На заре ты её не буди,
На заре она сладко так спит.
А. Фет
Впервые о любви я заговорил на первом Шаббате, который проводил в школе Бейт-ульпана. Особенно много Торы я не знал. Поэтому пересказал девочкам урок своего учителя, а потом мне захотелось рассказать им что-нибудь о любви. Когда-то в молодости я писал стихи. Более того, они мне казались достаточно удачными, и однажды отец договорился, чтобы их послали в журнал «Юность». Редактор журнала приехал навстречу с редакцией газеты «Вечерний Тбилиси», они с папой выпили и редактор согласился посмотреть стихи.
Я отдал стихи машинистке, но в этот момент мне попалось что-то из стихов Симонова. Шёл 1965 год. В Москву приехала сборная Бразилии во главе с великим Пеле. Тогда в тбилисском «Динамо» играл футболист Сёма Баркая, которого выпустили во втором тайме за советскую сборную. К тому моменту она проигрывала со счётом 0:3. Он пробежал пару раз мимо Пеле и вдруг пошёл в раздевалку. Тренер спросил его:
– Сёма, в чем дело? Иди играй!
– Я уже своё сыграл…
Тренер повысил голос:
– Иди играй!
– Извините… Я всю жизнь только думал, что играл в футбол…
После Симонова я понял, что тоже только думал, что писал стихи. А начав соблюдать заповеди, понял, что всю жизнь думал, что жил. Так что стихи я все разорвал. Осталось в памяти только одно, к которому я написал музыку:
Ну, скажите, что может быть проще,
Мне прочесть вам стихи про любовь?
Но так трудно сказать заранее,
Что они взбудоражат вам кровь.
И под звон милых струн гитарных,
Так легко напеть про любовь,
Но так трудно сказать заранее,
Что мою песнь будут петь вновь и вновь.
Никогда не прощу, что вы слово опошлили,
Исслюнявили тысячи губ.
А влияние века такое,
Человек стал окончательно груб.
Я всегда понимал, и теперь понимаю:
Не могла не родиться ты на свет, нет, нет,
Но кто же из самых мудрейших
Мне поможет найти твой след?
Мне бы след, только след, я всю жизнь потрачу,
Я весь шар земной обойду.
Я искать тебя буду так долго и верно,
Что, конечно, тебя я найду.
Девочкам стихи очень понравились, но одна, наиболее религиозная, вдруг страшно возмутилась. Она сказала, что я их порчу, что они привыкли учить только Тору… Мне стало страшно. В Советском Союзе я до сорока с лишним лет верил, что если Гагарин летал в космос и не увидел там Б-га, значит, Его нет. Я никогда не был по своей сущности диссидентом. Я никогда не делал того, что мне было противно, но и диссидентом не был. Никогда не боролся ни с каким строем. Поэтому такое обвинение меня страшно напугало. Я решил, что если это действительно запрещено, то я этого больше делать не буду.
И вот тогда я побежал к своему раву, раву Моше Эльяшиву, и рассказал, что случилось. Спросил, можно ли вообще в субботу петь такие песни? Рав взглянул на меня глазами праведника и сказал, что он не знает, что это такое, поэтому не может мне сказать, каков закон Торы в этом случае. Я побежал к другому учителю. Тот ответил, что знает, что такое светские песни, но сказать, каков закон Торы по этому вопросу, не может, потому что не знает, нужно ли это этим русским девушкам. Он посоветовал мне пойти к раву Ицхаку Зильберу: возможно, это единственный человек, который может мне помочь в этот конкретный момент. Я так и сделал. Тем более, что рав Зильбер слышал раньше моё пение.
Эта история тоже очень интересная. Когда-то в молодые годы я знал песню, в которой были слова «у вэ-хуцот». Слова песни – из пророчества, которое говорит о том, что пройдёт время и на площадях и улицах Иерусалима будут звучать голоса женихов и невест. Слово «хуцот» звучало для меня как «Курцер» (у меня был знакомый с такой фамилией). На одной свадьбе, где присутствовал рав Ицхак Зильбер, я решил исполнить песню про Курцера. Я спел её, и тогда рав Зильбер встал и начал говорить о том, что, оказывается, слова этой песни – из пророка Иешаяу, и о том, что именно говорится в этой песне…
Я пришёл к раву и рассказал, какая произошла история. Рав Зильбер задумался. Потом его голубые, невероятно добрые глаза стали вдруг строгими, серыми, почти стального цвета, и он закричал:
– Я слышал, как Вы поёте! Вы обязаны петь! И никто,– он ещё больше повысил голос,– никто не имеет права указывать Вам, что петь. Вы сами должны определять характер того, что считаете нужным для этих людей.
С тех пор прошло много лет, и я недавно задумался: в чём была всё-таки причина, что мне так ответили? Большинство людей считали, что она проста: пришёл к раву человек, ему пятьдесят лет, если его расстроить, запретить ему петь то, что он хочет, то он может перестать вообще что-либо соблюдать. Наверное, сохранить настроение было важнее. Я поделился своими сомнениями с равом Хаимом Коэном. Он сказал:
– Рав Ицхак Зильбер слышал и моё пение, но не сказал мне, что я обязан петь.
Прошло много лет. Я не только говорю о любви, но издал в 1994 году книгу «Научи меня любить» (сейчас уже издаю шестую книгу). Кроме того, я записал семь аудио дисков. Последний называется: «Уважайте любимых». Я понял, что «любовь» есть самое еврейское слово.
Приведу свой рассказ «Научи меня любить» из книги «Обретая себя».
Свой первый сборник рассказов «Ангелы в автобусе» я закончил словами: «Подвиньтесь! Дайте мне место под горой, которую я, к сожалению, столько лет не замечал». Всевышний держит эту гору над миром, грозя его уничтожить, если евреи не будут соблюдать законы Торы. Однако двигаться никто не спешил. Может, считали, что мне там нечего делать? Может, в своём рвении я сбивал людей с ног? Не понимал, что у каждого под горой своё место. Может, я считал, что в состоянии взять на себя большую часть горы.
А многие действительно наладили там свой бизнес. Стали возникать страшные мысли. А та ли это гора? А те ли это люди? А может, это всё оптический обман? К счастью, вспомнилась история из жизни царя Шломо.
Пришёл к царю Шломо ночью во сне Всевышний и сказал: «Проси, что мне дать тебе?» И сказал Шломо: «Ты поставил меня царём, а не научил меня, как вести дела. Даруй же рабу Твоему мудрое сердце, чтобы судить народ Твой, чтобы различать между добром и злом». Понравились Всевышнему слова царя Шломо. И сказал он ему: «За то, что ты не просил себе богатства, не просил души врагов своих, Я дам тебе мудрое сердце, богатство и славу».
У меня возник вопрос: а если бы ко мне пришёл Всевышний и спросил, что я хочу, что я бы ответил? Я не царь. Никогда в жизни не хотел быть начальником. А мудрость, по выражению того же царя Шломо, только увеличивает печаль. Которой мне и так хватает. Богатство – зачем оно мне? Я никогда к нему не стремился. Да и страсти с возрастом утихают. Слава? Я равнодушен к людским мнениям, и нет ничего для здоровья её вреднее. Но одно я бы попросил у Небесного Царя: научи меня любить народ Твой. Ведь в этом – самое большое богатство. Ибо сказано, что мудрец любит даже соперников.
Меня спросили: почему ты никого не критикуешь? Я ответил: сначала я хочу научиться любить.
Всевышний, научи меня любить!
Вчера я спросил девятиклассниц, причём одна из них была дочкой одной из тех, которые присутствовали на Шаббате двадцатилетней давности: что бы они попросили, если бы к ним во сне пришёл Б-г и предложил исполнить одно желание? Одна из девочек ответила прямо по царю Шломо:
— Я бы попросила мудрость.
Я радостно спросил:
— А зачем тебе мудрость?
-Чтобы заработать побольше денег.
-А почему ты сразу не попросила богатство?
-А так неинтересно. Интересно, когда сама зарабатываешь.
Половина девочек сказала, что хотят здоровья для своих близких, другая половина — чтобы был в мире мир. Одна сказала, что одного желания мало, и просит три желания, причём красавец муж, трёхэтажный дом и последняя модель порше — это первое желание. Но последняя, Сашка Житомирская, переспросила: «А как это, меня ночью будить будут? Я спать люблю. Я не согласна! Не хочу такое желание». Она продолжала возмущаться, но мадриха уверила её, что всё произойдёт во сне, будить её не будут. Тогда она успокоилась. Согласилась.
Хочу чтоб годам вопреки,
Также мы были близки,
Также мы были близки,
Двадцать лет спустя.
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
