Тяжелый акцент сионизма

Одед Форер – единственный депутат от партии НДИ, говорящий на иврите без акцента.

Еще месяц назад никому бы и в голову не пришло характеризовать людей, тем более политиков, по такому случайному и мало значащему фонетическому признаку. Но Гиди Гов – звезда израильского кино, ТВ, радио, эстрады и рекламы, — выйдя из шкафа, вынес оттуда скелет давно забытый, даже нами, из далеких 90-х.

Певец тель-авивской богемы, напомню, назвал министра обороны Либермана (опять напомню – израильтянина с 40-летним стажем) новым репатриантом и сокрушенно заметил, что не ему, с его русским акцентом, вмешиваться в израильскую культуру.

Произношение отношения

Конечно, дело вовсе не в акценте. Он — лишь политкорректное определение ранжира. Есть «мы» – вроде самого Гиди Гова, и вызвавшего «неправедный» гнев министра обороны песенника Йонатана Гефена (снова напомню – приравнявшего юную палестинскую провокаторшу к Анне Франк и Хане Сенеш) — аристократия, соль этой земли. И есть «они» – понаехавшие, вроде Либермана, который еще и на иврите говорить не научился, но смеет давать оценки настоящим хозяевам страны. Совершенно не знают своего места! Кухаркины дети должны испытывать трепет перед аристократами – как же иначе?

Все это, понятно, вызвало бурю возмущения у «русских». Вряд ли кто-либо из нас, особенно на первых порах израильской жизни, не сталкивался с предвзятым патернализмом старожилов. Было время привыкнуть к нему, но также и отвыкнуть за четверть века «большой алии». Но то, что он проявился в отношении репатрианта, достигшего самого высокого положения в израильском обществе, и то, что проявляет его не темный лавочник или закомплексованный клерк, а представитель высшего слоя интеллигенции, народный любимец, — это действительно удручает.

Значит – неизлечимо? И чего бы ты ни достиг, как бы ни укоренился – врожденную разницу в статусе не преодолеть – гусь свинье не товарищ, будь ты, хоть лебедь белый, хоть жар-птица. Конечно, даже большой шоумен не обязан быть умным человеком, но что у глупого на языке, у всякого на уме.

Неожиданное откровение местной звезды вернуло многих из нас к стереотипам своих первых лет пребывания в стране, когда и с языком было не очень, и положение низкое: есть мы и они, как напомнил Гиди Гов, и они на нас всегда сверху вниз – кто раньше встал, того и тапочки. Со временем мы в большинстве своем как-то избавились от этого комплекса, но, оказывается, наше самоощущение в стране не вполне соответствует ощущению нас – со стороны истеблишмента, по крайней мере. Насколько это правило и насколько оно незыблемо?

Одед Форер на заседании комиссии по образованию. Фото: пресс-служба НДИ

Мы с коллегами стали примерять «акцентный тест» к окружающим. Тут и обратили внимание на ранее совершенно незаметный факт. Из депутатов Кнессета от НДИ — «партии Либермана», которая до сих пор, несмотря на то, что она сама декларирует себя общеизраильской, но и в «русской» среде, и в «нерусской» воспринимается «русской», не все русскоязычные. Однако на иврите говорит без акцента лишь один.

— Как вы оказались в партии репатриантов? – спрашиваю я депутата Форера.

— Выбрал свою, — отвечает он без тени улыбки. – Продолжаю семейное дело.

И не улыбается опять.

Аристократия

Одед Форер не просто сабра, израильтянин в пятом поколении. Он принадлежит к семье самой что ни на есть израильской аристократии.

Но когда я ему сказал об этом, он стал возражать:

— Ну, какая мы аристократия? Мои деды и прадеды были фермерами, копались в земле, разводили сады. Я и по материнской линии, и по отцовской — из семьи отцов-основателей государства – это правда, но не аристократов. Возражение я не принял. По израильским понятиям, основатели – это и есть аристократия. Если и не были, то стали – древнее здесь родов нет. Точно так же, как у Гиди Гова, тоже израильтянина в пятом поколении. Только у артиста прадед был одним из основателей Тель-Авива, а прадед депутата – Реховота, почти на двадцать лет раньше. Тем и интересен Форер для определения отношения истеблишмента по рождению к репатриантам и алие. Династическая глубина на этой земле у них с Говом одинакова – удобно для сравнения и выявления закономерностей. На стене рабочего кабинета Форера в Кнессете висят две старые фотографии.

На одной – несколько мужчин с лопатами стоят в ряд на бугристом, поросшем травой пригорке.

— Это они основали Реховот, именно здесь, — с гордостью объясняет Одед. — Пятый слева – мой прадед, Яков Форер.

Сын раввина из Брест-Литовска проникся идеями первых сионистов, примкнул к «Ховевей Цион», изучал сельское хозяйство еще в России, мечтал крестьянствовать в Палестине. И в 1890 году приехал сюда в компании таких же самонадеянных энтузиастов, вообще-то, сумасшедших – так их и называли – «мешугаим». Купили землю, на свои, благо тогда еще это было дешево, стали в ней ковыряться. Бедствовали, конечно.

— Вокруг уже были хозяйства барона Ротшильда, — рассказывает Одед. – Их звали туда – они не пошли. Предлагали выкупить у них землю, помочь поднять собственные хозяйства – отказались. Знали, что тогда придется подчиняться ротшильдовским приказчикам. Свобода дороже! Все хотели сами. Сами стали разбивать сады. И основали Реховот. Первый дом в поселке был Якова Форера.

Алия

На второй фотографии – несколько десятков человек под празднично украшенной аркой.

— Это уже 1913 год, — рассказывает Одед. – Праздник в честь приема новых репатриантов в Реховоте. Среди них — семья моей мамы, первый снимок на родине – Капланы из Белостока. Прадед и прабабка, уже беременная моим дедом.

Дед женился после Второй мировой войны на девушке из Польши. Из большой семьи спаслись только она и ее сестра. Шесть лет скиталась по всей Европе, пока не добралась сюда. Это сюжет для отдельной книги. Дед уже был саброй, завидный жених — одна из самых уважаемых семей старожилов Реховота. А в жены взял беженку, нищую репатриантку. Его осуждали, а к ней относились, как к изгою. Он рассорился из-за нее со своими ближайшими друзьями и соседями, и до конца жизни не мог им простить этого высокомерия.

А вторая моя бабушка здесь с 1932 года. Она приехала с командой Латвии на 1-ю Маккабиаду и решила остаться.

Так что вся моя семья, со всех ее сторон – результат алии. Впрочем, как у большинства израильтян. Не все об этом помнят. Но у меня это в генах, я на этом воспитан. Какой ты израильтянин, как можешь считаться сионистом, если отделяешь себя от алии? Алия – это и есть Израиль. Все перемены, которые произошли на этой земле за минувшие 120 лет, — следствие алии. И то, что случилось уже на наших глазах, — возвращение евреев из бывшего Советского Союза, преобразовавшее страну.

— А преимущество старожилов? Вы здесь корнями, поколениями. Мы к вам приехали, а не вы к нам. Высказывания Гиди Гова нам неприятны, но мотивы его можно понять.

— Какое преимущество? И как его можно отстаивать в стране, где сорок процентов населения – репатрианты? Каждый здесь либо сам приехал откуда-то, либо его предки. И что стало бы с этой страной, если бы не алия? Что с ней станет, если алия прекратится? Сабры и старожилы так же обязаны репатриантам, как и репатрианты им за прием и абсорбцию. Так устроена эта страна и для того она построена – каждый вносит свой вклад и каждый платит свою цену.

Невыполненная миссия

В кабинете Форера напротив фотографий старого Реховота висит карта мира, на которой нанесено количество евреев в каждой стране.

— Эта карта висела передо мной, когда я был генеральным директором министерства абсорбции, — говорит он. – Я перенес ее сюда, чтобы всегда была перед глазами. В ней перспектива и упрек. Посмотрите: в мире сейчас 14,5 миллиона евреев, только 6,5 миллиона живут здесь. Мы в этом году отметим 70-летие еврейского государства, а больше половины нашего народа остаются в галуте.

Что это значит? Что мы, израильтяне, мы, Государство Израиль, сионизм в целом свою задачу не выполнили даже наполовину.

Представьте себе, если бы нас здесь были хотя бы 10 миллионов. Как это отразилось бы во всех областях – безопасности, экономике, демографии, поселенчестве! Нам остро не хватает людей. Мы не можем обеспечить еврейского большинства даже в Галилее. Всегда коренного перелома удавалось достичь только благодаря алие. Кого это волнует сейчас? Вопросы алии подняты на флаг в качестве приоритетной задачи только одной партией – НДИ.

— Ну, перед выборами включаются и другие…

— Говорят многие. Все любят говорить о значении алии, мы же все – сионисты, встречать новых репатриантов в Бен-Гурионе, участвовать в торжественных мероприятиях – с удовольствием. Никто не хочет платить. У меня как у парламентария есть универсальный и объективный определитель: кто при обсуждении бюджета отстаивает интересы алии (а это не только доставка новых репатриантов, с чем вполне справляется Сохнут, но главным образом – обеспечение нужд уже прибывших, живущих здесь). Никто, кроме НДИ, а у нас всего пять мандатов.

Я еще помню времена, когда алией занимались многие партии, как правые, так и левые. Тогда предпринимались крупномасштабные операции с подключением армии и спецслужб, это становилось общенациональной задачей. Сегодня фронт держим только мы.

И на этом фоне, когда главная миссия, ключевая для осуществления сионистского проекта, приобретает очертания секторального интереса, появляются высказывания сионских мудрецов, вроде Гиди Гова, а на осуждение их хватает духу только у тех, кого он оскорбил непосредственно – в данном случае — русскоязычных репатриантов. А оскорбил он нас всех. Включая, разумеется, и меня, чьи корни здесь глубже, чем у него самого.

Лазарь ДАНОВИЧ