Когда мужчина в вязаной шапочке ушел, Анна повернулась и медленно пошла по тропинке к железной дороге. Обида на всех, а особенно на мужа, который после нескольких часов ее отсутствия даже не пошел ее искать, не проходила. Она постояла у колеи, а потом пошла по ней в сторону железнодорожного переезда.
До встречи с рыжебородым Анна пропустила у перехода два состава, и, если бы незваный спаситель не остановился около нее, возможно, она так бы ни на что и не решилась. Теперь же ее никто не остановит. Нет, она вовсе не хотела умирать. Она просто хотела любить и быть любимой. А если нет…
Войдя в вестибюль общежития, я неожиданно оказался в кромешной тьме. Время планового отключения электроэнергии внепланово увеличило продолжительность моего поиска нужной квартиры. Периодически освещая себе дорогу так кстати купленными сегодня спичками, я наконец нашел необходимый номер и постучал в дверь. Огонь опустился к моим пальцам, и я уронил догоравшую спичку, а вместе с ней и весь коробок. В это время дверь отворилась.
– Алексей? — спросил я у человека в спортивном костюме и после утвердительно-вопросительного «да» быстро добавил: — Ваша жена сейчас находится возле железнодорожного пути.
– Зачем? — настороженно спросил хозяин квартиры и, усиленно пытаясь понять значение произносимых неожиданным визитером слов, впустил меня внутрь.
– Затем, что она, — едва переступив порог, продолжил я твердо и значительно, но, увидев в слегка освещенной люминесцентным фонарем комнате маленькую девочку, играющую у новогодней елки с детской железной дорогой, оборвал свою речь и стал подбирать нужные слова, надеясь, что их тревожный смысл поймёт только ее отец, — затем, что она… что она хочет… в общем, вам нужно сейчас же пойти со мной… туда… — не смея добавить пугающее своей двусмысленностью «за ней», закончил я свое настойчивое приглашение тихим и по возможности убедительным голосом.
Муж оставленной мной у гаражей женщины, наконец сообразив, куда и зачем его приглашают, начал поспешно собираться, но, увидев, что я ожидаю его, почти прокричал: «Не жди меня! Не жди!»
И тут я, впервые и единственный раз в этот вечер испытав подлинный страх, бросился бежать по темным коридорам и лестницам общежития, рискуя впотьмах свернуть себе шею и остаться лежать на лестничной площадке неуклюжим спасателем, погубившим не только себя, но и, возможно, жену Алексея.
Если кому-то кажется, что я похож на Куни Лемеле, то, вероятно, мне присуще и его везение — через мгновение я уже был у гаражей, но, как и предположил, женщины там не было. Озираясь по сторонам, я направился к железнодорожному полотну. Но и там, на покрытом снегом просторе, не мог разглядеть ни одного человеческого силуэта. И в это время слева показался рассеивающийся луч прожектора, вновь движущегося по Овидиопольской дуге поезда.
Секундное отчаяние вдруг сменилось такой необходимой собранностью. Я перевел свой взгляд вправо по пути следования поезда и только тогда заметил вдали, точно прогуливающуюся по заснеженному парку, неторопливо идущую в сторону железнодорожного переезда одинокую фигуру. К счастью, она пошла не навстречу поезду, и теперь, учитывая медленное, осторожное его движение, времени, чтобы увести с пути заблудившуюся в своих переживаниях женщину, у меня было достаточно, а то, что это была именно она, я, конечно же, не сомневался».
Анна медленно шла по заснеженной насыпи в сторону железнодорожного переезда.
Муж, наверное, ее уже ищет. Если поезд придет раньше, Алексей увидит, на что она решилась из-за его неприязненного отношения к Сереже, он поймет, как был жесток и несправедлив и к нему, и к ней, и как ей было больно, когда он как будто бы задерживался на работе… Теперь больно будет ему…
На переезде замигали семафоры и опустились шлагбаумы, через несколько минут должен был появиться поезд…
«Где же он?» — подумала она о муже и обернулась…
Вдруг она повернула голову назад и, заметив между собой и поездом идущего за ней навязчивого спасителя, побежала по шпалам в сторону железнодорожного переезда.
Ситуация изменилась.
Я уже не мог потратить и мгновения, чтобы обернуться и определить, как далеко находится приближающийся локомотив, а, напротив, сообразив, что дело вновь принимает весьма серьёзный оборот, не смея даже и помыслить, что будет, если я не успею вовремя, изо всех сил пустился в погоню, стараясь наступать на невидимые под снегом шпалы, не имея права упасть, споткнувшись о гравий, и ругая мешавшую мне бежать маленькую синюю сумочку.
Одни только месяц со звездами в небе да машинист локомотива на земле были зрителями нашего неожиданного соревнования за смерть и жизнь…
Настигнув беглянку, я в прыжке попытался столкнуть женщину под откос. Однако, падая, она успела ухватиться рукой за рельс, в каком-то бессмысленном азарте не желая быть побежденной. В ответ я навалился на неё всем телом и стал бить по не отпускающим рельс пальцам сначала, боясь их сломать, ладонью, а затем, уже ничего не боясь, кулаком, с неумолимым приближением поезда увеличивая силу удара и злясь на её глупое упрямство если не умереть самой, то хотя бы покалечить нас обоих…
Её пальцы разжались, когда поезд, точно высматривающий себе глазом-прожектором пищу гигантский дракон, подлетал к нашим суетившимся телам, как к легкой добыче. Я оттолкнулся вместе с женщиной как можно дальше от железнодорожного полотна и накрыл ее своим телом. Скатываться с насыпи я не решился, так как боялся, что женщина может вырваться и вернуться на встречу с голодным драконом…
…Устрашающе стуча своими колесами-зубами, поезд двигался долго и медленно, а я лежал в снегу вместе с уставшей от борьбы и переживаний незнакомой женщиной, одной рукой уже без усилий удерживая её возле себя, а другой, гладя ее голову по открытым из-за сбившегося платка заснеженным с примерзшими льдинками волосам…
Когда стало тихо и безветренно, мы поднялись на железнодорожную насыпь. Стоя на шпалах, я посмотрел в сторону переезда и увидел хвост удаляющегося в снежном мареве по Овидиопольской дуге уже для нас безопасного поезда-дракона.
Мы приводили свои одежды в порядок, удаляя прилипший к ним снег, когда к пешеходному переходу, хаотично светя фонариком во все стороны, подошел Алексей. Не найдя ни своей жены, ни тревожного незнакомца, он скрылся из нашего вида в районе гаражей.
Пришло время возвращаться.
– Если ты это сделаешь… — сказал я ей и стал искать наиболее весомые причины, могущие заставить молодую женщину отказаться от необратимого поступка, а когда подумал, что совершает она его отчасти и ради сына, то вспомнил Сережку Карена, с которым дружил в детстве, когда мы жили на Молдаванке — тогда мой лучший дружок с Прохоровской улицы однажды в одночасье из всегда веселого и озорного мальчишки превратился в замкнутого и необщительного подростка, — …дети твои никогда больше не будут смеяться, — закончил я начатую фразу.
И после паузы, едва ли преувеличивая, медленно повторил то, о чем она могла бы подумать и сама:
– Если ты это сделаешь, дети твои никогда больше не будут смеяться.
Как только мы сошли с колеи на тропинку, из-за гаражей к нам подошел Алексей.
– Это к нему ты бегаешь за дорогу? — указывая пальцем одновременно и на меня, и на находящиеся за моей спиной на другой стороне Овидиопольской дуги общежития, встретил он нас, обращенным к своей жене ревнивым вопросом.
– Фонариком он тут светит! — как-то странно ответил я и, придавая поступку женщины завершенность, дабы она не пыталась его повторить, добавил: — А ты видел только что проехавший поезд? А ты знаешь, что мне с трудом удалось догнать твою жену и столкнуть её с рельсов?
И совсем не желая вмешиваться в личную жизнь супругов, смотревших после моих слов друг на друга, я, махнув рукой и выдохнув «А-а!», развернулся и, как и просила меня женщина в самом начале нашей встречи, пошел своей дорогой.
Юда возвращался домой. На запястье его левой руки висела чудом сохранившаяся маленькая синяя сумочка, а в нагрудном кармане лежали измятые, но живые подснежники. Он смотрел в звездные глаза неба и улыбался. Небо улыбалось ему в ответ.
Несмотря на то что Юда опоздал вовремя зажечь первую ханукальную свечу, в окне дома, к которому он приближался, уже горели две. Их зажгла Шейндл, вернувшаяся к нему после недавней размолвки.
Есть тысячи причин, из-за которых влюбленные ссорятся, но все они, вместе взятые, не перевешивают ту одну, по которой они мирятся.
Юда не стал скрывать от Шейндл причины своего опоздания. Шейндл выслушала его историю, улыбнулась и со словами: «Не за то, что ты бегал за незнакомой женщиной, а за то, что у тебя не было выбора», — поцеловала Юду так, как никогда раньше.
В своем рассказе он, правда, умолчал, что несколько раз, словно маленького заплаканного ребенка, успокаивающими отцовскими прикосновениями поцеловал Анну в голову, почувствовав губами холод льдинок, примерзших к ее открытым из-за сбившегося платка волосам. Подумал ли он о том, что Шейндл с ее ревнивым воображением лучше этого не знать, или ему просто не хотелось услышать от любимой женщины те же необоснованные упреки, какие Анна услышала от мужа, взору моему не открывается. Как и то, что Шейндл не стала расспрашивать Юду, о чем он не договаривает, кратко рассказывая, как долго лежал в снегу с незнакомой женщиной, чтобы любимый человек ей не врал или чтобы самой не быть похожей на ревнивого Алексея. Честно говоря, я и сам не знаю, что нас крепче всего связывает друг с другом — правда, любовь, доверие или все, вместе взятое.
Как бы там ни было, еще до Пурима Юда и Шейндл стояли на Ланжероне под хупой и пили вино из одного бокала. К Хануке Шейндл родила Юде мальчика. К следующей — второго. А еще через год — девочку, такую же рыжую и красивую, как и она сама. Детей назвали Аарон, Моше и Мирьям.
На этом моя история о происшествии, которое не попало в одесские новостные сообщения только по причине своей незавершенности заканчивается.
Быть может, вас интересует, как сложилась дальнейшая жизнь Анны? Увы, этого я не знаю, а выдумывать не хочу. Что мне известно точно, так это то, что, прожив в районе Овидиопольской дуги еще три года, Юда ни разу не слышал ни об одном трагическом случае ни на самой железной дороге, ни в ее ближайших окрестностях.
А стал ли он писателем? Если вы читаете эти строки, прочитав все предыдущие, то, наверное, таки да, как когда-то говорили у нас в Одессе, в городе, который я оставил 16 лет тому назад в поисках своей дороги. В конечном итоге каждый из нас идет своей дорогой, а то, что находится то ли внутри нас, то ли выше, не только прокладывает нам маршрут, но и, как бы мы ни торопились, подвигает нас к принятию самостоятельного решения, как срочно нам нужно пересечь Овидиопольскую дугу…
Мейлех МИХАЭЛЬ
Художник Михаил АЛДОШИН