы с радостью избавить Глазго от еврея-иммигранта, имея в виду его сомнительный образ жизни и не менее сомнительные средства существования. Ради этой цели она была готова свести его в могилу». Не прошло и двадцати секунд, как Лэмби указала на Слейтера, признав в нём человека, покидавшего квартиру Марион Гилкрист после её убийства.

3 мая 1909 г. по обвинению в убийстве он предстал перед Верховным судом Шотландии в Эдинбурге. В качестве вещественных доказательств фигурировал изъятый у него молоток и плащ, на котором, по версии следствия, оставались ещё плохо смытые пятна крови (анализа ДНК тогда не существовало). Брошь, сданная им в ломбард, отсутствовала в зале суда, но адвокат не спросил, почему столь важная улика не представлена присяжным, а пропавшее бриллиантовое украшение полиция не пыталась искать, хотя этот поиск и мог привести к настоящему убийце. Обвинение же, наоборот, умело использовало каждый оставленный преступником след против обвиняемого. Целый пассаж, к примеру, прокурор уделил отъезду Слейтера из Ливерпуля. Если защита утверждает, — рассуждал прокурор, — что он задолго до отбытия в Нью-Йорк собирался в Америку, почему же билеты не были заказаны заранее, а под чужой фамилией куплены только в день отплытия судна, когда они стоят значительно дороже. Человек, привыкший считать деньги, пренебрегает возможностью сэкономить. С чего бы это? На это, — с пафосом утверждал обвинитель, — у него была одна и единственная причина срочно покинуть Глазго — выскользнуть из рук правосудия… Его стремительный побег был ускорен публикацией полицейского бюллетеня с описанием его внешности. Бюллетень появился 25 декабря в два часа дня — и в тот же вечер обвиняемый спешно покидает Глазго…».

Кульминацией процесса стал допрос Хелен Лэмби, который проводил адвокат МакКлур: «Вы опознали подсудимого только на основании его походки, его роста и цвета волос?

— Да, и ещё части лица…

— Сейчас вы нам сказали, что опознали его лицо?

— Часть лица.

— Я прочитаю ещё раз тот вопрос, который вам был задан в Америке: «Опишите, пожалуйста, человека, которого вы видели, пробегавшего мимо вас по коридору в вечер убийства. Если вы можете, расскажите, в чём он был одет… и, если возможно, сообщите какие-то иные приметы, которые помогут его идентифицировать? Передо мной ваш ответ, — продолжал защитник: «На нём была другая одежда, чем та, в которую был одет бегущий к двери человек, а лицо его я не могу описать». Вы именно так сказали?

— Я не могла описать его лицо целиком, а только часть.

— Вам задали уточняющий вопрос: «Что вы можете сказать о его лице? Ваш ответ в Америке был ясным, и он зафиксирован в протоколе: «Я никак не могу описать его лицо потому, что его не видела». Почему вы сейчас утверждаете, что узнали человека, которого, по вашим же словам, вы не видели?

— Я видела его лицо…

— Почему же вы тогда сказали, что не можете описать его лицо потому, что его не видели?

— Он наклонил голову, и была видна только часть его лица…».

Столь странное и путаное поведение главного свидетеля обвинения и необъяснимое «узнавание» убийцы не смутило присяжных. Главным для них стала не её очевидная растерянность и не опровергнутые адвокатами улики, отошедшие на второй план, а личность обвиняемого, которая оказалась подходящей для роли хладнокровного убийцы. Будучи немецким евреем, он попадал сразу в две категории подозреваемых и, как считали присяжные, был способен на самые дурные поступки. Эмигрант без определённых занятий, выдававший себя за дантиста и зарабатывающий на жизнь картёжной игрой, под вымышленным именем селится рядом со своей будущей жертвой. Накануне убийства приобретает молоток и после совершения преступления, боясь быть узнанным, немедленно покидает Глазго, чтобы скрыться в Америке. Карточный шулер, который на вырученные от сомнительного бизнеса деньги возит по миру свою любовницу — это именно тот человек, который ради наживы может ворваться в дом к беззащитной старушке и забить её насмерть. Так или примерно так могли рассуждать присяжные, вынося после 70-минутных обсуждений обвинительный вердикт подсудимому.

Из 15 человек, решавших его судьбу, девять признали его полностью виновным, один — невиновным, и пятеро не смогли определить, виновен он или нет. При таком разделении мнений присяжных в Англии подсудимому гарантировался другой суд. Но в Шотландии для вынесения приговора единогласия жюри присяжных не требовалось — решение принималось большинством голосов.

6 мая 1909 г. Оскар Слейтер был признан виновным и приговорён к смертной казни через повешение, назначенное на 27 мая того же года. К 17 мая, собрав 20 тысяч подписей под своей петицией, адвокаты обратились к госсекретарю Шотландии с просьбой смягчить наказание их подзащитному. За 48 часов до виселицы Слейтеру сообщили о замене смертной казни на пожизненное тюремное заключение.

Он был отправлен в самую суровую тюрьму — Питерхед на северо-востоке Шотландии. Сам город, где располагалась это мрачное заведение, к тому времени стал своего рода китобойной столицей Европы — аналог американского Нового Бедфорда в Массачусетсе. Для строительства новых портовых сооружений в скальных породах северного побережья городские власти сами ходатайствовали о создании там тюрьмы строго режима — недостатка в заключённых никогда нет, работают они в любых условиях, не бастуют и не требуют жалованья (тюрьма, которую называли «шотландским Гулагом», сохранялась до наших дней и закрылась только в 2013 г.). В этих гранитных каменоломнях Оскару Слейтеру и предстояло провести весь остаток своей жизни.

Его адвокаты, уверенные в невиновности своего подзащитного, исчерпавшие уже свои возможности, в начале 1912 г. обратились за помощью к Конану Дойлу. Знаменитый писатель получал немало подобных просьб. Он был одним из наиболее известных людей в Британии, снискавший себе славу во время англо-бурской войны как военный врач и как блестящий репортёр и писатель. Рассказы о Шерлоке Холмсе сделали его самым высокооплачиваемым автором тех лет (к примеру, за шесть рассказов о своём знаменитом сыщике в американском журнале «Collier’s Weekly» он получил гонорар в 25 тысяч долларов; для сравнения — годовой оклад британского профессора составлял тогда 150 фунтов стерлингов). Вмешательство столь заметной личности приводило к пересмотру уголовных дел и освобождению невиновных узников. Но обращений к нему поступало неизмеримо больше, чем его возможности заниматься всеми страждущими его поддержки. На призыв взяться за дело Слейтера его отклик пришёл незамедлительно: «Отвратительная история. И, как я прочитал её, она порочна во всём… Я сделаю всё, что могу, для этого человека».

Изучив все доступные ему документы, создатель легендарного Шерлока Холмса убедился, что тайна убийства не раскрыта. Более того, в результате предвзятого расследования осуждён невиновный, а само британское правосудие «опустилось до столь подлого процесса», который, тем не менее, принят обществом. Никакая правда, как известно, не может конкурировать с вымыслом, который устраивает всех. Обо всём этом он написал в обширной работе «Дело Оскара Слейтера». Его пытливый, склонный к глубокому и нестандартному анализу ум, обращал внимание на «незначительные» детали, которые были упущены следствием, и мимо которых прошёл суд.

Прежде всего, это касалось странного поведения Хелен Лэмби у входной двери в момент встречи с выбегавшим из квартиры господином. Сама эта сцена, важнейшая в настоящем расследовании, весьма примечательна. Если вы входите к себе в дом, — замечает писатель, — и на его пороге сталкиваетесь с незнакомцем, вы машинально что-то у него спрашиваете. Служанка ещё не знает об убийстве, ничего не подозревает, ей нечего бояться, но почему-то, не проронив ни звука, она, как будто не произошло ничего необычного, молча проходит в дом. Её молчание крайне любопытно. Оно может быть объяснено только тем, что сама встреча нисколько не удивила девушку, то есть она знала этого «незнакомца» или, по крайней мере, не раз видела его уже раньше (насколько же прав был Конан Дойл!). Поэтому он и не вызвал никакой тревоги у пришедшей горничной: она сначала прошла на кухню и лишь потом, захватив с собой что-то из еды, направилась с купленной газетой к своей хозяйке. Ещё одна важная деталь: если на одежде «незнакомца» были бы свежие пятна крови, свидетель обязательно бы их заметил, но их не было: убийца наносил свои смертоносные удары, прикрываясь ковром, который бросил потом на свою жертву. Какое же отношение к убийству мог иметь предъявленный суду плащ Слейтера, на котором якобы были многочисленные пятна крови?

Исследователь, как и его любимый герой, заинтересовался «элементарным» вопросом: «Как убийца вообще вошёл в дом?». Лэмби утверждает, что заперла дверь на ключ и проверила, закрыта ли она. Сама мисс Гилкрист жила замкнуто. Настороженно относясь к любому входящему к ней человеку, она превратила свою квартиру, снабжённую множеством замков, в настоящую крепость. Но замок входной двери не был повреждён, он был открыт изнутри. Хозяйка квартиры сама открыла дверь тому, кого хорошо знала. Оскар Слейтер на эту роль не годился.

Конан Дойл нашёл кебмена, который в день убийства, чуть позднее семи вечера подвозил человека, пулей вылетевшего из дома, где проживала мисс Гилкрист. Лицо его скрывалось широкополой шляпой, но он был заметно выше среднего роста, а Слейтер, наоборот, своим ростом не отличался.

Купленный для хозяйственных нужд молоточек фигурировал в суде в качестве орудия убийства. Но, если по версии обвинения Слейтер планировал совершить убийство, зачем он купил для этого столь лёгкий и ненадёжный инструмент, к тому же — с длинной деревянной ручкой, которая торчала бы из любого его кармана. У выбегавшего из дома человека в руках ничего не было, значит, если орудием убийства служил молоток, он должен был быть в кармане убийцы. Карманы одежды Слейтера не были обследованы на том основании, что он мог избавиться от своего облачения. Но если он действительно заботился об этом, то, прежде всего, избавился бы от самого «орудия убийства». Между тем, он не расставался с этим предметом, на котором нет даже царапин, неизбежных после нанесения им таких сокрушающих ударов по черепу. Раны, полученные мисс Гилкрист, отмечает исследователь преступления, были нанесены тяжёлым предметом (это пишет, напомню, военный хирург), например, креслом. По свидетельству соседа, потолок над ним сотрясался так, будто наверху крушили мебель. Такой эффект не мог произвести миниатюрный молоточек. В описании места преступления фигурирует лежавшее на полу в гостиной массивное кресло, но никем оно не было осмотрено. На нём, скорее всего, и были следы крови убитой женщины…

Оскар Слейтер менял свою фамилию, скрываясь от жены, которая его искала. Узнав о её приезде в Глазго, он срочно в тот же день покинул Шотландию.

Скрупулёзное 80-страничное исследование Конана Дойла содержит ещё множество существенных деталей и проницательных наблюдений, которые опровергают выводы поспешного следствия и справедливость вынесенного приговора. Опубликованное в августе 1912 г., оно заметно поколебало общественное мнение. Под его давлением Палата ообщин британского парламента направила запрос министру по делам Шотландии, который распорядился провести повторное рассмотрение обстоятельств этого столь резонансного дела. В апреле 1914 г. оно было вторично рассмотрено в Глазго, но силами тех же лиц, которые пятью годами раньше курировали первоначальное расследование. Подняться до признания своих же промахов они не смогли, а апелляционного уголовного суда, в отличие от Англии, в Шотландии тогда не существовало. Неудача не останавливает Конана Дойла — он становится одним из инициаторов движения за создание ещё одной ветви судебной власти.

Последовавшая вскоре война, а затем и послевоенные годы унесли жизни большинства из тех, кто занимался делом Слейтера. Сам же он, ни в чём не повинный, продолжал томиться в тюрьме.

Когда в январе 1925 г. Уильям Гордон нашёл Конана Дойла и передал ему записку своего товарища по несчастью, писатель обратился к Госсекретарю Шотландии Джону Гилмору: «После тщательного анализа, который я лично провёл, изучая убийство мисс Марион Гилкрист, я пришёл к убеждению, что Слейтер ничего не знал об этом преступлении до тех пор, пока не был арестован и обвинён в этом преступлении…». Далее он изложил основные доводы в пользу своего заключения, которые уже известны читателю.

К тому времени журналисты нашли Хелен Лэмби, которую считали погибшей. Выйдя замуж за американца, она давно уже жила в Питтсбурге. Бывшая служанка призналась им, что, на самом деле, сразу же узнала человека, которого видела в вечер убийства. Полицейским детективам она назвала его имя. Это был родной племянник убитой Марион Гилкрист, занимавший видное место в высшем шотландском обществе. Представители закона, однако, ей не поверили: «Это вздор. Этого не может быть. Вы не можете думать, что такой человек мог убить и ограбить вашу хозяйку!». Они легко убедили в этом молодую девушку. Когда лейтенант Джон Тренч узнал об этом, он пытался провести самостоятельное расследование, но его обвинили во лжи: Хелен Лэмби упорно или точнее запуганно, следуя полицейской директиве, отказалась от своего первоначального признания. Для верности власти обвинили детектива в краже и с позором, без пенсии, изгнали из полиции. Оболганный, он и умер в нищете…

Получив лишь формальную отписку на своё второе письмо от Госсекретаря Шотландии, Конан Дойл в сентябре 1927 г. добивается встречи с премьер-министром Великобритании Джеймсом Макдональдом, в котором нашёл своего влиятельного союзника. Результатом их встречи стало заявление Джона Гилмора (10 ноября 1927 г.), в котором госсекретарь сообщил, что принял решение об освобождении Оскара Слейтера. Через четыре дня перед заметно постаревшим узником открылись, наконец, ворота тюрьмы Питерхэд, через которые восемнадцать лет назад он вошёл в эту мрачную обитель. Конан Дойл добился его освобождения тогда, когда попытки тех, кто брался его спасти, оказались безнадёжными.

На этом сага о нём ещё не заканчивается. Он был освобождён, но без реабилитации статус помилованного убийцы делал всю его дальнейшую жизнь достаточно уязвимой и непредсказуемой. В 1926 г. в Шотландии, в значительной степени благодаря усилиям столь авторитетного писателя, был основан Апелляционный суд по уголовным делам. Для принятия к рассмотрению приговора двадцатилетней давности нужен был специальный акт Британского парламента. С помощью Джеймса Макдональда неутомимый Конан Дойл подготовил для законодателей необходимые документы, розданные каждому члену Палаты общин. 30 ноября 1927 г. британский парламент принял специальный закон, позволяющий провести вторичное судебное разбирательство дела Оскара Слейтера. Его интересы в новом суде представлял Крейг Этчинсон, один из самых известных в Шотландии адвокатов по криминальным делам. Его чрезвычайно яркая и образная речь на этом процессе, продолжавшаяся 14 часов и ставшая образцом ораторского искусства, предрешила благополучный исход дела.

Бывшему узнику за причинённый ущерб в качестве компенсации было выплачено 6 тысяч фунтов стерлингов. С этой значительной по тем временам суммой он стал, если не графом Монте Кристо, то всё равно довольно состоятельным человеком. Однако на предложение вернуть деньги, которые Конан Дойл из своих средств внёс для его повторного суда, бывший узник ответил отказом: «Пусть эти деньги возместит Министерство юстиции, поскольку именно оно несёт ответственность за всё, что со мной случилось».

Несмотря на многолетнее заочное знакомство, только в последнем суде Конан Дойл и Оскар Слейтер в первый и единственный раз увидели друг друга. После того счастливого для каждого из них дня они уже никогда не встречались. Великий британец, благодаря которому невинный узник обрёл свободу, ушёл из жизни летом 1930 г. Его подопечный пережил своего спасителя на 18 лет — ровно на тот срок, который он отбыл на каторге. В этом случайном совпадении странно было бы искать какой-то скрытый смысл, но стечение невероятных обстоятельств каким-то редким узлом уже связало два этих имени, а это не проходит бесследно. Английский классик, глубоко изучавший паранормальные явления и талантливо писавший о них, возможно, провёл бы такие связи…

Потеряв своё германское гражданство Оскар Слейтер не вернулся на родину. Это спасло ему жизнь. Судьба его сестёр, которые своими письмами поддерживали его в длительном заточении, сложилась иначе. В 1942 г. они были схвачены нацистами и отправлены в Треблинку. В отличие от брата, надежды на освобождение у них не было.

Борис ЛИПЕЦКЕР