Ханука — это наше все. Без преувеличения. И уж по крайней мере, совершенно очевидно, что Ханука — это наше везде. С наступлением чудесного праздника огни ханукальных светильников загораются даже в домах, где еще не ступала нога раввина, и огромные меноры возникают на городских площадях в таких местах, где, кажется, легче поверить в пришествие Деда Мороза. Даже в Афинах в прошлом году поставили Ханукию на площади — почти как красное знамя над Рейхстагом.
А я помню, как пятнадцать лет назад Менору зажгли в Кремле и устроили там праздничный концерт. Кроме нескольких тысяч евреев, съехавшихся со всех концов Москвы, на ханукальные огоньки слетелось также великое множество всяких насекомых. Патриоты-пикетчики, к примеру, протестовавшие против осквернения «обнаглевшим жидовьем» древнерусской святыни.
С особым чувством заходил я в «древнерусскую святыню» — Кремлевский Дворец Съездов, который для меня был, скорее, Кремлевским Дворцом Елок и навевал детские воспоминания о воплях «Сне-гу-ро-чка!» и подарках с конфетами. На этот раз со сцены неслись еврейские песни, а подарки раздавали совсем не организаторы мероприятия. В самый разгар торжества внезапную паузу вдруг заполнил гулкий бас одного из общинных лидеров: «Братья!» Лица гостей посуровели, и все как-то сразу подумали о пикетчиках с увесистыми транспарантами: неужто погром?! Однако бас известил о том, что на концерт проникли миссионеры-евангелисты и подло распространяют свои зловредные брошюры, которые брать нельзя ни в коем случае. Что вам сказать… После этого объявления вшивые брошюрки смели в мгновение ока. Но в целом праздник удался, и в памяти не только моей, но и народной, остался как историческое событие.
Следующим вечером в синагогу на Большой Бронной, где тогда временно размещалась наша марьинорощинская иешива, заглянула кучка молодых еврейских ребят, бывших на вчерашнем концерте и решивших полюбопытствовать. В фойе синагоги стоял большой стол, на котором горело множество жестяных менорок, зажженных евреями, приходившими в гости. Ребята тоже зажгли предложенные нами ханукии, при этом, правда, как-то похихикивая и перемигиваясь. Ну, знамо дело, первый религиозный опыт.
В следующую субботу один из тех ребят, назовем его Феликс, снова пришел к нам в синагогу и в беседе за трапезой к слову похвастался, что это именно он с друзьями раздавал в Кремле миссионерские брошюрки. Марьинорощинских иешивников трудно чем-то поразить — бывало к нам в синагогу босиком по снегу приходил кто-нибудь и заявлял, что он Машиах (а в иную зиму таких бывало даже по два) — так что мы как ни в чем не бывало продолжили разговор. Выражаясь сухим языком отчетов, завязалась оживленная дискуссия, завершившаяся на тонах слегка повышенных.
Но в следующий шаббат Феликс пришел снова, и дискуссия продолжилась. И через неделю. И через две. Вскоре мы поняли, что спорим не с Феликсом, что наши слова он на следующий день приносит в евангелистское собрание и с тем же ехидным выражением лица, что и в разговоре с нами, спорит с тамошним пастором. И то ли у батюшки того недостало нашего терпения, а вредномордие Феликса его соответственно достало, но только долго ли, коротко ли в конечном итоге Феликс стал Ашером и пошел учиться в иешиву…
На самом деле, я думаю, все дело тут не в нашем красноречии, а в том, что началась эта история с ханукального огня, который не только зажигается в память о чуде, не только символизирует чудо количеством своих свечей, но и по сути своей надприроден. Он сродни Источнику Бесконечного Света, абсолютное совершенство которого имеет две грани, полностью отрицающие друг друга с точки зрения человеческой логики: бесконечную вознесенность и столь же бесконечную всесущность. Так же и ханукальные свечи: с одной стороны, они священны настолько, что их огнем нельзя пользоваться даже для чтения, но лишь любоваться им; с другой же стороны, их место не на помпезном комоде, не на праздничном столе, а в дверном проеме, распахнутом в сумеречную суету улицы, чтобы во тьме, заполонившей человеческие души, пробуждать ответные всплески Б-жественного огня…
Когда же Свет Бесконечного окончательно рассеет тьму Изгнания, когда таки придет Машиах, не по снегу дуриком, а по-настоящему, то, в отличие от других праздников, Ханука останется с нами. Потому что Ханука — это еще и наше всегда.
«Пятое Измерение»