«Я, Валерий Николаевич Емельянов, потомственный москвич, родился в Москве 24 мая 1929 года, а 16 октября 1941 года стал свидетелем массового бегства жидов из осаждённой Москвы, т. к. жил в начале Владимирки — дороги на восток. Семь членов рабочего заслона, остановившие под железнодорожным мостом бегущих для досмотра, обнаружили среди рулонов мануфактуры и прочего дефицитного, по тем временам, добра, наворованного у государства, целые кастрюли, набитые золотыми монетами царской чеканки, кольцами и прочими драгоценностями, чемоданы с пачками денег в банковской упаковке. По приказу Сталина такой вооружённый рабочий заслон мог на месте расстрелять подобных лиц по законам военного времени, тем более — осадного положения. Но для рабочих это было настолько необычно и неожиданно, что они сообщили на Лубянку. Оттуда быстро приехали чекисты, тоже из жидов, разоружили всех семерых рабочих, уложили ничком на косогор и расстреляли в затылок, а жидовские беженцы спокойно поехали по шоссе Энтузиастов (Владимирке) дальше со всем награбленным. Потрясённый Валерий дал себе мальчишескую клятву — разобраться, почему рабочих расстреляли, а буржуев отпустили».
Таким ошеломляющим сообщением открывается наиболее полное посмертное издание книги Валерия Емельянова «Десионизация» (цит. по: libereya.ru/biblus/desion/ desion.html). Она опубликована в 2001 году в издательстве «Русская правда» учеником и последователем покойного, А. Аратовым. Издатель не сообщил, почему этого вступительного абзаца не было в прижизненных изданиях книги, и никак его не прокомментировал. Осталось неясно, откуда ребенок, выросший в советское время, мог знать, как выглядят золотые монеты царской чеканки и как он распознавал «жидов» в толпах людей, пытавшихся покинуть Москву в середине октября 1941 года, и даже среди тех, кто носил форму войск НКВД. И почему, наблюдая с близкого расстояния (издали ведь не отличить ни «жидов», ни царские монеты) жестокое убийство семерых рабочих, он сам остался жив? Если бы наблюдал из укрытия, то сообщил бы об этом, но ведь не упоминает, стало быть, просто стоял рядом. Почему же преступники не попытались ликвидировать столь опасного свидетеля?
Похоже, что перед нами не показания очевидца, а бредовые видения. И не мальчика, но мужа. Самого ли Емельянова или его издателя — это никому, кроме них двоих, не известно: когда «комиссия по литературному наследию» состоит из одного человека, то с этим наследием могут происходить самые удивительные метаморфозы.
Однако какие бы проколы ни допустил издатель, значение эпохального труда В. Н. Емельянова умалить невозможно: он выдержал испытание временем. Эта «замечательная книга», как ее аттестует другой емельяновец, В. Истархов, впервые была издана в Париже в 1979 году, но продолжает переиздаваться. А совсем недавно текст книги был выложен на вэб-сайте библиотеки факультета безопасности Санкт-Петербургского государственного политехнического университета.
Издатель Александр Аратов характеризует автора «Десионизации» не только как выдающегося ученого, но и человека редкого мужества и твердости, а другой его последователь, Владимир Истархов, уточняет, что за издание этой книги автор «отсидел 6,5 лет в спецдурдоме для политических». (Цит. по: В. Истархов. Удар русских богов, гл. 19, slon.lenin.ru/np/udar/index.html)
То, что Емельянов находился в психбольнице закрытого типа (кажется, около пяти лет, а не 6,5), я тоже могу подтвердить, так как был на суде, который приговорил его к принудительному лечению. А вот о том, какова связь между этим приговором и книгой «Десионизация», я должен рассказать.
В сентябре 1980 года мне довелось присутствовать в Московском городском суде, где слушалось дело об убийстве. Необычность его определялась главным образом личностью обвиняемого — доцента Московского института иностранных языков и известного сионолога Валерия Николаевича Емельянова.
Преступление было совершено в будний апрельский день того же года. Суд восстановил этот роковой день почти по часам. За давностью лет подробности ушли из моей памяти, я их воспроизвожу по моему очерку, написанному по свежим следам (С. Резник. Красное и коричневое, Вашингтон, «Вызов», 1991, гл. 2). В то утро Тамара Емельянова, отведя детей в детский сад, поехала в Подольск повидаться с матерью. Доцент Емельянов в тот день имел только одну лекцию в первой половине дня и к часу уже был дома. В три часа дня на перроне в Подольске Тамара простилась с матерью и села в электричку, около пяти вернулась домой, а около семи Валерий Николаевич вышел из дому, неся чемодан, рюкзак и большой молочный бидон. С этим грузом он подкатил на такси к друзьям, жившим в районе новостроек на проспекте Вернадского. У них он попросил взаймы канистру с бензином, объяснив, что ему нужно срочно сжечь на соседней стройке сионистскую литературу, потому что «сионисты его преследуют, хотят убить или арестовать». Как сожжение литературы могло остановить преследования, Емельянов не объяснил, но сказал, что у себя во дворе он этого сделать не может: однажды пытался, но вспыхнуло большое пламя, примчались пожарные.
На стройку, где Емельянов развел костер, пожарные действительно не приехали, но прибежали рабочие вечерней смены и загасили огонь. В костре они обнаружили обугленные куски разрубленного человеческого тела и позвонили в милицию. А об исчезновении Тамары в милицию спустя пару дней сообщила ее мать: она много раз звонила Емельяновым, но не могла добиться ответа на вопрос, куда делась дочь. После этого соединить концы было нетрудно.
Арестованный Емельянов сперва отпирался, но под давлением предъявленных ему улик признался в содеянном. Мотивы преступления оказались столь же «неординарными», как и личность преступника.
«Разоблачение» сионизма, как хорошо известно, было важной составной частью официальной советской пропаганды. На этой ниве подвизались сотни журналистов и публицистов, политологов, младших и старших научных сотрудников, этой теме были посвящены пухлые романы, печатавшиеся миллионными тиражами. Емельянов тоже трудился на этой ниве, причем отдавался делу с большой страстью. Он выступал с публичными лекциями по линии «Общества по распространению», писал статьи, которые публиковались в прессе, слал докладные записки в партийные инстанции, которые, по его мнению, недопонимали опасности сионизма. Нередко он переступал границы дозволенного, потому не все его материалы были пригодны для печати. Зато они расходились в самиздате как полузапретные. Из-за этого у Емельянова возникали неприятности. Дошло до того, что его уволили с работы, а так как Тамара тоже не работала (он ей запрещал), то около года семья бедствовала. Потом, правда, его восстановили в Институте и вернули зарплату за все время вынужденного прогула: в верхах у сионологов было сильное прикрытие.
После этого Емельянов еще более осмелел и с помощью арабских студентов переправил за рубеж свой главный труд — «Десионизацию». Тираж был отпечатан в Париже и привезен автору в подарок самим Ясером Арафатом — при его очередном приезде в СССР. Получив книгу, Емельянов как правоверный коммунист прежде всего разослал ее всем членам политбюро. Параллельно книга была переведена на арабский язык и печаталась из номера в номер в сирийской газете, что привело к нежелательной для Кремля огласке на Западе. Емельянова вызвали для объяснений в ЦК, предлагали умерить пыл, но он повел себя вызывающе, заявив, что само партийное руководство «просионено» и «промасонено». Его исключили из партии. Когда об этом узнала Тамара, с ней случилась истерика. Она упрекала мужа, что он не жалеет семью: его теперь снова уволят, и им нечем будет кормить детей. Поняв, что «агент сионизма» проник в его собственный дом, он и решил нанести упреждающий удар.
Обвинения против Емельянова были сформулированы жестко: заранее подготовленное преднамеренное убийство с особой жестокостью. Советский закон в таких случаях был неумолим: смертная казнь. Но…
Валерий Николаевич на собственном суде не присутствовал; он был признан психически больным и за свои действия не отвечающим. Акт психиатрической экспертизы был подписан ведущим сотрудником института Сербского академиком Г. Морозовым, особенно часто выдававшим заключения по делам диссидентов, которых власть предпочитала не отправлять в лагерь, а лечить в психушках. Его акт в суде был зачитан по материалам предварительного следствия: сам академик в суд вызван не был и сторонами не допрашивался. Иначе говоря, невменяемым подсудимого признал не суд, а следственные органы с помощью управляемой психиатрии. То есть, признав, что Емельянов совершил преступление, караемое смертной казнью, власти решили сберечь сионолога от ожидавшей его участи. Так что между «Десионизацией» и психушкой связь была, но несколько иная, нежели это сегодня изображают его «адепты». Можно смело сказать, что «Десионизация» спасла ее автора от расстрела, потому что на высоком уровне решили, что такой ценный кадр еще может понадобиться.
«Лечили» Емельянова в Ленинграде, где располагалась одна из ведущих психбольниц закрытого типа, и настолько успешно, что в начале перестройки он «выздоровел». Выйдя на свободу, он вернулся в Москву и вошел в руководство национально-патриотического общества «Память», незадолго перед тем шумно о себе заявившего.
«Память» громогласно демонстрировала преданность большевизму, превозносила Ленина и Горбачева и всячески «разоблачала» сионизм как главного врага гласности и перестройки. На этом этапе между Емельяновым и главой общества Дмитрием Васильевым царило полное взаимопонимание и поддержка. Но когда стало понятно, что большевистская власть дышит на ладан, Васильев стал демонстрировать приверженность православной церкви. Он навесил на себя большой крест, искал и находил сторонников среди священнослужителей и монахов, а сионисты в его митинговых речах стали разрушителями православных храмов, монастырей, гонителями церковников. Этого Емельянов вынести не мог. Он заявил о себе как о «непримиримом борце с жидо-христианством, считая его одним из ответвлений иудаизма (только для гоев)», — свидетельствует А. Аратов, и добавляет: «Молиться еврею Христу так же абсурдно, как и верить в учение еврея Маркса» — не раз повторял нам Валерий Николаевич» (libereya.ru/biblus/desion/desion.htm). Емельянов утверждал, что «международному Сиону удалось сокрушить практически уже последний в то время главный (так в тексте — С. Р.) центр арийской идеологии, заменив его реформированным, вернее, осперантизированным иудаизмом в форме восточной ветви христианства, т. е. православия», а «исполнителем этого чудовищного злодеяния над национальным идеологическим достоянием нашего народа стал князь Владимир, сын князя Святослава от ключницы его матери кн. Ольги — некой Малуни (имя ласкательное от еврейского имени Малка). Отцом означенной Малуни был раввин из города Любеча)» (libereya.ru/biblus /desion/ desion.html).
Не знаю, спрашивал ли Васильев у Емельянова, откуда тому известны сии подробности: сам ли он принимал роды у Малуни или, лечась в психбольнице, имел с ней очную ставку, но Васильева эти сведения «не убедили». Так в «Памяти» произошел первый раскол. Большинство осталось с Васильевым, а небольшая, но сплоченная группа приверженцев Емельянова образовала свою «Память».
В Москве была создана община язычников во главе с Валерием Емельяновым. 18 марта 1990 года в одном из парков близ метро Войковская состоялось публичное богослужение язычников, среди новообращенных были взрослые, были и дети, а в одном пожилом рабочем опознали человека, который возлагал цветы на могилу Сталина. Был разработан моральный кодекс язычников, весьма сходный с моральным кодексом строителей коммунизма, но с добавлением пункта о борьбе с сионизмом и введением запрета на спиртное. Знаменитый лозунг «Если пьешь вино и пиво, ты пособник Тель-Авива», с которым некоторые борцы с сионизмом выходили на демонстрации, по свидетельству Истархова, был сочинен Емельяновым.
Окончание следует
Оцените пост
(голосовало: 5, средняя оценка: 4,20 из 5)
Загрузка...