Я, конечно, не Шиллер и тем более не Бетховен, но название уж больно соблазнительно… Радость — главная заповедь всех еврейских праздников, а Суккот — её квинтэссенция. В наших молитвах он назван «время радости нашей».
В Торе слово «радость» трижды с ним повязано — с единственным из праздников! Ни разу это слово не упомянуто рядом с Песахом и лишь однажды, и то не напрямую — о Шавуоте. Ну а уж в Талмуде и мидрашах название этого праздника: «хаг», то есть просто «праздник» (чаще с определённым артиклем).
Скажите, вы хотели бы научиться радоваться? Я бы хотел. Весь год. Особенно нужно это нашему поколению, поколению «взрыва информационных технологий». Все глупости, все ляпсусы, все мелкие и крупные пакости, случившиеся где бы то ни было, с добавкой к ним выдуманных и присочинённых и с броскими агрессивными ёрническими названиями — всё это со скоростью тысяч знаков в минуту вываливается на очумевшего современника. Как вы полагаете, милейший, где легче пребывать в приятном расположении духа: в театре на весёлой оперетте или в прозекторской?
И всё-таки радость от событий текущих — штука хоть и волнующая, но ненадёжная. Но есть такая таинственная фраза в Устной торе: «великая заповедь — постоянно пребывать в радости».
Сходу так и непонятно — как сие возможно технически? А во сне? А во времена траура — когда проявления радости запрещены законом? Скажем, мы не изучаем Тору 9 Ава, в самый трагический день нашей истории — поскольку «Тора радует сердце человека, а это время печали». О чём тогда вообще идёт речь?
Добавлю сомнений. Вы знаете, какую заповедь называл для себя самой трудной Виленский Гаон — человек, о котором ученики утверждали, что его душа — это душа нашего учителя Моше? Это человек учился с невероятной интенсивностью минимум 18 часов в сутки, нёс на себе гигантский груз забот общины и всего еврейского народа, выверил Талмуд, воспитал множество гениальных учеников, годами ходил «в изгнание» — с посохом путешествовал по дорогам Европы… Так вот, самой трудной для себя заповедью он назвал: «и радуйтесь в праздники ваши» — всё их время без малейшего перерыва.
Минуточку, минуточку… Значит так, для величайшего мудреца всего народа несколько дней в году непрерывно радоваться очень трудно, а для каждого гражданина постоянно — выходит, раз плюнуть? Можно, конечно, приплести сюда сакраментальное: «во многая мудрости многия печали» — со ссылкой на «Экклезиаста» мудрейшего из людей царя Шломо… Но вот беда: в оригинале стоит: «марбе хохма марбе каас», что в буквально переводе означает: «множащий мудрость — множит гнев».
Не скажу, что гнев — особо радостное чувство. Но и прямым антонимом «радости» назвать его язык не поднимается. Да и фразочка эта явно аллегорическая, ни сам царь Шломо, ни подавляющее большинство мудрецов Израиля гневливостью не отличались. Вероятно, прочитать сентенцию эту придётся так: «множащий мудрость — увеличивает гнев небес против глупцов, которые сей мудростью пренебрегают и от неё отмахиваются» (на его фоне бездарность очевидней). И, может быть, добавляет он себе расстройств от созерцания той суетной, нелепой и бесцельной жизни, кою ведут большинство людей.
Или для умных заповедь постоянной радости необязательна? Навряд ли, никогда я не слышал, что есть отдельные заповеди для умников и дураков.
Однако всё это — учёные философии, а что такое радость — показать может нам любой ребёнок. Или зверушка. Радость — штука непосредственная и очевидная. Правда, у малыша она сразу же сменяется плачем от малейшего неудобства. Поэтому научиться у кошечки или бутуза радости постоянной нам не удастся. Как и очень немногим из нас поможет нам любимая формула гурманов: «нет радости без мяса и вина» — высказанная нашими мудрецами в связи с праздниками. Её значение, увы, куда прозаичней: «в дни, когда есть особое повеление радоваться, полагается также использовать мясо и вино при трапезах» — разумеется, тем, кому они не принесут вреда. Как и по касательной пройдёт мимо нас ещё одна знаменитая формула: «вино создано, чтобы радовать сердце человека». Ответом на неё станет формула иная, со следующей страницы учебника: «вино создано, чтобы утешать сердца скорбящих». Его роль — уменьшить печаль, помочь человеку внести в свою тоску хоть каплю радости — но это ведь явно не тот уровень радости, о котором сказано: «великая заповедь».
Ответ очень и очень прост, и получаю я его в каждый праздник Суккот. А потом в течение года подзабываю. Ответ этот не теоретичен, он — просто твоё переживание. Когда сидишь в сукке, чем бы ты в ней не занимался — постепенно начинаешь ощущать некий глубинный покой, умиротворение, достаточность мгновения этого. И в глубине твоей обязательно будет сперва наклёвываться, а затем не спеша нарастать удовлетворение, наслаждение и радость.
И поскольку процесс этот не быстрый, ты успеваешь заметить кое-какие его детали и связи. Радость оказывается чем-то, живущим внутри открытости и осознанного покоя.
Есть такая фраза у даосов,- которые, как мне кажется, ближе всего подошли к еврейской очевидности, непосредственности со-существования с высшим: «утром молча летишь вверх». Все слова в этом предложении не обязательны, любое можешь заменить — но не суммарное впечатление. Даосы вообще поэтичны, не зря же великая китайская поэзия в изрядной степени возникла из их мировосприятия.
Но — осталось ещё нечто, что не вполне внятно даосу. Радость — дар. А даосизм весь выстроен на отношениях человека с великим безличным. Но дар дарует нам Всевышний, который — отнюдь не только «вечный абсолют».
Б-г любит тебя. Он ждёт возможности послать тебе свою приязнь и наградить тебя радостью. Единственное, что Ему для этого нужно — чтобы ты перестал от Него прятаться в ворохе мелкой чепухи. Если всё, чему ты с энтузиазмом посвящаешь своё сознание — детали биографии лас-вегасскаго стрелка да повороты мысли очередного корейского Кима — где здесь найдётся место Создателю? Знаете, есть у нас такой праздник — Пурим, среди обычаев которого: пить столько вина, чтобы ты не смог отличить «проклят Аман» от «благословен Мордехай» (на иврите гематрии, числовые значения этих оборотов равны). Сиречь: суметь увидеть руку Всевышнего и в том, что мы без усилий воспринимаем как добро, и в том, что нам видится злом. Но это — особое состояние, особое постижение, и доступно оно пока нечасто и не многим. И уж точно — не тому, кто залит в потоках сплетней и дурных новостей.
Радость настоящая — это, несомненно, просто внутреннее ощущение Б-жественности рядом. С разной интенсивностью, в различных и порой несхожих меж собою формах и проявлениях. Люди столь разные, а Б-г — Он тем более бесконечен и, в нашем восприятии, многолик. Заповедь сукки выводит тебя из круга текущих настроений, из рутины — которая и есть самый надёжный щит против Б-жественности. Как мы едва-едва чувствуем мчащиеся через наше пространство радиоволны и прочие электро-магнитности — так человек, не «включая (заповедью) прибора» восприятия высшего, живого и единственно близкого душе твоей — не переживает радости жизни как таковой. Радости быть сотворённым Б-гом и жить под Его сенью.
Конечно, Виленский Гаон требовал от себя много большего. Как минимум, тончайшей осознанности Высшего присутствия. Но есть и уровень «для всех», и он тоже несоизмеримо выше и настоящее той условной жизни и поверхностной беготни, которой, увы, посвящают себя столь многие. Особенно — глупцы, вещующие про «религиозное мракобесие» и видящие жизнь на Земле не как дар, а как грызню и скандал.
В сукке ты весь, ты просто сидишь, читаешь, беседуешь, завтракаешь… — и эта ненарочитость и естественность приоткрывает окна в настоящее. Но пройдёт время, внешняя жизнь призовёт тебя, погрузит в свой водоворот… Наверное, я всё это написал и захотел поделиться с вами — чтобы сам потом легче мог вспомнить. С праздником, друзья!