В зале приглушен яркий свет. В полумраке сцены невысокого роста, седой человек, сидя за роялем, играет джаз. Рассеянный взгляд, бегло скользя по клавишам, погружён в аккорды. Он играет джазовые хиты из репертуара Глена Миллера. Играет проникновенно. Сейчас он сыграет свой самый любимый хит «In the Mood», который исполняет каждый раз во время выступлений. «Прислушайтесь» — как бы говорит пианист, глядя в зал: нас уносит поезд, спешащий вдаль. Мы мчимся куда-то без остановок. Ритмично стучат колеса, и вдруг… поезд неожиданно останавливается. Но это уже не сюжет хита, это реальность, благодаря которой человеку у рояля, в то время 11-летнему мальчику, более 70 лет назад удалось обмануть смерть… Действие происходит в одном из конференц-залов Европейского парламента в Брюсселе. Более сотни людей разных возрастов и со всего мира собрались здесь, чтобы услышать не только музыку, но и рассказ музыканта — о его поразительной жизни и судьбе, которая, как и десятки миллионов судеб, стала неотъемлемой частью нашей с вами еврейской истории. Имя его: Симон Гроновски.
«Мой отец Леон прибыл в Бельгию в 1921 году, — начинает рассказ Симон. — Он был родом из Польши. С моей мамой, Ханой Каплан, они познакомились в Литве, где он, участвуя в Первой мировой войне, попал в плен. Мама родилась в Юрбаркасе и в 1923 году покинула Литву, чтобы в Бельгии воссоединиться с отцом, выйдя за него замуж. Они поженились в 1923 году в Льеже. У нас в семье было двое детей: моя сестра Ита, 1924 года рождения и я, на семь лет младше её. Мои родители обосновались в Брюсселе. Они купили участок земли в Эттербеке и построили дом. У моей мамы был магазин кожаных изделий на первом этаже нашего дома, а отец занимался оптовой продажей кожаных товаров, разъезжая по всей округе. До войны сестра училась в лицее ван Эльсен, а я ходил в школу в Эттербеке. Мы были одной из счастливых и дружных еврейских семей города.
В мае 1940 года гитлеровская Германия захватила Бельгию. Король Бельгии Леопольд III подписал акт о капитуляции. В течение всего 18 дней практически без боя Бельгию оккупируют нацистские войска. В отношении еврейского населения начинается пропаганда ненависти. В чём были виноваты мои родители? Они допустили только одну, но очень серьёзную «ошибку» — они были рождены евреями. Эта «ошибка» была преступлением, за которое в то время можно было получить лишь одно наказание — смерть».
Ежедневно принимаются антиеврейские законы. Немцы обязуют всех евреев зарегистрироваться в местных органах власти. В мае 1941 года к витрине их магазина был прикреплён антисемитский плакат, запрещающий нееврейским жителям города покупать у них товары. Магазин пришлось закрыть. К июню 1942 года бельгийских евреев заставили носить на одежде жёлтую шестиконечную звезду. Семья Гроновски решает уйти в подполье.
Мадлен Руффарт и ее муж Ремаль жили в Эттербеке, западном пригороде Брюсселя, и были соседями семьи Гроновски. У семей сложились дружеские отношения. Мадлен была распорядителем кожевенного предприятия, принадлежавшего отцу Симона. Ее сын Раймонд был близким другом Симона, а дочь Магги была одноклассницей и другом Иты, его сестры. К началу депортации евреев в лагеря смерти летом 1942 года Мадлен нашла укрытие для всех четверых Гроновски — в семье своей знакомой, мадам Пульваче, в Вaлуве-Сен-Ламберте, расположенном в пригороде Брюсселя. Они оставались там с августа 1942 года по март 1943-го — до самого ареста гестапо.
«17 марта 1943 года, 9 часов утра. Мы завтракали, — вспоминает Симон, — Мой отец находился в больнице. Кто-то резко позвонил в дверь. Это оказались два немецких офицера из гестапо в штатском, которые, вероятно, по чьему-то доносу явились, чтобы нас арестовать. Желая спасти отца, мама сообщила, что муж умер, и она осталась вдовой. Мы были доставлены в подвал гестапо, на авеню Луиз в Брюсселе. Эта штаб-квартира использовалась нацистами как тюрьма и камера для пыток. Пробыв там почти двое суток без воды и пищи, на следующий вечер вместе с другими 50-ю евреями нас отправили в казармы Доссина, находившиеся в 30 километрах от Мехелена. Там мы вынуждены были пробыть в течение месяца».
В день ареста Ханы с детьми Ремаль Руффарт и Хосе Дельсарт, приятель семьи Гроновски, отправились в больницу к Леону. Для того, чтобы предотвратить его арест, они привели его в дом родителей Хосе, Жулии и Шарля Дельсартов, где он нашел безопасное убежище почти до самого конца войны. Что касается Мадлен Руффарт, то в это страшное время, она не побоялась приехать к ним в Мехелен, чтобы передать продовольственные посылки и письма от отца. Мадлен неоднократно пыталась освободить Гроновски, но безуспешно.
«В Мехелене за малейшее нарушение мы могли быть избиты и заперты в бараке до самой депортации. Иногда коллективно наказывали весь барак, где находились 100 человек, заставляя всех нас стоять часами во дворе в любую погоду.
Мне присвоили номер 1234, а маме -1233. Оказалось, что это были наши депортационные номера. Моя 16-летняя сестра Ита, единственная из нас имевшая бельгийское гражданство, по закону не подлежала депортации». Симон каждый раз с болью в сердце вспоминает, что когда он видел Иту в последний раз, покидая Мехелен, то горько плакал и махал ей на прощание рукой.
Трёхъярусные нары в лагере были своеобразной тренировочной площадкой для 11-летнего Симона. Он забирался наверх, а затем прыгал вниз, не догадываясь о том, что вскоре ему предстоит совершить настоящий прыжок из поезда смерти… Тогда, весной 1943 года, он и понятия не имел о лагерях уничтожения, о газовых камерах. До него лишь доходили слухи о том, что ещё никому не удавалось бежать из Мехелена, но зато находились некоторые счастливцы, кто сумел выпрыгнуть из поездов, увозивших депортируемых евреев на Восток.
Из 70 тысяч евреев, проживавших в 1940 году в Бельгии, 46% были депортированы в Мехелен. Это был пересылочный лагерь, называемый заключёнными «бараками смерти». Всего, начиная с лета 1942 до 1944 года, из Доссинских казарм в Мехелене в лагеря смерти Восточной Европы были депортированы 25483 еврея и 352 цыгана. Как правило, в Аушвиц.
18 апреля 1943 года Симон Гроновски, его мать и более 1600 узников нацистского лагеря в Мехелене узнали, что должны быть депортированы следующей ночью 20-м поездом в Аушвиц. Большинство людей из лагеря знали о предстоявшей депортации, но не могли себе представить, что их ожидает смерть…
«Я действительно не понимал, что происходит, — вспоминает Симон. — Я не знал, что обозначает слово «депортация». Я всё ещё находился в своём маленьком мире, где был мальчишкой-разведчиком. Я мысленно произносил, садясь в поезд до Аушвица: «До свидания, мой Брюссель, моя Бельгия, мой отец, моя дорогая сестра, моя семья и мои друзья».
Условия в поезде, следовавшем в Аушвиц, были невыносимыми. Нас затолкали, как стадо коров, в тесный вагон с оплетёнными колючей проволокой маленькими окошками. На 50 человек было только одно ведро для личных надобностей. И, кроме того, невозможно было до него добраться. Не было никакой еды, ни воды, не было сидячих мест. Поэтому мы все либо лежали, либо сидели на полу. Я с мамой находился в правом заднем углу вагона. Было очень темно. Из вентиляционного отверстия на крыше проникал воздух, но это не спасало от ужасной духоты и вони. К составу поезда был добавлен специальный вагон с 19 евреями, участниками Сопротивления и сбежавшими из предыдущего поезда. Эти заключённые «особого списка», среди которых находились 18 мужчин и одна женщина, были отмечены немцами на задней части одежды красным крестом с целью их немедленного уничтожения по прибытии в Аушвиц. Двадцатый поезд охранялся офицером СС и 15-ю охранниками, которые находились в начале и в хвосте поезда.
Среди ночи поезд ХХ из Мехелена был внезапно остановлен. После короткой паузы послышались громкие выстрелы и крики. Поезд ХХ был атакован тремя молодыми участниками сопротивления, бывшими студентами Свободного бельгийского университета Юрой Лившицем, Робертом Майстриу и Жаном Франклемоном, которые решились осуществить свой собственный чрезвычайно смелый план по спасению обречённых на смерть евреев. Им троим удалось освободить более двух сотен евреев, сумевших сбежать из поезда. Имена этих трёх героев в настоящее время знают не только бельгийцы, но и весь мир. Уникальность атаки поезда ХХ, каким он был известен, была в том, что за всю историю Холокоста акция нападения на депортационный поезд, идущий в ад Аушвица, была единственной. И руководил ею участник движения сопротивления еврей Юра Лившиц.
Забегая вперёд, скажу, что после совершения нападения 26-летний Юра Лившиц был схвачен по доносу и расстрелян в феврале 1944 года. Жан Франклемон был вскоре арестован и отправлен в концлагерь Заксенхаузен и освобождён в мае 1945 года. Проживал в бывшей ГДР, умер в 1977 году. Роберта Майстриу арестовали в марте 1944 года. Он был узником многочисленных концлагерей. Освобождён в Берген-Бельзене в апреле 1945 года. Умер в 2008 году.
Из оружия у этих бесстрашных молодых людей был только один пистолет, а также две пары плоскогубцев для открывания вагонных дверей. С помощью фонаря-молнии, обернутого красной бумагой, который Юра Лившиц поставил на рельсы, молодым людям удалось, вопреки собственным ожиданиям, остановить поезд смерти. Вооружившись плоскогубцами, Роберт Майстриу сумел открыть дверь одного из вагонов. «Справившись с дверным замком, я открыл дверь вагона. Испуганные бледные лица людей смотрели на меня. Что было сил, я громко по-немецки скомандовал: «Выходите! Быстро выходите отсюда!», — вспоминал Роберт Майстриу, которому удалось освободить 17 человек. Волею судьбы самым молодым из спасённых стал 11-летний Симон Гроновски.
«Я ещё слышал, как некоторые мужчины пытались выломать вагонную дверь, — рассказывает Симон. — Внезапно меня разбудила мама. Поезд всё ещё продолжал движение, но дверь была открыта. Мама подвела меня к двери. Два-три человека уже успели выпрыгнуть. Поначалу я не решался прыгать. Прозвучали последние слова, которые я услышал от мамы. Она прошептала мне на ухо: «Поезд идёт слишком быстро». Потом он внезапно сбавил скорость. И я спрыгнул». Симону удалось выпрыгнуть. Он, скатившись вниз, к счастью, не получил ранений. Но охрана что-то заподозрила. «Поезд остановился, охранники начали стрелять в нашу сторону, — продолжает Симон. — Мама уже не могла спрыгнуть. Моя первая мысль была о том, чтобы побежать обратно к ней. Но неосознанно повернувшись в обратную сторону, я побежал так быстро, как только мог. Я бежал всю ночь сквозь леса».
Он бежал всю ночь. Он бежал, потому что идти он просто не мог. Словно какая-то неизвестная сила толкала его вперёд. Вперёд от этого жуткого поезда, переполненного смертниками, от их душераздирающих криков, от стрельбы охраны, от мамы, с которой он так и не успел проститься… Ему было жутко и страшно. В эту дождливую промозглую ночь в ушах его неожиданно возник стук колёс поезда. Поезда, который умчался в неизвестность, унося туда его любимую маму… И тогда, чтобы каким-то образом прогнать страшные мысли, он вдруг стал напевать про себя мотив своего любимого «In the Mood». Этот джазовый хит они с Итой очень любили, она его так великолепно исполняла у них дома, сидя за роялем…
К рассвету Симон увидел перед собой какую-то деревушку. Это была небольшая деревня Борглон, недалеко от Сэнт-Тронда. Промокший, в грязной оборванной одежде и жутко несчастный, он решил постучаться в первый попавшийся дом и попросить о помощи.
Симону открыла жена местного крестьянина. Он не решился сказать ей, что он еврей и бежал от немцев из «еврейского» поезда. Вместо этого, он сказал, что заблудился во время игры с друзьями и просит помочь вернуться в Брюссель. Женщина, недолго думая, отвела его к местному констеблю, Жюлю ван Хоэншовену, который доставил его к полицейскому Жану Аертсу. Увидев полицейского, Симон пришёл в ужас. «Взгляд этого человека с пистолетом на поясе перепугал меня, — вспоминает он. — Я был уверен, что этот полицейский сдаст меня эсэсовцам. Он спросил меня, что со мной случилось, и я начал говорить, что заблудился, играя с ребятами, и теперь мне нужно добраться в Брюссель». Но он сразу же догадался, что Симон — мальчик из двадцатого поезда. В полицейском участке как раз со вчерашней ночи были три трупа расстрелянных беглецов, доставленных туда со станции.
Подумав, Аертс решил отвести мальчика к себе домой и попросить жену позаботиться о нём, несмотря на грозившую ему и его жене опасность. После этого он отправился в полицейский участок, чтобы выяснить подробнее о произошедшем вчерашней ночью. Он узнал о нападении на поезд, побеге 236 евреев и гибели беглецов, расстрелянных немцами, чьи трупы были обнаружены на станции. Будучи мужественным и добрым человеком, желая сохранить жизнь мальчику, Аертс сказал ему: «Я всё знаю, Симон, ты был в этом поезде, но мы, бельгийцы, не станем выдавать тебя». «Рассказывая ему о маме, которой я так и не смог помочь спастись, я, не сумев сдержаться, громко и безутешно зарыдал, и он обнял меня», — поведал Симон. Жена Аертса позволила Симону умыться, накормила его, и он переоделся в чистую одежду. «Затем Жан Аертс отвёз меня на станцию в Ординген и купил мне билет до Брюсселя. Я сел на поезд и к вечеру добрался домой». Радости Симона не было предела. Он не мог поверить своему везению и счастью, ведь он уже не в первый раз находился «на волоске» от смерти.
«После этого я, как и мой отец, скрывался в нескольких бельгийских семьях до самого освобождения», — рассказывает Симон. Вернувшись в Брюссель, он поначалу нашёл пристанище в доме Мадлен Руффарт. Вскоре Мадлен отправила его в бывшее укрытие отца, в дом семьи Дельсарт, где он пробыл до января 1944 года. Затем его перевели в семью Генри Пьери и его жены Жозефин, которая прятала его в течение восьми месяцев, пока не закончилась война. «Я больше не видел свою мать. Как я потом узнал, она погибла в газовой камере Аушвица 22 апреля 1943 года вместе с другими женщинами из того самого поезда ХХ. Моя сестра Ита была депортирована туда 20 сентября поездом ХХIIB (этим транспортом в Аушвиц были отправлены бельгийские евреи, граждане Бельгии, несмотря на то, что они не подлежали депортации — Э.Г.). Очевидно, её постигла та же участь, что и маму…»
Встретившись с Симоном, Леон Гроновски написал благодарственное письмо полицейскому, Жану Аертсу, настоящему человеку, мужественно оказавшему помощь его сыну, спасая его после побега из поезда ХХ. Вместо этого, как обнаружил потом при переписке с отцом Симон, Леон направил своё письмо по адресу Жюля ван Хоеншовена, который привёл Симона в полицейский участок. Этот человек был членом Фламандской националистической партии (VNV). В июле 1944 года участниками бельгийского сопротивления было осуществлено на него нападение. После войны ван Хоеншовен был интернирован и отбывал наказание. Ошибка была исправлена: получив от сына правильный адрес Жана Аертса, Леон отправил письмо «заслуженному» получателю.
Симон и Леон будут проживать отдельно друг от друга, найдя прибежище в католических семьях, и смогут увидеться только три раза за 17 месяцев. И только благодаря заботе верных и преданных друзей родителей Симона, семьям Руффарт и Дельсарт, между отцом и сыном велась постоянная переписка. В одном из писем, проявляя беспокойство об отце, живущем в постоянном ожидании встречи с близкими, в надежде порадовать его, в конце июня 1943 года 11-летний Симон пишет: «Мой дорогой папа! … Мои дела идут хорошо, и я надеюсь, что твои тоже. Ты можешь быть полностью спокойным, т.к. я выхожу только один раз в неделю на короткое время из дому, причём вечером, чтобы меня никто не видел. Я не подхожу к окнам и не открываю никому дверь. Мадам Дельсарт мною довольна, и я спокоен. К, счастью, у меня есть достаточно книг, и Раймонд приходит время от времени навестить меня. Я помогаю мадам Дельсарт чистить картошку и морковь. Я также играю на пианино. Папа, ты не представляешь, как я был рад, когда мадам Руффард мне сказала, что мама написала, и она здорова. Она находится в Обершлезиен, туда мы ей можем писать, и она может отвечать нам. (Возможно, это была версия Мадлен Руффарт, которая хотела поддержать Симона и Леона. — Э.Г.) Ты можешь быть рад так же, как и я. Так же Мадди и Элиане посетили Иту. У неё всё в порядке. Мадам Руффарт много сделала для того, чтобы её освободить. Поэтому я жду мою сестру в субботу, воскресенье, понедельник и вторник… Можешь себе представить, как я радуюсь. Видишь, есть и хорошие новости».
Долгожданное освобождение от нацизма в Бельгии наступило 29 сентября 1944 года, и Симон с папой, наконец, смогли встретиться, выйдя из своих укрытий. Оба они надеялись на то, что вскоре застанут живыми своих самых дорогих и любимых — Хану и Иту. Но чуда не произошло… Из Аушвица почти никому не удавалось возвратиться живым. Для Лео Грановски жизнь не имела больше никакого смысла. Она была для него лишь неимоверным страданием.
«Мой отец Леон был разбит горем, — рассказывает Симон. — Он умер, дождавшись освобождения Бельгии, 9 июля 1945 года. В эти, казалось бы, долгожданные дни, он писал: «Люди наводняют улицы, наполненные дикой радостью. Они плачут, смеются, обнимают друг дуга. Но я несчастен… Мои близкие всё ещё в лагерях… Я бесцельно блуждаю по улицам. У меня кровоточит сердце». Так, с кровоточащим сердцем он и умер, не узнав, к счастью, о трагической судьбе своей жены и дочери… Потеряв всех своих близких, Симон остался сиротой.
После окончания войны отец Симона попросил своего брата присматривать за 14-летним племянником. Симон стал жить и учиться в школе-интернате Атенео де Турне. В 1946 году он находился под опекой семьи Брикман, друзей Ханы и Леона. Там он проживал до 1948 года. В шестнадцать лет он получил от дяди разрешение проживать самостоятельно на чердаке своего дома в Эттерееке.
В 1949 году он поступил учиться на юридический факультет Свободного университета Брюсселя. Он решил стать адвокатом. Только закон, по его мнению, может противостоять лишению человека его законных прав и унижению достоинства, как это было предпринято нацистами с ним самим и его близкими. В 1954 году он защитил докторскую степень и стал вести адвокатскую практику.
В 1963 году женился на католичке Мари-Клер Хайбрехс. В семье родились двое детей, а в настоящее время — и множество внуков. Полюбив на всю жизнь джаз, он в свои 85 лет продолжает выступать с сольными концертами. «Джаз был очень важен для меня. Он интегрировал меня обратно в общество, — говорит Симон. — Осуществив свою давнюю мечту, я сыграл в совместном концерте со своим любимым американским режиссёром, актёром и джазовым музыкантом Вуди Алленом».
Симон не решался вспоминать о своём спасённом детстве более 60 лет. Бельгийский историк Максим Стейнберг, занимающийся изучением преследований евреев в Бельгии, убедил его написать книгу и рассказать о нём. Гроновски написал две книги, одну из них — для детей. А затем разыскал своих многочисленных спасителей, тех замечательных людей, которые бескорыстно, вопреки угрозе смерти, спасали его вплоть до самого освобождения. Встречался он и с легендарным Робертом Майстриу, с детьми которого продолжает встречаться и до сих пор.
За самоотверженное спасение еврейских жизней 31августа 1994 года музей Холокоста Яд Вашем в Израиле признал Роберта Майстриу Праведником народов мира. Мадлен Руффарт, Жулия и Шарль Дельсарт, Анри и Хосефина Пьери были также удостоены этого звания в январе 2005 года. 23 июня того же года Жану Аертсу было присвоено это почётное звание.
В настоящее время Симон Гроновски часто выступает перед студентами и школьниками, разъезжая по всей Бельгии. «Я рассказываю о том, что случилось со мной, чтобы вы изо всех сил постарались не допустить войну, — говорит он тем, кто пришёл на встречу с ним. — Я хочу, чтобы вы поняли, что самыми важными словами являются «мир» и «дружба». Я рассказываю об этом для того, чтобы вы знали правду о том, что было, для того чтобы вы осознали, что необходимо бороться с антисемитизмом, всеми формами дискриминации и отрицанием Холокоста, чтить память о безвинно уничтоженных жертвах и героях, спасавших евреев. Таких, как те герои, кто остановил наш поезд смерти, как Жан Аертс, который рисковал жизнью, защищая меня, как католические семьи, в которых я получил убежище во время войны. Это, конечно же, прежде всего и моя погибшая мама, которая дала шанс мне остаться в живых». Симон Гроновски частый гость и в Америке, где так же выступает перед студентами и молодёжью.
«Я, который потерял всю семью из-за преступной ненависти нацистов, — говорит, заканчивая свой рассказ, Симон, — сегодня живу без ненависти. Я живу без ненависти, несмотря на трагические события, происходящие и вчера, и сегодня. Почему? Потому что я сохраняю свою веру в демократию, в справедливое будущее, потому что я очень верю в победу человеческой доброты».