Американцы переболели марксизмом задолго до появления самого марксистского учения. Учёба стоила дорого, но длилась недолго. Эта своего рода болезнь непосредственно связана с одним из самых почитаемых американских праздников — Днём благодарения.
Каждый американский школьник хорошо знает историю пилигримов, вступивших в XVII веке на американский берег. Он охотно расскажет о том, как группа непреклонных граждан в поисках религиозной свободы на корабле «Мэйфлауэр» в сентябре 1620 года отплыла из Англии и в ноябре достигла Кейп-Кода. Половина из прибывших колонистов, которых было 101, не пережила первой суровой зимы. Тем не менее благодаря упорному труду осенью был собран богатый урожай, который вместе с соседями-индейцами, научившими их выживать в условиях дикой природы, был отмечен трёхдневным застольем. Этот пир и стал первым Днём благодарения.
Таков вкратце популярный взгляд на это знаковое событие почти четырёхсотлетней давности.
Реальный ход тех событий, конечно, не столь схематичен. Более того, наиболее важный аспект опыта первых переселенцев не привлёк в своё время должного внимания и до сих пор находится в тени менее значимых подробностей той далёкой хроники.
Как известно, после 66 дней изнурительного океанского плавания будущие колонисты достигли американского берега севернее того участка, который был определён условиями договора с Вирджинской компанией. Так именовалось акционерное общество, получившее лицензию от английского короля на основание колоний в Северной Америке. К этой компании в поисках средств для переселения в Америку и обратились ещё не пилигримы — это слово появилось только через полвека, а пуританские сепаратисты, как их тогда именовали. По взаимному договору они должны были сойти на берег в устье Гудзона, а не на побережье Провинстаунского залива, куда они попали из-за ошибки капитана. Во всяком случае, так гласит официальная версия.
Нельзя исключить и то, что сама «ошибка» могла быть не случайной, а вполне намеренной. Они прибыли на территорию, находившуюся за пределами юрисдикции Вирджинской компании, и извлекли из этого происшествия существенные преимущества. Контракт обязывал переселенцев помимо ряда других финансовых требований в течение семи непредсказуемых лет возмещать вложенные в их экспедицию немалые средства. Но после «ошибки» капитана, допущенной в условиях непрекращающихся штормов в Северной Атлантике, буквально все обязательства в одностороннем порядке были отменены.
Ссылка на своеволие океана, конечно, убедительна, но долгое океанское плавание никогда не проходит только при хорошей погоде. Колонисты 1607 года, основавшие Джеймстаунское поселение, добирались до своего пункта назначения ещё дольше — не два, а пять месяцев, и океан их тоже совсем не баловал. Тем не менее суда, на которых они достигли Америки, со своего курса не сбились.
Ещё один штрих. Вирджинская компания, как известно, состояла из двух акционерных обществ: Лондонской и Плимутской компании. Первая из них получила в собственность земли между 34 и 41 параллелями на берегу Атлантического океана, территория второй располагалась между 38 и 45 параллелями. Столь тщательно расписанное градусное разграничение заморских земель не только говорит о порядке раздела собственности, но и в первую очередь свидетельствует о том, что нахождение географических широт, в отличие от предшествующего века, стало уже достаточно рутинным делом.
Все эти доводы и та быстрота, с которой, ещё не сойдя на берег, колонисты приняли своё революционное и не однозначное решение, может говорить в пользу того, что прибытие в другой пункт назначения не стало для них большой неожиданностью.
Революционный дух новых переселенцев проявился и в принятии на борту судна, ещё не подошедшего к американскому берегу, знаменитых Мэйфлауэрских соглашений. Колонисты пришли к согласию, что они «торжественно и обоюдно перед лицом Б-га и друг перед другом договариваются и соединяются в гражданское общество». Они постановили «принимать и создавать такие справедливые и равные законы, распоряжения, акты, положения и должности, какие окажутся наиболее подходящими и удобными для общего блага колонии, и взяли на себя обязанность «должным образом им подчиняться и повиноваться».
После месяца обследования прибрежной полосы измученные морским переходом новые американцы остановили свой выбор на том месте, которое они назвали Новым Плимутом. Появление на исходе суровой и гибельной зимы двух говоривших по-английски индейцев, научивших их земледелию на каменистой почве современного Массачусетса, было для них подлинным благом. Не говоря уже о том, что их приход разряжал потенциально опасные отношения с коренным населением. Это обстоятельство давало им существенное преимущество по сравнение с первыми английскими поселенцами в Новом Свете. Их жизнь на острове Роанок, оказавшаяся на грани гибели из-за атак индейцев, была у всех в памяти. То первое английское поселение в Америке в 1587 году спас сэр Фрэнсис Дрейк, сумевший на своём судне эвакуировать их обратно на родину. Вторую экспедицию колонистов в следующем году ждала более печальная участь: она просто исчезла.
Обитатели Плимута тоже опасались соседних племён. Опасались настолько, что своих товарищей они хоронили исключительно ночью, сохраняя в тайне их тающие оборонные ресурсы, чтобы не дать повода индейцам проверять их на прочность. Однако, несмотря на выпавшую им мирную обстановку и полученные ценные навыки по обеспечению себя продовольствием, урожай 1621 года, в отличие от распространённого мифа, был на самом деле совсем не обильным, а наоборот — исключительно бедным. Он едва мог прокормить даже заметно поредевшие к тому времени ряды первых колонистов.
В записках Уильяма Бредфорда, губернатора Плимутской колонии, в связи с первым урожаем говорится о «малоурожайном годе». Тем не менее в привычной полуголодной жизни пуритан появился просвет, и губернатор провозгласил трёхдневный праздник, для того чтобы отметить пусть ещё мизерный, но первый урожай, собранный на новой земле. Не менее важно было ему поднять пошатнувшийся дух своей общины, столкнувшейся с постоянной нехваткой продуктов питания. Это удалось на какое-то время, но низкий урожай уже следующего года поставил колонию на грань голода.
Поселенцы не только мало производили. Значительная часть из того, что было собрано осенью 1622 года, подвергалось разграблению. «Крали всё, что только могли, ночью и днём, — свидетельствовал Бредфорд, — крали даже то, что не было съедобным; воров ловили и наказывали. И хотя многие были подвергнуты жёсткой порке, голод толкал на преступления других колонистов, которых не сдерживал риск сурового наказания». Будущий год сулил уже не только голодный мор — он мог стать последним в их жизни.
Чтобы приблизиться к пониманию того, что происходило тогда, в трудно различимой сегодня обстановке, следует не забывать о том, что с момента своего образования Плимутская колония существовала как коммуна. Это редко упоминаемое обстоятельство сыграло важную, отнюдь не всеми оценённую роль в дальнейшей американской истории.
Ещё до того, как «Мэйфлауэр» отплыл к новым берегам, будущие колонисты, видимо, под влиянием идей их соотечественника Томаса Мора пришли к согласию о довольно необычных правилах жизни на новой земле, где они собирались создать некое идеальное государство.
«Вся прибыль или иная выгода, полученная от торговли, ремесла, товарообмена, работы, рыболовства или любых других видов деятельности, становилась частью общего запаса, — так было записано в их договоре. И дальше: — Каждый колонист может пользоваться этими запасами, включая еду, напитки, одежду и любую другую провизию или имущество». Другими словами, частной собственности в соответствии с заветами знаменитого утописта в колонии не существовало. Жильё общее, всё принадлежит всем, все трудятся на общее богатство и никто не работает на себя или свою семью — таковы были основные принципы, по которым жили поселенцы. Всё, что бы ни добыл или ни произвёл один человек, становилось частью общего достояния и принадлежало всем. Каждый имел право пользоваться этим совместным накоплением по мере своей необходимости.
Если кому-то покажется что-то знакомое в этих правилах, он не ошибётся. Задолго до появления знаменитого принципа Маркса: «От каждого по способностям, каждому по потребностям», — пилигримы за два века до его рождения уже примерили на себя столь заманчивую утопию.
«Эта система порождала много путаницы, — отмечал губернатор. — Самые трудоспособные колонисты выражали недовольство тем, что отдают свои силы и своё время, работая на других людей и чужие семьи без всякого стимула. Сильный, приносящий больше пользы поселенец не имел никаких преимуществ в распределении провизии и одежды по сравнению со слабым или менее квалифицированным работником, не производившим и четверти того, что делали лучшие колонисты; это было совершенно несправедливо».
В коммуне нашлось немало тех, кто хотел только пользоваться общим накоплением, в то время как наиболее работящие поселенцы всё больше и больше роптали, не желая больше работать в полную силу. Рассуждая о двухлетнем опыте жизни колонистов, Бредфорд приходит к простой мысли о том, что абсолютное равенство мало чем отличается от рабства, являясь, по существу, его разновидностью.
И тут надо отдать должное пилигримам. Они тоже признали, что привлекательные, но иллюзорные идеи, на которых они хотели построить жизнь на новой земле, не работают. Пользуясь их поддержкой, губернатор Уильям Бредфорд принял судьбоносное решение: он распорядился, чтобы каждый работал исключительно на себя и полагался только на свой труд. Каждой семье в постоянную собственность передавался участок земли, и всё выращенное на ней поступало в полное распоряжение её владельца. Отныне каждый колонист мог иметь свой дом, свою собственность и получил право самому распоряжаться продуктами своего труда. Результаты были поразительны. «Когда пришёл сезон урожая 1623 года, — отмечал Бредфорд, — он превысил все наши ожидания. Вместо голода Б-г дал нам изобилие, изменившее весь облик окружавшего нас мира».
Современный исследователь жизни первых поселенцев, профессор экономики Джудд Пэттон из Небраски, приводит любопытные данные о росте обработанной пуританами земли. В 1621 году они сумели использовать 26 акров земли, в 1622-м — 60, а в 1623-м, когда каждая семья начала работать только на себя, — 184. С той осени вчера ещё голодающий Плимут начал успешную торговлю избыточным зерном.
Плимутская коммуна, вдохновлённая идеями Томаса Мора и жившая по ненаписанным ещё пророчествам Карла Маркса, прекратила своё существование. На смену Утопии пришла другая модель общественного устройства, основой которой стали частная собственность и свободный рынок. Это была та проницательность пуритан, плоды которой Америка пожинает до сих пор. За это надо быть им всегда благодарными.
Борис Липецкер