Одесса — Judenfrei — Еврейский Мир

Столько слов я посвятила своему любимому городу и в поэзии, и в прозе, но никогда не думала, что когда-нибудь употреблю название колыбели нашего рода в таком сочетании.

Когда мой прадед (по ошибке или сознательно) впервые вступил на землю Российской империи в одесском порту в 1878 году, то оказался почти в том же Иерусалиме, в котором он родился и из которого он прибыл. Во всяком случае, если судить по количеству евреев.

С тех пор семья Ошеров разрослась, и к 1941 году, если бы был адресный справочник жителей Одессы (наверняка и был в соответствующей организации), то потомкам и родственникам моего прадеда там пришлось бы отвести несколько листов мелким шрифтом.

Всё изменилось 22 июня 1941-го… Все мужчины в возрасте от 18 до 45 уже к сентябрю были на фронте. На фронт ушли и женщины- врачи и медсёстры. Всего род Ошеров отправил на фронт 42 человека, из которых живыми вернулись 16.

Даже мой папа, не достигший 15 лет, в октябре, когда семья должна была эвакуироваться, исчез из города. Несмотря на бабушкины вопли и причитания, дед затолкал её с дочерью в повозку и тем самым спас от неминуемой гибели. И никто до конца войны так и не знал, что мальчишка ушёл в море с последними кораблями Черноморского флота, доплыв до рейда по осеннему морю и спрятавшись в трюме. Все хотели верить, что любимый сын и брат жив, но за 4 военных года были выплаканы все слёзы и прочитаны все молитвы, а надежда увидеть его живым меркла на фоне похоронок и вестей о том, что случилось со всеми теми евреями, которые остались в Одессе, не успев эвакуироваться.

Когда в начале 1946 года мой дед смог впервые приехать в Одессу, то он не узнал родной город. И не только потому, что вокруг лежали руины, но и потому, что он не мог найти почти никого из тех, кого знал до войны (если это были евреи). А ещё он услышал, как погибла его престарелая мать с его старшей сестрой и тремя детьми… Их расстреляли во дворе того дома, где он рос. И стреляли не немцы, а местные националисты. Они же и выискивали евреев по квартирам и убежищам. И на рукавах у них красовались повязки ОУН с той самой символикой, которая сегодня приветствуется в современной Украине под «зигование» патриотической украинской молодёжи.

Нет, мой дед и его семья не вернулись в Одессу.

Их квартира была занята соседом-украинцем, который ни дня не был на фронте по причине своего плоскостопия. И за четыре года его семья привыкла к еврейским постелям настолько, что уступать их не собиралась. Как и всё остальное, пусть и скудное имущество, но в послевоенные годы и большая кастрюля была роскошью. Теперь это была чужая кастрюля. И вместо гефилте фиш в ней варились щи со свиными шкварками.

Даже возвращение папы с орденами и медалями не помогло решить проблему по выселению новоявленных хозяев. В отделе по расселению сидел совсем не юдофил, и первыми его словами были: « О… і звідки ж ти взявся? А говорять, що усіх жидів перебили… Означае, не усіх?».

Не всех! Семья моего папы осталась в Киргизии. Там, где они нашли кров в страшные военные годы. Но многие евреи вернулись в Одессу. И в те 70-е и 80-е годы, когда я постоянно приезжала погостить к оставшимся родственникам, идиш можно было услышать на улицах и в скверах. И еврейские лица часто встречались.

Те евреи Одессы, что пережили эту страшную войну, родили новое поколение, с той же жаждой жизни, с тем же юмором и запасом любви, которые всегда отличали одесситов всех национальностей.

Вот мы и добрались до дня сегодняшнего…

В 90-е годы Одессу покидали евреи. Одни уезжали от экономических трудностей, другие решили попробовать свои возможности в новом мире… У всех были свои причины. Но некоторые оставались. И тоже по своим причинам. Причины были разными, но и уезжали не от страха, и оставались без страха. Во всяком случае, никто не думал, что когда-нибудь придётся уезжать, потому что в Одессе снова станет опасно быть евреем. До последнего времени только две семьи наших близких родственников оставались в родном городе: семья папиной сестры и её сына.

И вот меньше месяца назад, в разговоре с дядей я узнала, что они подали документы на выезд в США. В Израиль ехать побоялись, но дело не в этом, а в причинах, побудивших их принять такое решение.

После известного варварства сожжения и расстрела людей в Доме профсоюзов в мае 2014 года все мои попытки расспросить их об обстановке в городе заканчивались отмалчиванием и переходом на темы здоровья и житейской ерунды. Я видела по скайпу страх в глазах своих близких и понимала, что это симптом более глубинной проблемы: это не сиюминутный страх, это страх навсегда. Это ежеминутная неуверенность в завтрашнем дне. Но почти три года они жили с этим страхом, ничего не рассказывая и ничего не меняя.

Месяц назад дочка моего кузена, 17-летняя девочка, возвращалась домой по людной улице, и на её пути оказались бравые хлопцы из тех, кто с удовольствием принимает участие в шествиях с лозунгами «юдэ, геть!». Красивая девушка привлекла их внимание именно своими иудейскими чертами.

Они начали с улюлюканья, окружили её, вырвали сумочку… Когда девушка попыталась вырваться и позвать на помощь, то ответом ей был хохот и бегство прохожих подальше от места, где издевались над человеком.

Я не буду описывать все подробности того, что пережила девочка только потому, что она родилась еврейкой, а на пути попались те, кого воспитали недобитые ОУНовцы — деды этих отморозков, когда-то расстрелявшие её родных на этих же улицах. Её спасло только то, что на глазах у многих, хоть и равнодушных, эти подонки побоялись совершить более чудовищные преступления. К менее чудовищным я отношу сломанную руку, избитое лицо и разорванную одежду.

Кто-то из прохожих всё-таки осмелился подойти к избитой девочке, когда стая ублюдков оставила свою жертву, и вызвал «скорую помощь». Обращение в полицию не дало никакой надежды на то, что мерзавцы будут наказаны: «Вы же даже их лица не запомнили, как мы их найдём?». А вокруг несколько отделений банков со своими видеокамерами, но никто не захотел искать тех, кто совершил это злодеяние. И тогда мои родственники поняли, что ничего хорошего их уже не ждёт. Дальше будет только хуже.

Если такое возможно средь белого дня… если поумнели, пусть и такой страшной ценой, даже настолько инертные люди, как мои последние одесские родственники, то очевидно, что в течение считанных лет от Одессы не останется ничего, кроме названия, к которому можно будет добавить такое желанное для борцов за чистоту украинской земли: Judenfrei.

И на въезде в город можно будет смело написать: «Одесса — город свободный от евреев!»

Ирена БУШМАН—ОШЕР

http://maxpark.com/community/4391/content/5765786