Фон Райнер и Клаус медленно шли по летному полю. Прошло почти три четверти часа, прежде чем они наконец обнаружили то, что им было необходимо — двухместный средний бомбардировщик «Уэллсли», возле которого суетился механик.
– Отличные самолеты эти «Уэллсли», — бодро сказал фон Райнер механику.
– Это для нового инструктора, которого из Каира прислали тренировать молодежь, — откликнулся механик. — Сегодня только прибыл. И уже норовит свою прыть показать. А я из-за него потерял выходной!
– Значит, я не ошибся, — сказал фон Райнер, на которого внезапно снизошло озарение. — Я буду пилотировать этот самолет.
– Ох, простите, я, кажется, был груб, но… Подождите минуту, я принесу ваши бумаги.
– Обойдусь без них, — оборвал его фон Райнер, решительно встал на крыло и забрался в кабину. — Пора лететь.
Клаус последовал за ним и сел на место стрелка.
– Без разрешения на полёт никак нельзя — военное время! — решительно сказал механик и подозрительно взглянул на фон Райнера.
Полковник отвел глаза.
– Хорошо, хорошо, несите бумаги.
Лопасти винта перед глазами, педаль тормоза под ногами, ручка управления в руках — этого для опытного летчика достаточно, чтобы овладеть собой, сосредоточиться, почувствовать себя сильным. Сумки с парашютом в самолете не оказалось. Фон Райнер снял с себя куртку, подложил её под себя, чтобы мягче было сидеть, и нажал на кнопку стартера. Никакого движения. Мотор молчал. Фон Райнер снова нажал кнопку, послышался щелчок, и опять наступила тишина. Он попробовал снова. Опять щелчок. Лопасти пропеллера не шелохнулись. Фон Райнер растерянно осмотрел панель приборов. Переключатели магнето? Он щелкнул ими и снова нажал на кнопку. Ничего не произошло. Фон Райнер в отчаянии осмотрел кабину: дроссель, высотный корректор, шаг винта. Должно здесь быть что-то еще, что-то еще… Его внимание было полностью поглощено приборной панелью, поэтому он не заметил, как к самолету подошли помощник коменданта авиабазы, дежурный и еще один незнакомый ему офицер.
– Какого черта вы там делаете? — прокричал помощник.
Фон Райнер вздрогнул, но усилием воли взял себя в руки.
– Все в порядке, сэр, — бодрым голосом отозвался он. — Я бы с удовольствием воспользовался этим самолетом, чтобы вернуться на свою базу.
И он снова нажал на кнопку стартера.
Если бы только мотор завелся, фон Райнер смог бы взлететь. Ему нужно только поднять самолет в воздух, и тогда уже ничего не страшно. Он помахал рукой офицерам, стоявшим у самолета, а другой рукой лихорадочно нажал сначала на одну кнопку, потом на другую в отчаянной надежде, что в самый последний момент мотор заработает… Но мотор даже не чихнул. Должно быть, в конструкции «Уэллсли» был какой-то неизвестный фон Райнеру секрет.
Вскоре появился механик с тележкой, на которой находился аккумулятор для стартера.
– Вы что, не собираетесь подключать аккумулятор? — с иронией спросил механик.
Фон Райнер мгновенно всё понял. В самолете этой модели запуск двигателя обеспечивает внешняя аккумуляторная батарея, которая подключается, когда самолет находится на земле с выключенным двигателем. Такую устаревшую конструкцию не применяли уже ни в одном немецком истребителе.
Фон Райнер с отчаянием шепнул Клаусу:
– Быстро подключай батарею. Видишь, она стоит на тележке. Под моей кабиной в фюзеляже должно быть специальное устройство для присоединения. У тебя минута, не более.
Клаус не спеша вылез из кабины и, взяв в руки кабель, мгновенно увидел в небольшой выемке под мотором клеммы. Он подсоединил к ним кабель, затем снова встал на крыло и прыгнул в кабину.
Фон Райнер включил ток, почувствовал, как чуть слышно загудели приборы, запрыгали стрелки, засветились разноцветные лампочки на панели. Он запустил топливный насос и почувствовал, как самолет начал слабо вибрировать, затем установил зажигание и нажал кнопку стартера. Мотор несколько раз фыркнул и загудел. Фон Райнер увеличил газ — мотор заревел. Круг пропеллера стал чистым, прозрачным. Фон Райнер дал полный газ, чтобы испытать мотор на разных оборотах. Мотор откликнулся знакомым голосом мощи, согласия и готовности ринуться в высоту. Летчик почувствовал себя уверенно, никто уже не остановит его на разбеге, не помешает взлететь. Воздушные винты рвали машину вперед. Только отпусти тормоза… Но делать это было еще рано, должен нагреться мотор. Фон Райнер плавно отдал тормоза, машина тихо двинулась вперед. Он придержал ее тормозами — машина остановилась. Все в порядке. Теперь — полный газ. Но помощник коменданта уже стоял рядом с крылом самолета, в руках он держал пистолет, и его голос звучал холодно и решительно:
– Немедленно на землю. Я буду стрелять!
– Ладно, старина, — сказал фон Райнер весело, — до встречи в Лондоне!
Он отпустил ручку тормоза, и «Уэллсли» двинулся к взлетной полосе, уходящей вдаль, почти бесконечной. Фон Райнер пошел на взлет без остановки, с ходу. Мыслями, чувствами он уже устремился в небо. Земля побежала, поплыла, полетела под колесами. За спиной он услышал выстрелы, но даже не обернулся. Взгляд — только на приборы, все внимание — только машине! Двигатели вышли на нужный режим. Короткий разбег. Полторы минуты — и взлётная скорость была достигнута. Крылья набрали достаточную силу, и фон Райнер плавно взял ручку управления на себя, увеличивая угол атаки. Нос самолёта приподнялся, а затем и вся машина оторвалась от земли. Самолет был в воздухе! Под его крыльями близко-близко проплыли стволы зенитных пушек, вокруг них суетились расчеты, видно, уже был дан приказ стрелять по беглецам. Но фон Райнер уже ничего не видел, что делалось по сторонам — там только мелькали самолеты на стоянках и те, что подкатывались к старту. Огромный простор моря наплывал на самолет. Вперёд, вперёд, пока зенитки ещё не открыли огонь… Самолет прорезал серую муть облаков.
***
Майор разведки Эдвин Браун, начальник авиабазы, его помощник и дежурный офицер, задрав головы, проводили взглядом улетающий «Уэллсли», а затем в полном молчании направились в здание штаба.
– Хоть самолет и устарел, а всё же жаль так просто отдать его бошам, — прервал молчание начальник базы.
– Не жалейте, — ответил майор британской разведки, — он себя окупит…
– Будем надеяться, — коротко проронил начальник авиабазы, недоверчиво покачивая головой.
***
С помощью часов и солнца фон Райнер быстро сориентировался в воздухе и определил маршрут. Юг сзади, курс — прямо на север, дальше от Африки! Потом, где-то там, на маршруте, должен быть поворот на запад. Часа через два на носу самолета должна возникнуть Адриатика.
На север, на север… Мощно ревел мотор, белые, сверкающие облака были совсем близко под самолетом, протяни руку и достанешь клочок белой ваты. Но облачность кончалась. Внизу появилось бескрайнее темное море и сизая дымка. По морю плыли корабли. Их сопровождали истребители. Чьи они? Куда держат путь?
– Карту! — закричал фон Райнер в интерком.
– Есть карта! — ответил Клаус, обнаружив её в кармане переднего кресла, и передал фон Райнеру.
Фон Райнер положил её себе на колени и осторожно разгладил. Карта была густо исчерчена толстыми цветными линиями. «К чему же привязаться? Что есть на карте из того, что проплывает под крыльями самолета? Трудно сориентироваться на серой однообразной глади моря», — размышлял летчик. Но Клаус хорошо знал эти места. Четыре года назад он плавал здесь на судах своей турфирмы и два раза пролетал через всю Адриатику на гидросамолете, внимательно изучая карту полёта, но даже не предполагая тогда, что она может ему понадобиться в такой вот ситуации.
– Сейчас покажется Адриатика со множеством островов. Я бывал в этих местах. Надо пролететь её почти всю вдоль берега, пока не покажется остров Большой Брион. На его юго-восточной оконечности есть большое поле. На нем вполне можно посадить самолет. Единственное препятствие — там, возможно, есть хорватская охрана. Хорваты — преданные союзники немцев, поэтому могут попытаться сбить наш «английский» самолёт. Возможно, у них на вооружении — пару зениток.
– Пошли они все к черту с их зенитками. Не хватало еще их бояться! Спикирую прямо на них. Я ведь почти год летал на пикирующем… Они там все обделаются, когда увидят налетающий на них бомбардировщик! — сказал фон Райнер.
Прошло еще сорок пять минут полета, прежде чем они вошли в горловину узкого Адриатического моря.
– Вперед! — закричал Клаус. — Минут через двадцать мы увидим Бриони. Их 14 островов. Они отделены от материка проливом. Сейчас мы увидим Большой Брион. Надо сесть на его юго-западной оконечности.
– Вот он! — крикнул в ответ фон Райнер. — Я его вижу! У края рощи три зенитки и солдаты. Мы заходим со стороны солнца, и зенитчики с трудом будут нас видеть. Можем и грохнуться, так что молись…
Фон Райнер вошел в пике. С каждой секундой скорость самолета нарастала, и увеличивался угол пикирования. Индикатор скорости вскоре показал 600 км/ч. Самолет пикировал почти вертикально. Фон Райнер увидел в подсвеченном альтиметре мелькающие цифры: 1000, 900, 800 метров. Он, весь мокрый от пота, обеими руками потянул на себя ручку управления, чтобы привести самолет в горизонтальное положение. Высота 700, 600, 500 метров! Кровь приливала в голову, альтиметр остановился на 200 метрах, но стрелка слегка колебалась. Это означало, что самолет уже выходил из пикирования на низкой высоте у самой воды, пролетая прямо над головами хорватов. Они в панике бросились на землю. Те, что были дальше и которым ничего не угрожало, срывали с плеч винтовки.
Фон Райнеру вспомнился его инструктор Хорст Вердер и послышался его спокойный, неторопливый голос: «Не спеши, не горячись. Последовательность — самое главное. Перекрой краны горючего, выключи зажигание». Так он и сделал. Сейчас ему нужно было сломать на лету шасси и посадить машину на живот. Мокрая, разбухшая земля должна была немного смягчить удар. Все предметы в кабине будто сорвались со своих креплений и начали, как пьяные, кружить вокруг него, танцуя какой-то непостижимый танец, все теснее и теснее смыкая кольцо. Воздушные вихри били по самолету, точно таран. Мотор затих, но винты продолжали крутиться от встречного потока воздуха. Брюхо самолета едва не коснулось верхушек деревьев, и вот он уже мчался по полю. Треск! Удар! Звон стекла кабины. Тишина.
К самолету медленно со всех сторон приближалась хорватская охрана острова. В руках у них были винтовки. Начальник охраны вынул из кобуры пистолет.
Фон Райнер вылез из самолета. Его мрачное лицо было сосредоточено. За ним с безразличным видом спустился Клаус.
Начальник охраны знал по-английски только четыре слова, и он произнес их с грозным видом:
– Good morning! Welcome! Boobies! (Доброе утро! Добро пожаловать! Болваны!)
Эти слова в данной ситуации были настолько нелепы, что летчики не смогли сдержаться и разразились громким смехом. Отсмеявшись, фон Райнер резко бросил:
– Мы офицеры люфтваффе. Мы бежали из плена на английском самолете. Есть здесь кто-нибудь, кто говорит по-немецки?
Оказалось, что начальник охраны сносно владел немецким. Он связался со своим начальством в Загребе, а то доложило Павеличу, который, в свою очередь, связался с самим Герингом. На следующий день за фон Райнером и Клаусом из Берлина прислали транспортный самолет. Полковник фон Райнер был награжден Рыцарским крестом Железного креста, лейтенант Ганс Мюллер — Железным крестом 2-й степени.
Новая резидентура
Квартира в Вене, куда направлялся Клаус, считалась надежной. Ее хозяйка Инга Циммерман, жена одного из погибших на Восточном фронте германских офицеров, была, как и её муж, убежденной противницей фашизма, вставшей на путь нелегальной борьбы. Инга до встречи со своим мужем училась в Венском университете и хотела стать учительницей немецкого языка, она мало интересовалась политикой, ее друзьями были аполитичные молодые люди, главным образом из литературных и артистических кругов. Потом у неё появились новые знакомые и друзья среди левой интеллигенции: молодой скульптор из Академии художеств Ганс Курциус, литератор и журналист Вильгельм Цангер, редактировавший иностранный отдел социал-демократической газеты «Форвертс», режиссер Еврейского театра Вальтер Дойчер.
После знакомства с будущим мужем во взглядах Инги произошел резкий перелом. Её муж признался ей, что он антифашист, занимается нелегальной деятельностью. Вначале он был коммунистом, но потом разочаровался в своих партийных боссах, тупых, малообразованных и трусливых партбюрократах, вышел из партии, после чего случайно столкнулся с резидентом британской разведки и был им завербован. Инга выразила желание чем-нибудь помочь мужу. Но война их разлучила, и, как оказалось, навсегда.
Квартира Инги Циммерман находилась на последнем, пятом этаже старого доходного дома, в самом конце длинного коридора и была очень удобна для конспиративной работы. Двойные входные двери с крепкими засовами образовывали нечто вроде тамбура. Это исключало возможность подслушивания и представляло солидное препятствие для непрошеных визитеров.
Разрабатывая операцию, британские разведчики рассчитывали, что Инга благодаря своим связям сможет устроить Клауса на работу в какое-нибудь учреждение. Это давало ему возможность легализоваться, что было главным на первых порах. Неожиданно для себя Клаус с помощью знакомых Инги устроился в военную цензуру Венского почтамта. Его фронтовое прошлое, ранение, Железный крест, знание французского, английского и даже русского сыграли свою роль. Клауса немедленно взяли в иностранный отдел.
Военная цензура почтовых отправлений осуществляла осмотр посылок и писем, выявление содержащихся в них секретных данных и антифашистских настроений, проверку почтовых отправлений на наличие скрытых сообщений, кодов и шифров, обнаружение подозрительных отправлений, слежку за почтовыми отправлениями определенных лиц по указанию гестапо, СД и абвера. Каждую неделю цензура просматривала до тысячи писем. Сотрудников для такой адской работы было немного: 25 экспертов в области криптографии, кодов и шифров, 25 сотрудников, владеющих двумя-тремя иностранными языками, 30 технических работников.
Руководил цензурой оберштурмбанфюрер СС и старый член партии Лотар Браун. Он был опытным работником, но тяжелая болезнь и годы делали своё дело. Он уже не мог быть полноценным руководителем. Особенно удручала его необходимость составлять ежемесячные отчеты о проделанной работе, которые отправлялись на четыре адреса: начальнику военной цензуры в Берлине Гансу Зоммерфельду, начальнику Главного управления имперской безопасности Кальтенбруннеру, начальнику гестапо Мюллеру и начальнику политической разведки СД Вальтеру Шелленбергу.
Александр Цывин
Продолжение тут
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
