В конце XIX века в Аргентину съезжались искатели новой жизни. Евреев туда манила свобода от погромов и шанс заняться бизнесом. И пока писатель Самуэль Глузберг участвовал в становлении аргентинского авангарда, Пинхус Гершензон промышлял секонд-хендом. Но закончилось всё терактами и антисемитизмом.
Еврейская диаспора в Аргентине начала складываться в конце XIX века. Местные власти решили поддерживать европейскую эмиграцию — видели в ней потенциал для страны. В Аргентину приехали миллионы европейцев и среди них — сотни тысяч евреев. Сюда их привели климат, плодородные почвы и готовность правительства Аргентины вкладываться в переселенцев. Кроме того — законы, не содержащие никаких специальных предписаний для евреев. Своя кастовость в Аргентине существовала, как и во всей Латинской Америке, но относилась она к чернокожему и индейскому населению. Евреи воспринимались «белыми людьми», хотя держались особняком и выглядели иногда чуть ли не мафиозным кланом.
Затея с переселенцами очень вдохновила видного австрийского мецената — барона Мориса де Гирша — на его последний коммерческий проект. Идеи еврейских сельскохозяйственных поселений носились в воздухе уже давно, а тут — земли плодородные, законы гибкие и билеты до места за счет правительства Аргентины. Гирш считал, что именно сельское хозяйство способно сделать евреев крепкой национальной единицей. Но общественным деятелем барон де Гирш не был, так что смотрел на затею как на бизнес. Он основал «Еврейское колонизационное общество» — международную благотворительную организацию для помощи всем желающим переехать в Аргентину. Пункты агитации потенциальных переселенцев были открыты в том числе в местечках и крупных городах России.
В 1891 году барон выкупил в Аргентине земли для новых колоний — два самых первых еврейских поселения Мозесвиль и Мониготес были основаны несколькими годами раньше выходцами из Подольской губернии. Российские власти легко отпускали евреев — просто забирали гражданство без права на его восстановление. К 1910 году в аргентинские колонии переехали порядка 20 тысяч евреев. Тут их называли «еврейские гаучо» — по наименованию субэтнических групп, типа ковбоев, в некоторых странах Латинской Америки. Барон де Гирш обещал частичное субсидирование на землю, еврейские колонии в Аргентине были кооперативами, «Еврейское колонизационное общество» впоследствии забирало себе часть стоимости земли. Общество также контролировало работы на землях, у ленивых её могли и отобрать.
Отец известного российского историка и публициста Михаила Гершензона — Пинхус Йосиф Гершензон — за несколько лет до своей смерти оказался в числе этих переселенцев. Никаких идеологических обоснований переезда у него не было, причины были глубоко личные. Не имея торговой жилки, он при этом всю жизнь занимался мелкой коммерцией. В последние годы в Кишинёве держал небольшую лавку с арендой сельскохозяйственной техники. Дела шли ни шатко ни валко — Пинхус только и делал, что получал тычки от супруги, на которой был женат. Финалом его бессарабской саги стало приобретение парохода «Пионер». У Пинхуса не было в этом деле ни малейшего опыта — «Пионер» застревал на несколько месяцев в ледоставе, ломался, терпел убытки и везде опаздывал. В какой-то момент на всём пути следования владелец судна оказался должен мелкие суммы на каждой пристани, и к 1891 году с пароходством было решено покончить. Семейство нуждалось — то ли продали, то ли сдали в аренду свой дом в Кишинёве и перебрались в Бендеры. Отношения с женой накалились до предела, в конце августа 1893 года с небольшой суммой денег Пинхус Йосиф отправился в неизвестном направлении.
Выходила история архетипичная для еврейской литературы — аутсайдер в поисках лучшей доли отправляется за тридевять земель. Только в середине августа Михаил Осипович получил от отца известие из Генуи: «Я теперь еду в Аргентину и надеюсь прежде на Б-га, а потом на свои способности зарабатывать деньги для того, чтобы сделаться из лентяев и пьяниц — хорошим мужем и дельным человеком». Ему было уже за 50, в сентябре он прибыл в порт Буэнос-Айреса. Поселился у колониста в Мониготесе, купил десять гектаров земли, собираясь возделывать фруктово-виноградный сад и производить сыры.
Как-то так обустраивали свою жизнь почти все переселенцы. Но дело не спорилось, причем проблемы были не только с акклиматизацией. Переселенцы — жители прежних местечек Российской империи — были учителями, врачами, торговцами и ремесленниками. А тут они все взялись за кирки и лопаты. И хотя почвы в Аргентине действительно плодородные, а климат и вправду напоминает украинский, ходить за плугом надо всё-таки уметь. На земле могли работать только большие семейства — особенно те, кто имел такой опыт прежде. Многих ожидало фиаско. Когда барон, обещавший колонистам субсидии, от выплат в одностороннем порядке отказался, аграрии сдались. Едва освоившие крестьянский быт евреи распродали скот и землю и перебралиcь в Буэнос-Айрес.
Свою землю Пинхус тоже продал, не желая оставаться в одиночестве, и поселился в столице. На улице Calle Piedad, на одном из домов в центре, красовалась вывеска Casa de compra y venta, «Дом купли и продажи». Это была его лавка. Перепродавал старую одежду — залатанную или перекроенную им же. Дела не сказать, чтобы процветали, но денег как-то хватало, и работалось приятно. Целыми днями он возился с товаром, отдыхал за едой или чаем, вёл достаточно замкнутый образ жизни и много болел. В письмах к сыновьям на местную жизнь не жаловался, интересовался семейными делами, посильно в них участвовал.
Дети выросли, каждый обзавёлся собственным делом: старший сын Арам занялся медицинской практикой, младший Михаил — публицистикой и литературоведением. Семья поднималась на ноги, планировали купить дом в Шабо с садом из плодовых деревьев — вернуться Пинхусу очень хотелось. В итоге в начале 1896 года он распродал свою лавку и двинулся в обратный путь. Но прибыв в Геную ослабленным после долгой болезни, заразился малярией. Он умер в Генуэзском порту в апреле 1896 года, о чём русский консул уведомил семью только в сентябре.
Другие неудачливые аграрии в столице Аргентины промышляли традиционным ремесленничеством, владели кассами займа, ресторанами и магазинами, издавали газеты и даже участвовали в становлении авангарда. Евреи строили школы, больницы и синагоги, и кажется, были удовлетворены переездом — славили свои свершения и новую родину. Самуэль Глузберг, перебравшийся в Буэнос-Айрес из Кишинёва в 1905 году, стал впоследствии аргентинским и чилийским писателем, выдающимся модернистом, издателем, владельцем популярного литературного журнала Babel («Вавилон»). Он публиковался под псевдонимом Энрике Эспиноса.
Лояльное отношение к евреям в Аргентине царило недолго. Вскоре здесь появилась своя вариация слова «жид», даже с еще более выраженным социальным подтекстом. «Худиами» — так называли неблагонадёжных евреев. В 20-х годах XX века здесь произошли первые погромы, а к началу Второй мировой войны Аргентина и вовсе подружилась с гитлеровской Германией — тогда-то сюда и перестали выдавать визы евреям. После войны, как известно, в Аргентине нашли прибежище многие нацистские преступники. Они бежали не только сюда, еще в Парагвай, Бразилию и Чили. Но власти Аргентины, в отличие от других стран, выражали готовность поучаствовать в судьбе преступников официально. «Во избежание жестокого обращения и личной мести на их родине», — указывалось в правительственной ноте, направленной из Аргентины в Рим в 1946 году. По идее, речь шла только о французских офицерах гитлеровской коалиции, но в Буэнос-Айрес переехал и Адольф Эйхман — оберштурмбаннфюрер СС, который возглавлял отдел гестапо по «окончательному решению еврейского вопроса».
Под именем Рикардо Климента Эйхман работал конторщиком на заводе Mercedes Benz и, стоит сказать, не очень скрывал свое нацистское прошлое. От своих антисемитских взглядов он так и не отказался — рассказывал новым аргентинским знакомым и даже журналистам, что единственное, о чем он жалеет, так это то, что евреев не удалось уничтожить полностью. Первая попытка по захвату Эйхмана была предпринята охотником за нацистами Симоном Визенталем еще в 1948 году. Но агентами «Моссада» Эйхман был схвачен лишь в мае 1960 года. Вывозить преступника пришлось тайно — на самолете «Эль-Аля», который прилетел в Буэнос-Айрес на празднование 150-летия независимости Аргентины.
В 1992 году у посольства Израиля в Аргентине взорвался автомобиль — 22 человека погибли, 242 получили ранения. Ответственность за теракт взяла на себя террористическая группировка «Исламский джихад», связанная с правительством Ирана. Через два года иранский след будет очевиден и в теракте в здании Аргентинского еврейского культурного центра в Буэнос-Айресе. Разорвавшаяся там 18 июля 1994 года бомба убила 85 человек. Больше 200 человек получили ранения. В организации теракта обвиняли непосредственно министра обороны Ирана Ахмада Вахиди. Он был объявлен в международный розыск, но в 2011 году его всего лишь выдворили из Боливии по требованию Аргентины, но так и не арестовали.
В 2015 году прокурор Альберто Нисман обвинил тогдашнего президента Аргентины Кристину Фернандес де Киршнер в причастности к сокрытию иранского следа в теракте 1994 года. Нисман утверждал, что Аргентина готовилась заключить с Ираном выгодное торговое соглашение, и одним из главных условий было прекращение преследования пятерых иранцев, проходящих по делу о взрыве в еврейском культурном центре. Вскоре прокурор был найден мертвым в своей квартире. Позже появились сведения, что Фернандес де Киршнер просила о прекращении расследования «Интерпол» — по той причине, что и Аргентина, и Иран якобы уже объединили свои усилия в поисках организаторов теракта. «Объединенные» усилия ни к чему не привели — преступники не были ни пойманы, ни наказаны. Однако в этом году расследование теракта возобновилось. И стоит сказать, обвинение было предъявлено в том числе и Фернандес де Киршнер — теперь уже экс-президенту, но по-прежнему неприкосновенному сенатору. Вместе с 11 другими аргентинскими чиновниками она должна предстать перед судом в качестве обвиняемой по делу о теракте в Буэнос-Айресе — правда, пока еще непонятно, когда. Дату слушаний еще не назначили.
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
