Я родом из Бреста, из того самого Бреста, где «первый шаг свой сделала война в июне сорок первом, на рассвете»…
Я родилась через 15 лет после Победы, и хорошо помню легендарную Брестскую крепость в немемориальном виде, а в таком, как она стояла тогда, без клумб и газонов, дорожек и памятников. Без подсветки и музыки. Без кафе и киосков. Разрушенную, нерасчищенную, с натеками кирпича на стенах — оплавленная огнеметами кирпичная кладка, выщербленные осколками стены. С заваленными казематами, куда стремилась попасть вся брестская ребятня. И лезли, с мотком веревок, спичками, фонариками. И находили надписи, нацарапанные штыками, находили останки, оружие, каски. Иногда оттуда выходили прямиком на кладбище. И все равно, лезли. Если у тебя не было ржавой каски, хотя бы пары-тройки патронов, ты вообще не считался достойным человеком. А у некоторых счастливчиков были целые арсеналы, достаточные для небольшого, но очень приличного школьного музея.
Вал у Северных ворот, Тереспольские ворота, Холмские, цитадель, Инженерное управление, Госпитальный остров, Белый дворец — слова столь же знакомые и родные, как и названия улиц, где ты живешь.
А потом нашу старую, но живую, крепость превратили в мемориальный комплекс. И она стала неживая. Красивая. Удобная для посетителей, но не живая. Расчистили, забетонировали, застелили плитами, посадили цветочки. Над руинами Инженерного укрепления поставили огромную высеченную в глыбе солдатскую голову, рядом установили стометровый штык. Подсветили красными и зелеными прожекторами. Эффектно. Но это уже было не по-настоящему.
Открыли пивную на подходе. В народе ее прозвали «Мюнхен». Там было неплохое пиво, всегда собиралось множество народа. Основные события проходили не в самом павильоне, а на ящиках вокруг него. Там можно было встретить кого угодно. Студентов, старшеклассников, работяг, музыкантов, художников, фарцовщиков, институтскую профессуру. До крепости завсегдатаи «Мюнхена», понятное дело, не доходили. Да и сама она превратилась в эдакую прогулочную зону. В одном из казематов открыли кафе. Лампы, стилизованные под солдатские самоделки из гильз, алюминиевые миски и ложки. Поначалу официантки бегали с борщами и котлетами, одетые в военную форму времен Великой Отечественной. Потом, наконец, до кого-то дошло, что это явный перебор, и кафе перевели на самообслуживание. Поменяли и посуду.
В общественном туалете на крепостной автостоянке царили фарцовщики. Иностранных туристов было валом.
Легенда для нас, видевших и помнивших настоящую не мемориальную крепость, превратилась в фарс. Туристы лазили по вычищенным казематам, залазили на пушки, на монумент «Жажда», фотографировались » в мужественных позах. Внутреннюю дрожь и настоящие чувства теперь я испытывала только тогда, когда в средних и старших классах в военной форме и с автоматом стояла в почетном карауле у Вечного огня. Над крепостью разносился голос Левитана, объявлявшего о начале войны: «Сегодня 22 июня 1941 года, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны регулярные войска германской армии напали на нашу страну, атаковали пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря…» Вой авиабомб, разрывы снарядов. Из шума и грохота вырастала «Вставай страна огромная». Я до сих пор не могу ее слушать спокойно. А затем, над крепостью плыла моцартовская «Лакримоза»… А мы, мальчишки и девчонки, старательно печатая шаг, по плитам площади Церемониалов шли к Вечному огню… Особенно пробивало тогда, когда подходили немецкие делегации, и звучала немецкая речь. Накатывала ярость, и очень хотелось пустить в ход «мемориальный» автомат.
Знаменитые Холмские ворота — символ Брестской крепости. Здесь 30 июня 1941-го был расстрелян полковой комиссар Ефим Моисеевич Фомин — один из основных организаторов обороны Брестской крепости. Его, как комиссара и еврея, выдал предатель. Звания Героя Советского Союза Фомину не дали. Видать, помешали имя-отчество…
Три обрывка полуистлевшей бумаги, найденные через несколько лет после окончания войны — единственный документ тех дней. Из него стало известны имена людей, взявших на себя в те страшные дни руководство и ответственность. Это приказ №1, первый и последний приказ обороняющейся крепости. Документов больше не было. Были кости, черепа, ржавые снаряды, оружие, каски, котелки, гильзы… На этих обрывках написано, что 24 июня в казарме 33-го инженерного полка состоялось совещание командиров и политработников, на котором было решено объединить все подразделения в одну сводную группу, возглавить которую поручили капитану Зубачеву и полковому комиссару Фомину. Приказ не дописан…
Фото: Alexxx Malev