Реувен Миллер
Вообще-то, мне несимпатично проявление у репатриантов «комплекса жены Лота». Иногда даже конфликтую из-за этого с некоторыми. Но, если честно, то и сам грешен — возникает иногда желание остановиться, оглянуться, вспомнить. Событиям, о которых я сейчас пишу, ровно четверть века, и полученный тогда толчок отправил в другую жизнь, на берег дальний. Большая часть последовавших лет прожита на Земле Обетованной, и полагаю, опасность окаменеть, оглянувшись на давно прошедшее, вспоминая о нем, совсем пропала…
***
На последние дни августа девяносто первого, жене, как водилось в той жизни, в профкоме ее НИИ «выгорела» горящая путевка в расположенный в горах, в сотне с лишним километров от Ташкента пансионат «Янгиабад».
Предыдущая неделя прошла нервозно. Младший наш, окончив первый курс, отправился в июле на каникулы в Питер к родственникам, где те недавно обзавелись дачей, проданной им семьей, уехавшей в Израиль. И там, в живописном пригороде Питера и в самом, разумеется, городе, проводил ребенок дни свои.
А когда собрался возвращаться, сообщил, что хотел бы два-три дня погулять и в Москве. Возражать было нечего, и я по своим каналам заказал ему на пару ночей место в служебной гостинице одного из средмашевских институтов, с которым работал. Он благополучно вселился туда вечером 18 августа, я ему позвонил, и он рассказал, что главная его московская цель – проводы ташкентского друга, юного гения-пианиста, который получил грант от самого Ван Клиберна и едет в Испанию на несколько месяцев, в одну из школ великого музыканта.
Ташкентское время опережало московское на три часа. Встав рано утром, мы услышали о смене власти в Москве, о переходе ее в руки ГКЧП, возможном аресте Горбачева в Крыму, ну и.., сами, наверно, помните…
Хорошо, что у нас уже с год-другой, улучшился радиоэфир. Перестали глушить ВВС и «Голос Америки», появилась неведомая ранее «Свобода». Так что, мы сразу узнали и о вводе войск в Москву, танков…
Я тут же позвонил в гостиницу, разбудил сына и наказал ему строго (вы ж, понимаете!) не высовывать носа из гостиницы.
Мобильной связи тогда еще не было, и вскоре ребенок на двое суток пропал «с радара».
Эти двое суток мы не спали. Телевизор и приемник. Приемник и телевизор. Гостиница не отвечала. Там, очевидно, по летнему времени просто никого не было. И только вечером 21 августа я поймал по телефону сына, укладывавшего вещи.
А наутро он благополучно объявился дома.
Самым красочным моментом в его рассказе было то, что когда его друг уже прошел в Шереметьеве паспортный контроль, то есть, границу, мать, доцент консерватории, орала ему вслед: «Не возвращайся! Не возвращайся больше в эту проклятую страну!» И это не возымело для нее никаких последствий!
Он, кстати, так и поступил, и давным-давно профессорствует в Штатах и концертирует по всему миру…
Так что, горящая путевка от профкома оказалась весьма кстати после всей этой нервотрепки, которую не могла быстро нейтрализовать даже радость от поражения ГКЧП и, как казалось, возвращения жизни в обыденное русло.
Пансионат «Янгиабад» располагался (да и, как я понял из гугловских карт, так и продолжает находиться) в живописном ущелье, подымающемся от горняцкого поселка Янгиабад куда-то вверх-вверх-вверх. По ущелью протекает довольно бурный сай (ручей, даже, скорее — речка), а на склонах — роща: деревья и кустарники. Сам пансионат, как я понял, построен на останках бывшего рудника. Горы Узбекистана богаты цветными металлами, включая серебро, золото и уран.
Но, видимо, те рудники иссякли, и на базе закрытого предприятия устроили пансионат (теперь — турбаза).
Откуда-то через перевал пастухи-таджики перегоняли в ущелье свои стада: коз, овец. На следующий же день мы спустились к поселку (километра три), купили там луку, спичек, уксуса, кастрюлю. А потом, гуляя вверх по ущелью,у пастухов — хороший кусок баранины. Перец, соль нашли в столовке. Ночью мясо мариновалось, а к полудню мы поднялись по ущелью, отыскали удобное место, прямо на берегу сая, где устроили из камней мангал и разожгли в нем костерок, на углях которого потом жарили шашлыки. Вино прихватили из дому. У нас обычно было свое. В этот раз — последняя литровка — новое ставили в сентябре.
В тот день у нас был интимный праздник — очередной день рождения нашей семьи.
Какая была прелесть! Чудная, уже прохладная погода, непривычная для города голубизна неба, журчание ледяной воды, аромат мангала — дым от маринованной баранины с примесью смолы тлеющих веток (хворост дикой алычи). Полусухое домашнее вино…
И тихонько скрипел приемник. Как без новостей? Ведь каждый день такие события! Неделю назад сам Горбачев объявил, что выходит из КПСС и призвал ЦК объявить о ее роспуске?
А через три дня наш Каримов выразил несогласие с этим московским решением и заявил об отделении КПУз от КПСС…
И разве в такие дни приемник даст от души покайфовать под винишко с шашлыком на чудной природе?
Началась передача с внеочередной сессии республиканского ВС, повесткой дня которой объявлено провозглашение независимости Республики Узбекистан.
Выступил Ислам Каримов, председатель верховного совета. Он заявил (цитирую по памяти): «Мы боролись за независимость, и добились ее!». Правда, в памяти почему-то сидел образ узбекистанской делегации нардепов, как одной из наиболее ортодоксально-коммунистической и лояльной по отношению к режиму и Союзу. Делегации, неизменно осуждавшей сепаратизм прибалтов, молдаван, грузин, требовавших независимости.
…Внешне незаметно началась новая жизнь. Руководство новоообразованной страны активно заработало в двух направлениях.
С одной стороны начались судорожные поиски нового «старшего брата»: независимость независимостью, но как же прожить без него?
Новорожденный независимый Узбекистан оказался без современного базового юридического законодательства, и был вынужден срочно это законодательство создавать, как оглядываясь на мировой опыт, так и, исходя из национальной ментальности.
Одним из первых законов был принят закон о гражданстве, автоматически рекрутировавший в граждане страны все прописанное там на момент вступление закона в силу население.
И вот, в одно прекрасное утро, без всяких действий с нашей стороны, ибо никто нас не спрашивал, проснулись мы в своей постели гражданами национального государства, о котором никогда не помышляли, и в которое никогда бы не стремились…
Новый закон формально соответствовал основным демократическим критериям. В нем провозглашалось равенство, независимо от национальности и прочих стандартно выделяемых различий.
Вместе с тем, закон предполагал гражданство и для узбеков диаспоры, самая многочисленная группа которых (если не ошибаюсь, порядка 5 миллионов человек) — узбеки Северного Афганистана, в массе своей — потомки басмачей, изгнанных большевиками в 20-30-х годах.
Не знаю, сколько из них приняло гражданство, но ворота страны для них открылись, и мы вскорости увидели этих афганцев на улицах Ташкента.
Для людей, воспитанных в европейской традиции, особенно, для дам, они выглядели страшновато, хотя занимались вполне мирной челночной торговлей, да и не припоминаю я случаев криминальных инцидентов с ними.
Но их внешняя диковатая ментальность резко отличалась от привычной нам вежливой до подхалимажа ментальности отутюженных большевистской властью советских узбеков, славившихся, особенно, после ВОВ, своей человечностью и гостеприимностью.
И психологический эффект нашествия «афганцев» был силен!
Вторым законом, сильно повлиявшим на «колонизаторов» (так нас стали называть, чуть ли не официально, узбекские националисты), стал закон о государственном языке.
Ему предшествовали долгие внутриузбекские дебаты о том, как языку именоваться, например, «тюрки» (в это время шло заигрывание с Турцией), и на какой алфавит перейти.
Арабицу, навязанную Средней Азии мохаммедовым джихадом, народы региона, как тюркоязычные, так и парсоячные, за тысячу с лишним лет приспособили под свои фонетики. И, пользуясь этой письменностью, они создали шедевры средневековой культуры и науки.
Но в 20-е годы арабица была большевиками запрещена (пойди, мол, пойми, что они там пишут этой вязью?!) и заменена латиницей, которая использовалась в Узбекистане до середины 30-х годов.
Но и тут кто-то сообразил, что узбекский язык в исполнении на латинице мало чем отличается от языка враждебной СССР страны — Турции. И все это — на фоне сталинской шпиономании… С середины 30-х узбекский язык был переведен на кириллицу, просуществовавшую до принятия нового закона и ставшую привычной. Ведь первое поколение узбеков, обучавшихся в советских школах на кириллице, к середине 90-х уже приближалось к пенсии…
Можно, да и нужно посочувствовать народу, который оторвали от тысячелетних корней и трижды лишали грамотности. Но мы-то здесь были при чем?
Сорвавшаяся с коммунистической цепи, Свобода совести повела народ в мечети. А там уж тем, кому это еще не было известно, проповедовали о правилах обращения с «неверными», с «зимми». Тем более, что появилось немало учителей-ваххабитов из, как говорят узбеки, «Арабстана»…
Наконец, дискуссия о языке была завершена, и закон принят.
Узбекский язык был объявлен единственным официальным языком Республики. Лишь на нем в Узбекистане должно было происходить все делопроизводство, судопроизводство, обучение. Графика — латинская… Введение закона предусматривалось поэтапное, но я не уверен, что он даже спустя 20 с лишним лет, функционирует полностью… Но уже 1992 г. нашу электронную фирму принудили перевести всю техническую документацию на узбекский (это при том, что узбеков в те времена на фирме почти не было, особенно среди работниц, для которых документация и была писана). У нас создали несколько групп обязательного изучения узбекского языка (кто-то из начальства организовал приработок знакомой преподавательнице).
Если бы закон начал действовать, то мы все в один день оказались бы неграмотными. Мы — это не только ашкеназские евреи. Это и русские, и значительная часть научно-технической интеллигенции из узбеков-горожан, ибо они, в массе своей, учились в русскоязычных школах, на русскоязычных потоках в вузах. Деловая и компартийная аристократия нередко отправляла детей учиться в центральные вузы, поскольку при советской власти бронировались места для «националов».
В соответствии с законом, школьное обучение так же должно было полностью перейти на узбекский язык, начиная с младших классов.
Освобожденный народ, консолидируясь, как нация, жаждал реванша над «угнетателями». Воспевали Бабура, царившего от Туркестана до Индии и забывали Фурката, несколько наивно, но с пафосом воспевавшего в конце 19-го века западные ценности и технику, принесенные русскими завоевателями…
Чего не было в тогдашнем Ташкенте, так это открытой юдофобии. Официальные власти и лично Каримов декларировали хорошее отношение к евреям и Израилю, с которым Узбекистан вскорости установил дипломатические отношения.
В Ташкенте заработало консульство, потом и посольство. Израиль стал намного доступнее и ближе. В 93-м году открылся израильский культурный центр, где были ульпан с компьютеризированным классом и клуб. Можно было получить консультации об израильской жизни. Каждый месяц приезжали новые учителя иврита. Обычно — молодые девушки после армии. Были и курсы профессионального направления, их вели серьезные мужики-израильтяне. Они, а также периодически приезжавшие лекторы из репатриантов, как могли, открывали нам Израиль.
И мы начали приближаться к Родине.
Прошло 2-3 года после пика Большой алии, и многие из наших клубных знакомых посетили Израиль по приглашениям недавно уехавших родственников. Их рассказы были противоречивы: страна прекрасная, жизнь трудная, устроиться нелегко, но не сравнить с нашей, и люди уехавшие из СССР, когда там все было еще более-менее нормально, не могут даже представить себе, что такое инфляция по 50% в месяц, карточная система и абсолютно пустые магазины (о, если бы не знаменитый ташкентский базар, что бы мы делали?!)…
А тем временем закончился тридцатилетний цикл моей работы в ВПК, ибо мои заказчики оказались за границей — в России, Белоруссии. И денег у них не было — российский ВПК переживал не лучшие времена, да и работать стало невозможно из-за разрушения финансово-экономической структуры покойной державы.
Короче говоря, тело оказалось под воздействием двух сил: выталкивающей, вызванной новыми обстоятельствами жизни на «доисторической» родине, и притягивающей силой неведомой ранее, Родины исторической. И я, и моя семья поняли, что если учить новый язык, то уж лучше — язык предков, язык Торы, короче — «надо ехать!». И — поехали…
Послесловие, 31 августа 2016
Дописываю статью, так и не зная, жив ли Ислам Абдуганиевич? Впрочем, полагаю, что его политическая карьера, в любом случае, закончена.
Власть возьмут другие, и, безусловно, Узбекистан, страну моего рождения, понесут иные течения. Мне это небезразлично — к сожалению, там продолжают проживать еще несколько близких мне людей.
В основном тексте я не написал, но добавлю, что более, чем 20-летняя жизнь в Израиле, заставила многое переоценить, в частности, роль Ислама Каримова как борца с нынешней волной Зеленого джихада.
Ислама Каримова с исламом мохаммедовым.
И боюсь, что без него, 27 лет, начиная с Ферганы-1989, сдерживавшего все усиливающийся напор джихада, за что Каримов ненавидим и ошельмован прогрессивным человечеством, Узбекистан втянется в хаотический сонм нынешней мировой войны, которую прогрессивное человечество в упор видеть не хочет.
Оцените пост
(голосовало: 7, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
Написано не только интересно, но живо, в естественном ритме опытного рассказчика. Лотовских, каменно-медлительных фраз типичного мемуариста, рассказываюещго о «битвах, где вместе рубились они», как всегда у Рувы, не увидел. Спасибо
Согласен с оценкой моего друга Лёвы, кстати, профессионального журналиста. Так что есть среди нас профессионалы (сегодня кто-то интересовался). К сожалению, не в том смысле. Профессионал от слова профессия, а профессия кормит. Лёва, как и многие другие здесь, не отказался бы от гонорара, но, увы, никто не предлагает.
Интересны ещё и совпадения (думаю, не у меня одного). У моей дочери на 19-е был билет в Черновцы. Я узнал новость, в частности, о введении ЧП, на работе. Звоню и настаиваю на отмене поездки — уехать то можно было, а вот вернуться… Настроен же я был совсем не так, как мать одного из персонажей рассказа, да и Черновцы — не Испания.
Что касается настроя, то он был самым что ни на есть воинственным: готовы были на всё голыми руками и ничего не умея. Обстановку возле Белого дома видел не по ящику. Пробирался к нему с мешком дезенфицирующих и перевязочных средств через многочисленные кордоны. Если бы Ельцину не удалось сманить на свою сторону Грачёва, Лебедя и командира «Альфы», перестреляли бы как куропаток многие сотни человек, и перевязочными средствами воспользоваться не сумели и не успели бы . Но тогда никого это не пугало (по глупости, конечно).
Спасибо за эту публикацию, показывающую мало знакомую нам сторону жизни как бы изнутри. Написано великолепно.
Разумеется, на Каримова оказало влияние часть жизни ( большая ) в СССР. Однако, он, по моему, был здоровым патриотом, с радостью «обзавелся» независимостью, остался цивилизованным мусульманином без прибабахов. Послесовковый период мне мало знаком. Однако, думаю, он удержал республику в цивилизованных рамках и не давал сесть себе на шею «старшему брату». Если после него придет ему подобный, но более молодой и продвинутый, республика расцветет.