Ну всё, коготок завяз — всей птичке пропасть… Взялся грешный писать о политике, так сразу книжечка обнаружилась, мысли в бедовую голову полезли. Давайте ещё разок разомнусь — и поверну на темы приличествующие.
Книжечка та малая, да удалая — это изданная на размахе Перестройки, в 91-м, работа Анатолия Собчака «Хождение во власть». Об авторе, как и положено публичной персоне, говорят разное, но одно за ним не оспаривают: человек умнейший и весьма эрудированный в вопросах государственного права.
Кстати, он «политический отец» лидеров нынешней России. Путина, малоизвестного в городе помощника ректора ЛГУ, Собчак взял в свою «команду», сделал главой предвыборного штаба; а после, став мэром Питера, провёл себе в замы. Когда же попытался Собчак конкурировать с Ельциным и по нему был открыт огонь из всех «идеологических орудий», начаты судебные дела и он благоразумно переждал волну в Сорбонне — возвращение на российскую политическую арену произошло в роли помощника Путина. Ну а Медведев молодым аспирантом расклеивал на заборах предвыборные собчаковские афиши, затем — защищал под его руководством диссертацию, начал работу в питерской мэрии.
Собчака называют и «отцом современной российской коррупции», и «паханом питерской группы, правящей Россией». Но и — бесстрашным трибуном, демократическим оратором (а говорил он блестяще и очень точно формулировал мысли), фактически остановившим несколько попыток реставрации коммунистического строя. И при этом — «демократом по убеждением с характером авторитария». Любопытно, что этот демократ по убеждениям был весьма благорасположен к монархизму — можно предположить, что конституционную монархию он видел возможным гарантом демократических прав граждан. Или — сильную президентскую власть.
Сколько во всём этом правды, сказать не берусь. Как бы то ни было, понимание логики и рычагов государственного устройства у учёного-правоведа было высочайшим.
Вот несколько цитат — как мне видится, весьма актуальных. «Первые шаги демократизации потому и оказались столь драматическими, что Система может допустить лишь незначительную — и на недолгое время! — либерализацию режима. Клубок неизлечимых болезней — экономических, политических, межнациональных и прочих — при малейших попытках ослабления репрессий и тотального страха с неизбежностью приводит к обострению всех этих проблем. Тоталитарная система оставляет после себя минное поле, вмонтированное и в общественное устройство страны, и в психологию граждан. И всякий раз, когда возникает угроза демонтажа Системы и подлинного обновления страны — мины срабатывают». (Приложений поныне — куча) «Я уже понял, что, идя на компромиссы, человек создаёт себе дополнительные сложности. Даже если твоё поведение противоречит общепринятому, оно всё равно более выигрышно, чем попытка лавировать с оглядкой на ситуации и лица. Через некоторое время окружающие к тебе привыкают, и твоя позиция воспринимается уже как нечто само собой разумеющееся» (Дональд?). «Изобилие материальных благ само по себе не способно сделать людей счастливыми. Это лишь необходимое условие, фундамент, на котором может быть построено общество всеобщего благоденствия, общество, в котором человека ждёт полная смысла и счастья жизнь». (Или не ждёт — если стремление к смыслу, милосердию и истине подменяется заботой в первую очередь о материальных ценностях, психологическом комфорте и удовлетворении личных желаний) «У страны должна быть властная вертикаль, стержень, на котором держится любое цивилизованное государство». (Строится же эта «вертикаль с человеческим лицом» не в Цинциннати, Фергюсоне, Балтиморе и Шарлотте, где протесты переходят в погромы, и не демагогами на площадях и перед телекамерами,- но в кулуарах, при выборе грамотных и добросовестных исполнителей власти. Или — что гораздо надёжней, по лекалам духовного Закона; однако требования к этому способу создания достойной «вертикали власти» строгие: большая часть общества должна принимать и поддерживать закон) «Самое страшное для номенклатурного работника — вовсе не утрата власти. Хотя власть в больших дозах — сильный наркотик, и не так просто от него отвыкнуть. Страшней другое: ещё вчера, что бы ты ни говорил, тебе смотрели в рот, тебя толковали и считали очень умным человеком. Любая твоя глупость была ценным указанием и проводилась в жизнь незамедлительно.» (Обама?) «Запомнились документы, свидетельствовавшие о ведении переговоров относительно продажи крупной партии новых советских истребителей (600 штук!) в одну из стран Ближнего Востока, а также о возможных поставках обогащённого урана» (ого!)
Ну ладно, хватит эксплуатировать мысли то ли убитого гебешными колдунами (не смейтесь, кое-что известно о группах парапсихологов при органах), то ли надорвавшегося на нервной работе политика. Одно могу сказать, что слова его — это не популистская белиберда, которой отведено нынче 99% информационного потока, а рассуждения мыслителя компетентного и ответственного.
Возможно, наиболее ценным в его наследии является пронизывающая все социальные анализы мысль, что политическая структура не может быть однозначно хорошей или непригодной вне зависимости от «человеческого материала», среди которого эта структура будет функционировать. Иначе говоря, хотя «бытие определяет сознание» и способ существования политической материи постепенно создаёт у людей соразмерные с собой привычки и мировоззренческие образцы — но верно и обратное, «сознание тоже определяет бытие». И оттого эмоции и ценности людей — категория политическая и правовая.
Как-то я уже писал о проблемах «демократии» в её современных ипостасях и о разумном, с точки зрения еврейской Традиции, устройстве государства. Давайте заглянем в окуляр с другой стороны — от микроба. Что лично я, Хаим Джонсмитович Пертрубылло, желаю от родного государственного устройства заиметь? И что готов ему предоставить?
Во-первых, конечно, безопасности и защиты — как в чисто военном и полицейском смысле, так и в аспекте социальном (например, чтобы оно защищало от голода и стихийных бедствий). Во-вторых, справедливости. Например, чтобы меня не упрекали и не подвергали остракизму за самостоятельность, а также не предъявляли претензий в том, что я не делал и не говорил. В третьих — или это во-первых? — чтобы общество было достаточно стабильным и управлялось законами и честными их исполнителями. Дальше — по индивидуальным и весьма неподобным спискам.
А на что я готов ради этого решиться, чем способен пожертвовать? Вот уж это, милейшие, по ситуации! Ежели мне оно (список) предоставляет, колотить меня на улице не даёт, налоги взимает умеренные и сильно не донимает инспекциями, а также умеет доходчиво рассказать, что оно — самое наилучшее из возможных (или наименее плохое из плохих), то готов я ради него на многое. Вплоть до самопожертвования. Причём уровень моего комфорта здесь значительной роли не играет, главное, чтобы я считал своё государственное устройство большой ценностью.
А теперь вопрос провокационный: когда и с чего бы это я посчитал некое общественное устройство своей личной ценностью? Ответов предлагаю два: 1. мозги мои крепко промыты, или 2. оно связано с чем-то, что для меня на самом деле является ценностью исключительной. И один, и второй варианты отлично иллюстрирует скажем, героизм, во Второй Мировой. Одни полагают счастьем человечества коммунизм либо арийское господство, другие — знают про зверства противника и готовы защищать дорогих и близких.
Но есть, мне видится, ценности ещё более стоящие. Они могут быть связаны только с тем, что «больше и длиннее жизни». Например, когда государственное и, шире, общественное устройство есть часть системы Б-жественных заповедей, пронизывающих и временное, и вневременное моё бытие.
Впрочем, дьявол изобретателен, может посулить не только плошку риса и постоянно растущее благосостояние, но и — 70 девственниц либо нимб над лысиной. Впрочем, это больше про албанские, корейские и прочие иранские сказки. Или про «науку», изобрётшую термин: «теократическое государство», не разделяя оригинал и второсортную копию, истину и ложь.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
