… Письма с войны, разумеется, писали и немецкие солдаты. Их послания, так же, как и любые другие свидетельства тех лет, могут о многом поведать современному читателю.
Вот некоторые строчки из таких писем, отправленных домой немецким капралом осенью 1939 г.: «Музыка, конечно же, служит мне реальным утешением, но не забудьте про первитин, который оказывает на меня какое-то невероятно удивительное воздействие, особенно во время ночных авианалётов…». В другой весточке с польского фронта читаем: «Пожалуйста, не забудьте послать мне первитин при первой же возможности. Папа может заплатить за него из тех денег, которые он проиграл мне, когда мы держали с ним пари…». Чуть позднее он пишет: «Я буду рад, если следующая неделя пройдёт так же быстро, как и предыдущая. Пришлите мне больше первитина, если вы можете; я использую его, когда заступаю в караул…». И ещё из его же письма: «Дорогие родители, братишки и сестрёнки! Сейчас у меня есть время написать вам, и, что ещё более важно, спокойная обстановка способствует этому. Конечно, я устал как собака из-за того, что в прошлую ночь спал только два часа, и в эту ночь мне не удастся поспать не более трёх часов. Впрочем, скоро начнёт действовать первитин, он помогает преодолевать любую усталость. За окном сейчас лунный свет, усыпанное звёздами небо и лютый холод… Служба тяжёлая, и вы должны понять, если в дальнейшем я буду писать вам только через каждые 2 – 4 дня. Сегодня я пишу главным образом из-за того, чтобы попросить вас прислать первитин!».
Приведённые строки интересны по двум причинам. Во-первых, они написаны человеком с мировым именем. Главное же в них – неоднократно упоминаемый лекарственный препарат, наименование которого в последнем, приведённом здесь письме, выразительно подчёркнуто жирной линией и старательно выведено печатными буквами на отдельной строчке в середине страницы с большим восклицательным знаком.
Немецкий писатель Норман Олер, задумав роман о поколении немцев, в жизни которых первитин имел огромное значение, обратился к берлинским и вашингтонским архивам. Изучение хранящихся там документов навело его на мысль написать не художественное произведение, на которое он первоначально настраивался, а документальное повествование, посвящённое роли упомянутого наркотика в истории фашистской Германии. По его словам, если взять все изданные книги о нацистах, то цепочка из них окажется длиннее Шпрее. В них, однако, нет даже упоминания о первитине, без которого история Третьего рейха остаётся всё ещё не полной. Он решил восполнить этот пробел. Так появилась в английском переводе – в 2017 г. его книга «Тотальная эйфория. Наркотики в Третьем рейхе», получившая высокие оценки от ведущих современных специалистов по германской истории.
Напомню тот фон, на котором зародилась и получила распространение эта тотальная эйфория. После прихода Гитлера к власти в 1933 г. немало людей в Германии полагали, что правление столь одиозной личности продлится недолго. Только на глазах одного поколения, за короткий период существования Веймарской республики с 1919 по 1933 годы, в стране друг за другом сменилось 14 канцлеров, причём предшественник Гитлера, генерал фон Шлейхер, пробыл на этом посту менее двух месяцев. Многим не без основания казалось, что подобная участь уготована и Гитлеру, который по уже привычной для них схеме повторит судьбу своих многочисленных предшественников. В их представлении человек без профессии, заслуг и репутации легко вставал в один ряд с этими недолговечными и сменяющими друг друга берлинскими правителями.
Но очень скоро ситуация в стране и настроения в обществе кардинально изменились. Когда нацисты захватили власть, в Германии бедствовали свыше 6 миллионов безработных и 100 тысяч плохо вооружённых солдат. К 1936 г., несмотря на продолжавшийся мировой кризис, в стране была обеспечена полная занятость населения, а вермахт стал одной из самых боеспособных армий в Европе. Не менее впечатляющие успехи последовали и на международной арене: «бескровное» присоединение к рейху Саарской области и Рейнской демилитаризованной зоны, а затем аншлюс Австрии и «возвращение судетских немцев домой в рейх» произвели просто ошеломляющее впечатление, правда, с разными знаками как внутри страны, так и за её пределами.
Германия, преодолев глубокий экономический кризис, выражаясь современным языком, поднялась с колен и вновь стала мировой державой. Популярность Гитлера достигла невиданной высоты. Фюрер, по версии американского журнала «Тайм» за 2 января 1939 г. был назван «Человеком года – 1938». Вот строки из редакционного комментария по поводу мотивации присуждения Гитлеру этого титула: «Фюрер немецкого народа… собрал плоды амбициозной беспощадной заграничной политики, которую он вёл на протяжении пяти с половиной лет. Он порвал Версальский договор в клочья. Он снова вооружил Германию до зубов – или почти до зубов.
Он похитил Австрию на глазах ужаснувшегося и, видимо, бессильного мира. Все эти события стали шоком для наций, которые всего двадцать лет назад победили Германию на поле брани, но ничто так не ужаснуло мир, как беспощадные, методичные, направляемые нацистами события, которые поздним летом и ранней осенью привели к угрозе мировой войны из-за Чехословакии. Когда Гитлер без кровопролития низвёл Чехословакию до статуса марионетки Германии, добился кардинального пересмотра европейских оборонительных союзов и получил свободу действий в Восточной Европе после гарантий невмешательства от Англии (а потом и Франции), он, без сомнения, стал «Человеком года -1938».
Отметим и то немаловажное обстоятельство, что немецкий народ в условиях полной занятости был сыт, обеспечен дешёвыми автомобилями, прекрасными дорогами, оплаченными отпусками и недорогим социальным страхованием. Жесточайшее преследование евреев, исчезновение оппозиции, гражданских прав и свобод мало кого беспокоило и для большинства населения не имело никакого значения. Довольные жизнью и своим фюрером немцы пили пиво, распевали народные песни и верили в светлое будущее, сулившее им, в соответствии с нацистской пропагандой, только дальнейшее процветание.
К существенным достижениям гитлеровской пропаганды, укрепившей режим Гитлера, относится и проведение в Берлине летних Олимпийских игр 1936 года. Это событие воспринималось там как фактическое одобрение мировым сообществом «мирного и дружелюбного» курса, по которому шла фашистская Германия. Министр пропаганды позаботился о том, чтобы эту очевидную мысль внушить всем своим согражданам или, по крайней мере, довести её до уха каждого немца. На Берлинской Олимпиаде была впервые проведена эстафета олимпийского огня от места проведения античных игр до Берлина. Теперь, наводившие ужас факельные шествия штурмовиков, не должны были так беспокоить за рубежом общественное мнение. Нацисты делали всё, чтобы продемонстрировать Западу своё дружелюбное, цивилизованное, современное и гостеприимное государство, которого не нужно опасаться. Мир легко поверил Йозефу Геббельсу.
Наиболее последовательные требования о бойкоте Олимпийских игр 1936 г. раздавались в США. Они начались ещё с тех пор как нацисты пришли к власти и усилились после принятия Нюрнбергских законов в 1935 г., лишивших евреев гражданских прав. Однако накануне игр Союз спортсменов-любителей Соединённых Штатов под давлением главы Американского Олимпийского комитета Эйвери Брендеджа проголосовал против решения направить в Германию комитет из трёх человек, чтобы подробнее изучить заявления о жестоком обращении с евреями. После этого решения попытки бойкотировать гитлеровскую Олимпиаду окончательно угасли. По словам Дэниела Брауна, автора документального бестселлера о команде американских гребцов, сотворивших чудо на Олимпиаде, проведение этих игр «было в некотором роде победой для многих молодых американцев, которые боролись за шанс поучаствовать в крупных соревнованиях. Это была победа для Эйвери Брендеджа и его союзников, которые боролись изо всех сил, чтобы не допустить этого бойкота. Но преимущественно это была победа Адольфа Гитлера, который всё яснее понимал, насколько мир готов быть обманутым…».
Берлинские игры имели ещё одно неожиданное последствие. Успешное выступление американских спортсменов привлекло внимание ведущего химика немецкой фирмы «Теммлер» Фрица Хаушильда к бензедрину. Этот незапрещённый препарат, стимулирующий физическую активность, широко применялся заокеанскими атлетами и способствовал их впечатляющим победам.
Хаушильд решил усовершенствовать полезный стимулятор и создать на его основе новый, ещё более качественный, продукт. Через год ему удалось это сделать, и в октябре 1937 г. он получил патент на первый немецкий металфетамин с коммерческим названием – первитин. Чудодейственное лекарство, дающее человеку заряд сказочной бодрости, с невероятной быстротой распространилось среди людей разного социального положения. К началу 1938 г., когда началось его массовое производство, значительная часть населения уже использовала первитин на регулярной основе. Его принимали студенты, готовясь к экзаменам, врачи и медсёстры, которым приходилось дежурить по ночам. С его помощью бизнесмены снимали напряжение, а молодые матери – депрессии и состояния постоянного недосыпания. Став предметом первой необходимости, он повсеместно продавался в аптеках и отпускался без рецепта. Его добавляли в прохладительные напитки и в самые разнообразные кондитерские изделия. Особой популярностью пользовались созданные на его основе шоколадные конфеты с привлекательным названием «танковый шоколад».
Первитин повышал выносливость и уверенность в себе, снимал усталость и страхи, прогонял сон, заглушал голод и вызывал эйфорию. Так о своём изобретении весной 1938 г. в «Клиническом еженедельнике» написал его создатель Фриц Хаушильд (любопытно, что годы спустя за разработку и применение «витаминных» препаратов спортсменами ГДР отвечал именно этот специалист). По его данным, первый немецкий металфетамин по эффективности намного опередил свой американский аналог.
Руководитель Института общей и оборонной физиологии Берлинской Академии военной медицины профессор Отто Ранке, одержимый идеей создания универсального средства от переутомления солдат, прочитав эту публикацию, заинтересовался гимном новому химическому продукту. Не торопясь с выводами, он решил глубже изучить его возможности и проверить его действие.
Но против распространения наркотика решительно выступил имперский министр здравоохранения доктор Леонардо Конти. Для него чистота арийской расы была своего рода навязчивой идеей и на высоком посту стала наиболее приоритетной задачей. Не останавливаясь ни перед чем, он сметал на её пути любые преграды. Этот обергруппенфюрер СС (генерал-лейтенант), который являлся главным врачом на Берлинской Олимпиаде, стал главным куратором программы умерщвления неполноценных или бесполезных для общества людей по так называемой программе Т-4 (эвтаназия) и активным поборником использования для этих целей газовых камер. Лео Конти не был осуждён на Нюрнбергском процессе только по одной причине: не дожидаясь приговора военного трибунала, «фюрер германского здравоохранения» в октябре 1946 г. повесился в тюремной камере.
Нацист как врач понимал, что популярный препарат, способный разрушить здоровый организм, может нанести непоправимый ущерб немецкой нации. «При долговременном применении он приводит к наркотической зависимости, истощению организма, галлюцинациям и постепенному отупению… Последующие негативные реакции ставят крест на временном благотворном эффекте стимулятора… В столь серьёзное время следует запретить всем немецким мужчинам и женщинам пользоваться этим сомнительным удовольствием», – такими словами он препроводил своё распоряжение, по которому в ноябре 1939 г. первитин был отнесён к наркотическим препаратам и отпускался исключительно по рецептам. Но остановить триумфальное шествие чудодейственных таблеток было уже невозможно. Их потребление, несмотря на введённые ограничения, в армейских частях продолжало расти. Зная, что военные врачи заказывают нужные им медикаменты в увеличивающихся количествах, 17 февраля 1940 г. он направил свой протест руководству Санитарного управления сухопутных войск, категорически требуя остановить распространение наркотика в армии.
Леонардо Конти возглавлял влиятельное, но всё-таки гражданское учреждение, и военные немедленно и решительно воспротивились вмешательству кого бы то ни было в их дела. «Вермахт, – ответил ему главный медицинский инспектор сухопутных войск Антон Волдман, – не может отказываться от использования лекарств, которые повышают работоспособность и снимают усталость с солдат…». Более того, 17 апреля того же года во все воинские части был разослан документ, подписанный главнокомандующим сухопутными войсками Германии генералом фон Браухичем. В соответствии с Распоряжением относительно стимуляторов, первитин был включен в план санитарного снабжения германской армии и вошёл в обязательный рацион каждого (!) гитлеровского солдата. В тексте этого циркуляра, автором которого был Отто Ранке, устанавливалась его дозировка: одна таблетка в день, две – ночью. В случае необходимости, ещё 1 или 2 таблетки через три-четыре часа. Там же указывалось, что при правильном применении препарата самочувствие его потребителя заметно улучшается, страх исчезает, а острота восприятия не снижается, в отличие от воздействия алкоголя. Вермахт стал первой армией в мире, которая взяла на своё вооружение наркотики. 17 февраля 1940 г., в тот день, когда Леонардо Конти направил свой протест руководству Санитарного управления сухопутных войск, примерно в те же самые часы Гитлер принял двух генералов – Манштейна и Роммеля. Эрик Манштейн, страстно одержимый идеей молниеносной танковой войны, изложил фюреру свою дерзкую концепцию вторжения во Францию, объявившую вместе с Англией войну Германии после её нападения на Польшу. Суть рискованного плана состояла во внезапном танковом прорыве во Францию через труднодоступные Арденнские горы в Бельгии, минуя защитные бастионы оборонительной Линии Мажино вдоль германо-французской границы.
Германский Генштаб считал подобное наступление заведомой авантюрой – солдаты должны ночью спать, и риск застрять в горах мог обернуться для танковых дивизий непоправимой катастрофой: слишком легко они могли стать лакомой добычей для авиации противника. Военное руководство отвергло этот план ещё четыре месяца назад, когда он был впервые озвучен, а самого автора отправили в почётную «ссылку» на север Польши – подальше от предполагаемого театра военных действий. Командующий сухопутными войсками генерал Браухич в разговоре с начальником Генерального штаба генералом Гальдером не исключил даже ареста Гитлера в случае, если тот отдаст столь безумный приказ.
Тогда, в октябре 1939 г., когда Манштейн в сопровождении генерала Гудериана впервые ознакомил фюрера со своей концепцией, немецкий вождь только выслушал его, но никакого решения не принял. Только теперь, окончательно отказавшись от мысли вторжения во Францию через Швейцарию, фюрер одобрил и принял его доктрину.
Немецкий прорыв имел шанс на успех только в случае, если танкисты на протяжении всей операции будут безостановочно двигаться днём и ночью, без перерывов даже на короткий отдых и, главное, без сна. «Я требую от вас, чтобы не спали, по меньшей мере, три дня и три ночи, если возникнет такая необходимость…», – с таких слов 10 мая 1940 г. генерал Гудериан, который возглавлял головную танковую колонну, начал своё обращение к войскам, получившим перед этим усиленный комплект первитина.
После генеральского напутствия стальная лавина, вместившая в себя свыше сорока тысяч единиц боевой техники, включая армаду из 1200 танков, пришла в движение. Крупнейшее механизированное соединение, когда-либо существовавшее в военной истории, растянулось более чем на 150 миль. Союзное командование непоправимо упустило реальный шанс разгромить с воздуха грозную танковую армаду (этот упущенный момент, как и не замеченная подготовка немецкого удара со стороны английской и французской разведки, выходит за рамки этой статьи). Не было предпринято даже попытки нанести воздушный удар по невероятному скоплению идущей вплотную друг к другу вражеской технике: 5 танковых дивизий (из 10 имевшихся в вермахте) были брошены в беспрецедентный танковый прорыв. Поначалу вся группировка, представлявшая собой первую в мире танковую армию, продвигалась медленно – пехотные части и армейские обозы неохотно уступали ей дорогу, но потом, набрав скорость, она уже не снижала её до конца операции.
Утром произошло первое сражение. Узкий, как игольное ушко, горный проход в Арденнах, пролегавший возле маленькой деревушки Мартеланж, считался надёжно защищённым и неприступным для неприятеля. Артиллерийскими орудиями, расположенными на высоте в естественных горных укрытиях, полностью простреливался весь склон холма – несколько сотен метров совершенно открытого пространства. Это была неприступная для неприятеля позиция, фронтальная атака которой представлялась настоящим самоубийством. Но именно это и предприняли немцы, находившиеся под прямым воздействием первитина. Не испытывая никакого страха, они, не задумываясь, смело шли вперёд навстречу летящим снарядам и пулям. Бельгийским защитникам казалось, что в лобовую атаку на них идут уже не вражеские танки, а какие-то бесстрашные роботы. Не выдержав безрассудного натиска, бельгийцы отступили. Но и это было ещё не всё. Вместо того чтобы закрепиться на занятых позициях, пришедшие в крайнее возбуждение танкисты, как будто ничего и не произошло, продолжали свой безостановочный марш к французской границе. Роботы, одним словом.
Через трое суток непрерывного движения немецкие танковые колонны достигли пограничного города Седан, где их никто не ждал, и без потерь форсировали пограничную реку Маас. Исход войны был предрешён. В тот же день, когда немецкие войска вошли в Париж, открылись ворота Освенцима…
Скорость и безжалостность вермахта обеспечили победу Германии. Начался новый, никем не замеченный вид войны, демоном которой стал генерал Эрик фон Манштейн. Если главным оружием блицкрига выступали танки, то место его важнейшего компонента в германской армии прочно занял первитин. Пройдя столь блистательную проверку в ходе французской кампании, этот наркотик уже окончательно и бесповоротно утвердился в вооружённых силах фашистской Германии. Его ежедневное производство росло с каждым днём.
За годы Второй мировой войны гитлеровские солдаты получили свыше 220 миллионов таблеток с этим «медицинским» средством. В такой ситуации будущему лауреату Нобелевской премии по литературе Генриху Бёллю, приведённые выше письма принадлежали именно ему, уже не нужно было постоянно просить своих близких прислать ему первитин. Читая его письма, они, возможно, и не заметили произошедшую перемену. В отличие от упомянутых здесь имён, его родные не были одержимы какой бы то ни было идеей, а просто радовались пришедшему от сына письму с фронта…
Борис Липецкер
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...
