Испытывали ли вы когда-то ощущение, что каждое ваше слово подслушивается?
Нет, я не имею в виду, что прослушивается ваш телефон. Каждому советскому человеку, жившему в тоталитарном государстве, шпионившем за своими гражданами, известно выражение «это не телефонный разговор». Смысл данных слов заключался не только в том, что определенные темы лучше обсуждать при личной встрече, а в том, что телефонные линии прослушиваются.
Мне же «посчастливилось» жить на протяжении нескольких лет, осознавая, что прослушивается каждое слово, произнесенное в моей собственной квартире.
В 1979 году я предложил известному преподавателю Торы в Москве Илье Эссасу перенести свой урок в нашу квартиру на Красноказарменной улице. Дело в том, что моя мама однажды встала у дверей и запретила мне, тогда студенту первого курса института связи, пойти на «какие-то опасные еврейские занятия».
«Вот если это будет у меня на глазах — другое дело», — наивно сказала мама. Я пообещал поговорить с нашим учителем и отправился на занятие, которое проходило на квартире известного московского юриста, защитника узников Сиона и прав отказников Валерия (Аврома) Прохоровского.
Илья пришел к нам домой, посмотрел на нашу сравнительно большую квартиру и принял приглашение. Так урок Торы, который проводился по четвергам, переехал к нам и проводился в непосредственной близости от казарм КГБ и печально известной Лефортовской тюрьмы. В наш дом стали приходить десятки отказников, среди них — бывший узник Иосиф Бегун. Приезжали американские, английские раввины, которые проводили занятия по Торе.
Чрезвычайно расположенный к нашей семье начальник ЖЭКа поведал нам по секрету о том, как сотрудники КГБ просверлили стены и потолки и установили подслушивающие устройства в нашем доме. Честно говоря, я и раньше догадывался, что наша квартира прослушивается. Слишком часто гэбэшники знали, куда и зачем я иду. С этого момента я жил с неприятным ощущением, что прослушивается каждое мое слово. Пришлось научиться контролировать свою речь. Если мы хотели сказать что-то, чтобы нас не услышали, то писали на бумаге или разговаривали шепотом в ванной комнате под шум воды.
Когда я приехал в Израиль, в первую минуту жизни на свободе возникло странное чувство: неужели никто не прослушивает моих слов? Впрочем, отрицательный ответ на этот вопрос, возможно, является иллюзией.
Наша недельная глава рассказывает об обязанности установления справедливости и назначения судей в каждом городе Страны Израиля: «Судей и надсмотрщиков поставь себе во всех вратах твоих, которые Всевышний дает тебе, по коленам твоим, чтоб судили они народ судом справедливым».
Великий мудрец Шло ха-Кадош разъясняет, что не только у города, но и у человека есть ворота: это его рот, глаза и уши. Человек должен внимательно следить за тем, что он говорит, не обижая других людей, что он слушает, отказываясь от сплетен, и на что смотрят его глаза, памятуя, что есть вещи, которые недопустимы для нас.
Судья — это наш разум. «Однако одного разума может быть недостаточно», — пишет рав Гедалия Шор. Человек понимает интеллектуально, что говорить или делать что-то неправильно, однако не всегда может побороть свое желание. Вот тут-то и приходится прибегать к помощи надсмотрщика — силе воли, которая приводит в исполнение решение судьи — разума. Оказывается, что даже навыки жизни под колпаком у КГБ могут быть полезными. Ведь на самом деле каждое наше слово «прослушивается» на Небесах.
«Разве может человек контролировать каждое свое слово?» — предвижу я возражение скептика. Должен сказать, что Рав Ицхак Зильбер был как раз таким человеком. Я никогда не слышал от него ни о ком дурного слова. Его необыкновенная доброжелательность была причиной того, что его уважали и любили даже не ладившие между собой люди.