«Иди к Фараону, ибо Я ожесточил сердце его и сердце слуг его» (Шмот, 10:1).
Противостояние Моше и Фараона подошло к закономерному финалу. После трех заключительных и самых тяжелых казней путь к свободе открыт!
Моше и Аарон в очередной раз приходят во дворец и в откровенно резкой форме требуют от имени Вс-вышнего, которого Фараон до сих пор отказывался признать: «Отпусти народ Мой», — иначе саранча покроет Египет. Но не слишком ли отважны братья из колена Леви? Разве можно разговаривать в таком тоне с абсолютным властителем величайшей державы той эпохи? Трудно представить себе, чтобы кто-нибудь, будь он хоть трижды пророком, явился так же без вызова к Сталину или к президенту Бушу и заявил: «Доколе ты будешь отказываться смириться предо Мною?» (10:3).
Но и это еще не все. Моше и Аарон пользовались не только абсолютной свободой слова во дворце грозного монарха, но и полной свободой доступа к нему. Они приходили и уходили, когда хотели, минуя плотную охрану и дрессированных сторожевых львов, высказывали свои требования и угрозы в присутствии подданных Фараона и вассальных царей, нисколько не щадя его достоинства.
Фараон чувствовал, что за этими двумя евреями скрывается некая глобальная, несокрушимая сила. Поэтому он с самого начала побаивался их и не решался открыто расправиться с ними. Но первые казни мало впечатляли его: Моше и Аарон казались ему всего лишь ловкими фокусниками, вроде его приближенных волхвов и колдунов, хотя, возможно, и более искусными. Поэтому он не желал уступать их требованиям.
Позже, когда лавина необъяснимых катастроф стала поэтапно уничтожать Египет — его водные ресурсы, урожаи, поля, скот, дома, — Фараон не на шутку испугался, да и приближенные в панике призывали его (после саранчи): «Отпусти этих людей и пусть служат Б-гу своему. Неужели ты еще не знаешь, что гибнет Египет?!»
Но было уже поздно. Вс-вышний предельно ожесточил его сердце, начисто лишив свободы выбора, превратив в свою марионетку. Фараон ведет себя непоследовательно: то соглашается отпустить евреев, то отказывается; мелко торгуется с Моше: идите, мол, служите Б-гу, но без детей. Затем: ладно, идите с детьми, но без скота.
А тем временем на Египет обрушивается предпоследняя, девятая казнь — тьма. Эту «тьму египетскую» невозможно ни с чем сравнить, густая, обволакивающая, удушающая: «Не видели (египтяне) друг друга, и не вставал никто с места своего три дня…» От одного страха можно с ума сойти. «А у всех сынов Израиля был свет в их жилищах». Это чтобы знали Фараон и его подданные, кого наказывает Тв-рец, и видели, как подвластны Ему законы природы.
В тот момент Фараону впервые изменило самообладание. Он выгнал Моше из дворца: «Иди прочь от меня! Берегись, чтобы ты больше не видел лица моего, ибо в день, когда увидишь лицо мое, умрешь!» Ответил Моше: «Верно сказал ты, не увижу я больше лица твоего» (10:28-29). Пророк уже знал, что сразу после десятой, заключительной, казни — смерти первенцев, от сына Фараона и до первенца рабыни, — Фараон не то что отпустит, он выгонит евреев.
Но почему Фараон не сделал этого раньше? Потому что не мог простить своего унижения и перешагнуть через собственное непомерное тщеславие. Вот и теперь, едва вышли еврейские рабы из Египта, он снова передумал и погнался за ними вместе с отрядом колесниц.
И потопил цвет своей армии в сомкнувшихся водах Красного моря, которое благополучно миновали евреи.
Комментаторы объясняют, что среди злодеев есть такие сумасбродные упрямцы, до последней минуты убежденные в своей правоте, готовые «за принцип» добровольно отправиться в ад. Они так тщеславны, так уверены в собственной непогрешимости и силе, что начисто лишаются способности принимать здравые решения. Это одержимые люди. Таким был Гитлер. Таким был Фараон. Он готов был погибнуть и увлечь в пропасть всю страну, весь мир, но не признать своих ошибок, своей слабости перед Тв-рцом и, главное, не допустить, чтобы какой-то другой человек мог оказаться сильнее его. Этим человеком был величайший еврейский пророк и законоучитель Моше-рабейну, возглавивший Исход еврейского народа из Египта.
Исход — центральная тема еврейских молитв и памятных дат. Он — точка отсчета нашей национальной памяти. Мы отмечали его во все времена, даже в самых тяжелых, трагических обстоятельствах. Ибо речь идет не только о физическом освобождении из египетского рабства, но и о духовном раскрепощении. У известного девиза «Отпусти народ мой», с которым Вс-вышний устами Моше обращается к Фараону, есть почти забытое окончание: «… и послужит он Мне». Без служения Тв-рцу, Источнику высшего блага и высшей справедливости, не может быть и подлинной свободы.
Чего хотел Фараон
«С юношами нашими и со старцами пойдем, с сыновьями нашими и с нашими дочерьми…» (10:9).
С такими словами Моше обратился к Фараону перед восьмой казнью. Фараон был готов отпустить для совершения религиозного обряда только старшее поколение евреев. Но детям нельзя.
Так исчезали религии и общества. Если дети не идут по стопам своих родителей, традиция гибнет, затем гибнут общество и сам народ. Фараон не впервые избрал своей мишенью еврейских детей. Еще раньше он приказал повитухам убивать младенцев при родах, затем велел топить новорожденных в Ниле. Но физический геноцид не удался, и последним отчаянным усилием, когда Египетская империя сама погибала под мощными ударами стихий, разбуженных по воле Тв-рца, он попытался оторвать еврейскую молодежь от их отцов, уходивших в пустыню для встречи с Б-гом и получения Торы.
Фараон знал, как важны дети для выживания народа. Многие другие наши враги тоже знали. Например, католические монахи, похищавшие и насильно крестившие еврейских детей, или власти царской России, которые, борясь с иудейским «фанатизмом», отправляли мальчиков в кантонисты на 25-летнюю армейскую службу. Но не хуже знали эту истину и еврейские лидеры всех эпох, начиная с Моше-рабейну. В фокусе пасхального Седера, пожалуй, главного религиозного мероприятия в годовом цикле нашего календаря, отмечаемого в память об Исходе, находятся дети.
Перед Седером им раздают орехи, чтобы пробудить нетерпеливое ожидание главного события. Сам Седер начинается с серии «детских» вопросов: «Ма ништана» — чем отличается эта ночь от других ночей? Дети с интересом ждут, что будет дальше. А дальше идет рассказ о четырех разных сыновьях. Затем прячут «афикоман». Сама пасхальная Агада, рассказ об Исходе, ориентирована в значительной мере на детское восприятие. Так исполняется заповедь: «И расскажешь ты сыну своему в тот день…» (13:8). Даже заключительные песни Седера — «Эхад ми йодеа» и «Хад гадья» — похожи на детские считалки и вместе с поисками «афикомана» (нашедшему — приз), придают живость и свежесть всему действию, не дают детям заснуть и впоследствии долго вспоминаются ими — всю жизнь.
Но одним Седером еврейское воспитание не ограничивается. Иудаизм — очень теплая, семейная религия. Например, мицва изучения Торы, настолько важная, что она приравнивается ко всем другим заповедям вместе взятым, формулируется как будто специально для детей. В молитве «Шма, Исраэль!» сказано не «учи Тору», а «повторяй их (слова Торы) детям своим» (Дварим, 6:7).
Еврейская традиция не ограничивает обучение детей школьными стенами. Тора обязывает каждого отца и каждую мать лично обучать своих детей, в первую очередь, своим примером. Проведение Шаббата и праздников, помощь нуждающимся и добрые дела, — все это составная часть учебно-воспитательного процесса, без которого невозможно наше будущее.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
