Еврейский Мир

Элла Грайфер

Вот осенью явился в первый раз
К дверям второго класса наш Василий.
А двое новичков его спросили: —
Не можешь ли сказать, где первый класс?
— Не помню! — отвечал с презреньем Вася.
Давно я не бываю в первом классе!
Читатель, если новый чин у вас,
Не надо забывать свой прежний класс!»
С. Маршак

В известной (в основном экранизацией) книжке Хуго Хартунга “Мы вундеркинды” один из малолетних героев, помнится, удивлялся, зачем народы на разных языках говорят. Ведь по-немецки проще бы было, как разговаривают, например, индейцы в романах Карла Мая. Этому вундеркинду и в голову не пришло, что если весь мир на один язык перейдет, язык этот не обязательно немецким окажется — может, как раз, ему-то и придется учить какой-нибудь суахили…

История эта вспомнилась мне в связи с бурей, поднявшейся в русско-израильском стакане воды вокруг как бы дуэли Иртеньева с Тарном, точнее — вокруг стихотворения мадам Иртеневой (она же Алла Боссарт), на которое Тарн накатал злобную пародию. Событие, вроде бы, не мирового масштаба, особенно если вспомнить Блока насчет “надменной улыбки”, которой поэты друг друга встречали издавна, но тут-то не о поэзии речь — за державу обидно.

За Израиль наш родимый, который тоже держава, хоть и карманная. Услугами его (медицинскими) супруги Иртеневы пользуются, да его же тут же и лягают. В самом деле — некрасиво как-то выходит: не нравится — не приезжай, а коли уж приезжаешь, тем более открыто заявляя, что для тебя Израиль не более чем дача — ну, хоть помалкивай. Но указанные супруги обижаются, как бы не понимая таких простых вещей, а поскольку люди они определенно неглупые, подозреваю, что возникает тут некоторое недоразумение.

Дело в том, что всякому человеку свойственно «естественной» и «общечеловеческой» по умолчанию считать культуру и систему ценностей, в которой он воспитан.

Особенно характерны такие заблуждения для культур «имперских» — к примеру, Джордж Буш Младший уверен был, что стоит нехорошего Хуссейна убрать, как естественным образом в тех краях тут же возникнет западная демократия. Так вот, Россия — она ведь тоже империя, и потому все ее граждане — от чекистов до диссидентов включительно — тоже думают, что повсюду в мире действуют (хотя бы в потенции) их правила игры.

Не слишком ли быстро позабыли мы, представители алии девяностых, что на той, на «доисторической» открытое проявление неуважения к государственным инстанциям и «силовым структурам» никоим образом не противоречило любви к Родине, иной раз даже совсем наоборот? И те, кто сегодня в России уже опять его запрещает, вполне подходят под знаменитое щедринское определение: «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались». Так что с точки зрения диссидентов тот, кто встает на защиту «солдатни» от нападок свободомыслящих интеллектуалов, естественно выглядит как предатель светлых идеалов свободы и демократии.

С российской точки зрения все логично. Есть, правда, одно важное обстоятельство, которое достопочтенные господа Иртеневы из виду упускают, а именно: Израиль — не Россия. Не в смысле, что он лучше (это — дело вкуса), не в смысле проявления «неблагодарности» (это зависит от точки зрения), а просто он — другой. Живет в другой ситуации, сталкивается с другими проблемами, иначе строит отношения между людьми. А значит, те же самые слова того же языка в нем и значение приобретают совсем другое.

Одно и то же прилагательное в сочетаниях «полевые работы» и «полевая почта» означает нечто совершенно различное. Одно и то же существительное в сочетаниях: «прогрохотал твой грозный автомат» и «газированной водою торговал автомат» тоже относится не к тому же предмету, и не всякий русскоязычный правильно поймет глагол «опустить» в значении, в каком употребляют его в тюрьме или лагере.

Помню, вскорости после объединения Германии болтала я по-немецки во Франкфурте на Майне со студентом из Эрфурта, и мы прекрасно понимали друг друга, а “западники” слушали и в толк взять не могли, про что это мы толкуем.

И вот мы, прожившие в Израиле 20 лет, возможно, сами не замечаем, как в новой ситуации, даже продолжая говорить по-русски, в прежние слова вкладываем новый смысл, которого на “доисторической” попросту не существовало. Не замечаем, пока… не сталкиваемся с новоприбывшими.

Вот, пишет, к примеру, госпожа Алла Борисова в своем отклике на указанный скандал:

… о национал-патриотизме хотелось бы сказать особо. Когда снизу из народных масс поднимается запрос, а сверху начинают вовсю играть на чувстве национальной гордости и исключительности, это тот самый поезд, который ведет только в одну сторону.

И мне, и многим моих друзьям, немножко учившим историю и приехавшим из встающей с колен России, которая и ввела в обиход понятие “национал-патриотизм” — это ясно.

Ей ясно, а у меня вопрос: относит ли она к такому нехорошему “национал-патриотизму” и не туда заехавшему поезду такие, к примеру, не слишком поэтические строки:

“Бойцам пожелаем как следует биться,
Чтоб каждый убил хоть по дюжине фрицев.
А если кто больше фашистов загубит —
Никто с вас не спросит, никто не осудит”.

Только не надо, не надо мне объяснять, что было время совсем другое, что была война… Не надо, потому что в Израиле сейчас война и, строго говоря, никогда не бывало мира.

Знаете ли вы, как отличается значение слова и жеста в условиях мира и в условиях войны? Давайте послушаем на эту тему русского дворянина, потомственного офицера и хорошего поэта Константина Симонова:

И если кто-нибудь из нас
Рубашку другу не отдаст,

Хлеб не поделит пополам,
Солжёт, или изменит нам,

Иль, находясь в чинах больших,
Друзей забудет фронтовых,

Мы суд солдатский соберём
И в этот дом его сошлём.

Пусть посидит один в дому,
Как будто завтра в бой ему,

Как будто, если лжёт сейчас,
Он, может, лжёт в последний раз,

Как будто хлеба не даёт
Тому, кто к вечеру умрёт,

И палец подаёт тому,
Кто завтра жизнь спасёт ему.

Но Симонов, вкупе со всей Россией, в этом доме полвека уже не сидит, а мы, в Израиле, из него почитай что век не вылазим. Российская армия сегодня для вас — аналог концлагеря (что вполне оправдано), но для нас израильская — надежда, защита и наши дети, наши издерганные нервы, бессонные ночи, молитвы и слезы. Диалог глухих…

Под “правами человека” понимают в России право безнаказанно говорить и писать, что вздумается (и это хорошо), а в Израиле — право безнаказанно убивать (а это уже не очень).

Обыск в Москве — это предупреждение о начальственном недовольстве, что того гляди перейдет в гнев, а в Бен-Гурионе — рутинная процедура, пусть неприятная, но лично к тебе отношения практически не имеющая. «Демократическая общественность» в России — надежда (правда, скорее иллюзорная) на защиту от государственного произвола, а в Израиле — источник антисемитской клеветы, автоматически вызывающий в памяти начало тридцатых годов.

Чтобы усвоить все это, конечно, нужно время, но тому, кто в Израиле жить не собирается, оно как бы и ни к чему. Единственное, что от него требуется — понять, что Россия — это еще не весь мир, что не глянувши в святцы, не стоит бухать в колокола, и наконец, что другие значения слова приобретают, вообще-то, не только в Израиле.

Но и нам, что “давно не бывали в первом классе”, не худо бы вспомнить, что именно у Израиля такие проблемы возникают регулярно, с каждой новой волной алии, хоть из Эфиопии, хоть из Аргентины. Не потому что эти страны лучше или хуже Израиля, а потому что они тоже другие.

Октябрь 2016

livejournal

Оцените пост

(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться