Почему Йосеф, ставший главным министром Египта, так долго не открывался своим братьям?
Европейские исследователи, не знающие еврейской системы ценностей, склонны объяснять действия Йосефа понятными для них мотивами: желанием отомстить братьям или властвовать над ними. Все эти объяснения вызваны стремлением низвести библейских героев до своего уровня и, в конечном счете, нежеланием принять истории Торы как урок. В действительности же поведение Йосефа можно правильно понять только в рамках еврейской концепции исправления и раскаяния.
После того как Яаков был похоронен, испугались братья и сказали: «Может быть, Йосеф… воздаст нам за все то зло, которое мы сделали ему». И велели они сказать Йосефу как бы от имени Яакова: «Отец твой перед смертью завещал: прости, молю тебя, вину братьев твоих, то зло, которое они сделали тебе». И когда говорили эти слова Йосефу, то понял он, что это слова братьев, а не отца, и заплакал сказав: «Как могли вы даже подумать, что я хочу наказать вас?! Ибо разве на месте Б-га я?» И он утешал их… (Берешит, 50).
Из последних слов Йосефа очевидно, что его поведение объясняется не желанием отомстить братьям (ибо не на месте Б-га он, чтобы судить или наказывать), а исключительно желанием помочь братьям исправиться. Йосеф — праведник, и его праведность выражается не только тем, чтобы самому не совершать грехов, но и тем, чтобы исправить окружающий мир.
Маймонид выделяет четыре уровня в процессе раскаяния: осознание своей неправоты, переживание чувства вины, действия исправления ущерба, и, наконец, попав снова в подобную ситуацию, больше так не поступать.
Если бы Йосеф сразу открылся своим братьям, то он получил бы полную власть над ними, но навсегда потерял бы возможность привести их к исправлению греха. Целью всех действий Йосефа было очистить братьев, чтобы они все вместе снова могли составить единую семью, а для этого он должен был «приподнять», возвысить братьев. Именно поэтому Йосеф должен был разыграть спектакль, хотя ему было тяжело это сделать: «И Йосеф хотел плакать, и ушел он в другую комнату, и плакал там, и умыл лицо свое, и скрепился» (Берешит 43:30) — и снова вышел к братьям и продолжил игру.
Йосеф последовательно ставит братьев в ситуации, в которых они проходят все четыре стадии раскаяния: вспоминают свой грех и признают неправильность своих действий, и переживают из-за содеянного, и готовы обойти Египет в поисках «пропавшего брата Йосефа». Но настоящее раскаяние состоит в том, чтобы не повторить свой грех, вновь оказавшись в ситуации, подобной первоначальной. И поэтому Йосеф вызывает Биньямина, тоже сына Рахели, любимой жены Яакова; сажает его за отдельный стол и угощает лучшей едой, чтобы вызвать зависть, которую в молодости братья проявили к нему самому; потом подкладывает ему кубок в суму, чтобы Биньямин выглядел в глазах братьев вором, не думающим об общей опасности, подобно тому, как когда-то в глазах братьев выглядел преступником Йосеф. И то, что братья даже в такой ситуации не согласились бросить Биньямина и проявили готовность пожертвовать собой ради него, и было тем действием, которое очищало их от греха продажи Йосефа.
Нет большой заслуги в том, чтобы не продать и не предать хорошего брата. Настоящее исправление состояло в том, чтобы научиться любить, и не продать, и не предать даже брата плохого, с которым ты не согласен, но все-таки брата.
Братья должны были научиться, что братство важнее всех разногласий. Поскольку братья не были согласны с Йосефом, то любое недопонимание в поведении младшего брата интерпретировалось ими в самом отрицательном свете. Так что постепенно братья уверились в мысли, что Йосеф — злодей и преступник, представляющий угрозу для их жизни. Они думали, что Йосеф хочет изгнать их из дома и стать единственным наследником отца. И тогда они решили купить безопасность, продав «плохого» брата.
Йосеф не смог довести до конца свой план очищения и исправления братьев. Он «не смог сдержаться» (Берешит 45:1) и признался братьям преждевременно. И потому в последующих веках, вплоть до нашего поколения, соблазн «продать плохого брата и этим купить себе безопасность» остался одной из самых опасных еврейских иллюзий.