Сегодня я впервые не чувствую себя вправе что-либо дополнить или даже сказать о материале, который прислал мне из Израиля Фрэдди Зорин (Бен-Натан). Есть места и времена, когда молчание — единственное, что достойно.
На еврейских кладбищах галута
Могилы еврейские. Есть ли на свете страна,
Где камни бы ваши на страже веков не стояли
И где бы сынам не вещали отцов имена
О радостном творчестве мысли в горчайших печалях,
О мраке безгранном и реже о солнечных далях?
Нетающим снегом ложится веков седина,
А буквы на камнях горят, взывая из моха и пыли:
Мы были… мы жили…
Эти стихи замечательного поэта Семена (Шимона) Фруга вводят нас в тему, которой мы посвящаем эту публикацию. Степень гуманности и цивилизованности общества определяется отношением живых к мертвым. Еврейские кладбища… Земля на них считается святой. А создание кладбищ во все времена являлось одним из приоритетов для формировавшихся еврейских общин. История еврейского народа сложилась так, что во многих местах, где раньше кипела еврейская жизнь, ныне наших собратьев практически не осталось. В трагический период Катастрофы европейского еврейства «все еврейские местечки переместились во рвы и в газовые камеры». Что же касается кладбищ, то, как указал в одном из своих произведений писатель Григорий Канович, там мертвые боятся воскреснуть, опасаясь, что за ними придут. Впрочем, и покой ушедших из жизни нарушают и тревожат вандалы, нелюди, для которых нет ничего святого. О еврейских кладбищах написано немало стихов, отзывающихся болью в сердцах народа памяти. Для нас надгробия — это знаки связи с прошлым, а без него нет и будущего, с историей семей, которую продолжаем мы — живущие сегодня.
Иосиф Бродский
Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы, торговцы, музыканты, революционеры.
Для себя пели.
Для себя копили.
Для других умирали.
Но сначала платили налоги,
уважали пристава,
и в этом мире, безвыходно материальном,
толковали Талмуд,
оставаясь идеалистами.
Может, видели больше.
А возможно, верили слепо.
Но учили детей, чтобы были терпимы
и стали упорны.
И не сеяли хлеба.
Никогда не сеяли хлеба.
Просто сами ложились
в холодную землю, как зерна.
И навек засыпали.
А потом — их землей засыпали,
зажигали свечи,
и в день Поминовения
голодные старики высокими голосами,
задыхаясь от голода, кричали об успокоении.
И они обретали его.
В виде распада материи.
Ничего не помня.
Ничего не забывая.
За кривым забором из гнилой фанеры,
в четырех километрах от кольца трамвая.
Вадим Халупович
НА СТАРОМ ЕВРЕЙСКОМ КЛАДБИЩЕ
Жизни корневые числа —
День рожденья, смерти день.
В них магического смысла
Есть таинственная тень.
Я смотрю на камень мшистый,
Вросший в толщу сотен лет.
Гематрические числа
Стерлись, их как будто нет.
Как был выбран промежуток,
Где он отбывал свой срок,
Бог удачи, мастер шуток,
Бедолага иль сурок?
Королевы Изабеллы
Мог бы тело врачевать,
В темном трюме каравеллы
Мог бы горько горевать,
Мог бы корчмарем быть в Польше
Или в России быть портным,
Мог бы, меньше или больше,
Дедом быть моим родным.
На еврейских на погостах
Убывал он в мир иной.
И наверно, очень просто
В каждом веке мог быть мной.
Но пока над головою
Солнца лик еще горит,
Слава Б-гу, надо мною
Промежуток не закрыт.
Фридрих Золотковский
ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ
На еврейском старом кладбище
что ни памятник — в нём сквозь века
то погром, то расстрел, то пожарище…
И сейчас к нам судьба нелегка…
Тучи хмурые стелются низко,
словно время на трещинах плит
не прочтет, что написано близким.
А за них так душа болит.
У могил в круг печальный встанем.
Предков память свята для нас!
Древний кадиш грустно затянем
и чуть-чуть, может, чище станем
в этот тяжкий и скорбный час…
Владимир Добин
Опрокинуты камни могил,
Намалеваны желтые звезды.
Этот город о нас позабыл –
Не напомним ему — слишком поздно.
Но хоть там нас практически нет,
Не видны горбоносые лица —
Вновь кровавый предутренний свет,
Шесть концов огибая, струится.
Я забуду, уйду, убегу,
Улечу через море, уеду,
Не оставлю следов на снегу,
Чтоб меня не искали по следу.
Не оставлю следов на волне
И растаю в тумане белесом,
Чтоб забыли навек обо мне
За горою, за морем, за плесом,
Чтоб отныне вовеки веков
Там — в огне, в душегубке, на плахе —
Не бывать мне — потомку жидов
С желтой меткой на черной рубахе.
Эля Бейдер
Над Одесским лиманом висит тишина,
Камни — как малыши, что умыты к субботе.
Крепко спит все вокруг, лишь морская волна
Стонет, глядя, как тонем в духовном болоте.
Уж в Одессе еврейская речь не слышна,
Здесь все книги сожгли, синагоги закрыли,
Даже кладбище — место, где плачет душа,
Осквернили…
Нам, евреям, нет места за общим столом,
Нас своими зовут лишь познавшие горе.
Доброй шутки еврейской не сыщешь с огнем!
Даже «Кадиш» прочесть будет некому вскоре.
Улетела мечта — от ворот поворот!
И наследие наше предали забвенью.
Сколько пятниц прошло… Но не будет суббот.
«Изыди!» — нам повсюду кричат с раздраженьем.
Перевод с идиш Семена Вайнблата
Игорь Маламед
На кладбище еврейском в светлый рай
тяжелый ветер сор осенний гонит
с разбитых плит — приюта птичьих стай.
На кладбище, где больше не хоронят,
вот здесь твоя могила родилась
вблизи чужой — забытой и умершей,
где я к тебе приник в последний раз,
не веривший и плакать не умевший.
Сквозь прах и ветер мне не разобрать,
не разгадать среди родного мрака,
какую ты вкушаешь благодать
у Б-га Авраама, Исаака…
Благословив свистящий этот серп,
сквозь прах и ветер на твоей могиле
я лишь шепчу: «Да будет милосерд
к тебе Г-сподь Иакова, Рахили…»
Борис Зицерман
Здесь кладбище.
В шеренге вечной стоя,
Надгробья разговор ведут со мной.
Одни горчат венками свежей хвои,
Другие жгут увядшею тоской.
Вот мамин холмик с маленькой оградой —
Итог страданий, слез и суеты…
Вдруг соловей залился серенадой,
А я — слезой у горестной черты.
Стареет камень с надписью печальной.
Сошли снега.
Трубит рожок весны.
А мать на фотокарточке овальной
С тоской в зеницах
Мужа ждет с войны.
Натан Зорин
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
В тех краях идут дожди косые,
Их сменяет долгий снегопад…
На печальных кладбищах России
Матери еврейские лежат.
В мутной дымке видим ваши лица
И померкший свет усталых глаз…
Вам давно уж ничего не снится,
Жаль, что вы не знаете о нас!
Но когда-то там, у колыбелей,
Каждый день в вечерней тишине
Вы на идиш песни тихо пели,
О далекой думая стране.
Возникали вновь и вновь картины,
Будто бы знакомые давно,
И, казалось, ветка Палестины
Тянется в открытое окно.
В Катастрофе, в зареве сражений,
В величайших битвах всех времен,
Мы смогли приблизить возвращенье
В Эрец Исраэль, в святой Сион.
Матери еврейские! Вы — с нами,
Память сердца годы не сотрут —
Вашими родными именами
Правнуки дочурок назовут.
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
