Украина: ностальгия по евреям

Евреи Овруча в воспоминаниях украинского жителя

Автор: Виктор Тимошенко (Украина)

«Еврейское местечко с синагогой

И с ворохом гешефтов и забот»

Сегодня история евреев Овруча существует как семулякр, ностальгия, похороненная память забытой культуры, букв и слов неизвестных страниц древних рукописей покрытых пылью времени.

История евреев Овруча – это фантазии дилетантов, призрак, вымысел беллетристов. Утраченный материальный и духовный мир людей, которые давно лежат под могильными плитами или доживают свои годы в Тель-Авиве, Нагарии или Сан-Франциско.

Прошлый и настоящий провинциальный мир овручских евреев толерантный и вместе с тем жестоко консервативный. Евреи Овруча не пускали к себе «чужих», но и своего не «размывали», не «отторгали», несмотря на погромы, гонения и унижения.

Свято хранили веру и традиции, берегли язык, не утратили еврейское слово и существовали реально, объективно с пейсами, ермолками, хедерами и синагогами.

Евреи Овруча, как все остальные сыны Израиля, не ассимилировались в освященный государством коммунистический порядок, культуру, религию, советские традиции. По простой причине, неведомой нам, украинцам. Их дух, вера, память были лучше нашей. Может не лучше, но, во всяком случае, более прагматичной, чем наша, украинская безалаберность, равнодушие, леность, а главное желание и умение угождать любой власти.

Тем не менее, никто не скажет, что богатая и уникальная история и культура евреев Овруча привнесена извне. Все эти гениальные и странные люди и идеи рождались здесь, в этой болотной глуши, забытой Богом провинции, без коммуникаций и влияния продвинутых цивилизацией, университетов, научных школ и интернета. Как все это происходило, только Богу известно.

Остановил меня на улице «50 лет Октября» мужик, по всем признакам иудей, — маленький, носатый и ушастый, и спрашивает: «Вы еврей?». Я говорю: «Нет. А что?». Он на меня внимательно посмотрел и говорит: Ну, ладно, все равно, — дайте пять гривен, пожалуйста».

Лазарь Моисеевич

Символы еврейской культуры и ментальности были рядом. Помню, в начале 60-х прошлого столетия, в Овруче, по улице Советской, около Дома культуры стояла будка, в которой старый худой еврей продавал необыкновенно вкусную газированную воду.

Если бы высшее партийное руководство СССР знавало вкус этого напитка, то в Кремль поставляли бы не грузинские «воды Лагидзе», а «ситро» от овручского еврея Лазаря Моисеевича.

Его известность в Овруче била все рекорды и конкурировала с известностью первого секретаря райкома и начальника местного ГАИ. У еврея Лазаря, за стаканчиком воды, обсуждались все мировые события, и даже тема «магдебургского права» для Овруча, и был ли Карл Маркс евреем?

Мы, пацаны, искали медяки на мусорках и подворотнях, и бежали пить воду, вкуснее которой не было ничего на свете. С «сиропом» — три копейки, а «чистая», без сиропа – одна копейка.

А как еврейский волшебник, царь Нептун сухопутного Овруча, наливал этот нектар в граненые стаканы! Наверно, в жизни дядя Лазарь (а на самом деле, был он глубоким дедушкой) ничего не умел, но уж точно был мастером своего дела и пару миллионов стаканов наполнил и дал страждущим и жаждущим.

Конечно, и у него был свой маленький гешефт. Не просто так его дети купили кооперативные квартиры в Киеве и получили прекрасное образование. Все дело было в «бульках», в маленьких пузырьках-шариках, которые делали стакан полнее, а воду вкуснее.

И уж точно, с трех копеек в карман деду Лазарю «капала» копейка, а «чистая» вода была официальным «прикрытием» деятельности, которые подрывала основы советского государственного строя и оборонный потенциал страны Советов. Но редкие в Овруче труженики «меча и плаща», милиционеры в погонах, «рукастые» железнодорожники, водители молоковозов, колхозники со страшными узловатыми (от запущенного артрита) пальцами и мы пацаны, без претензий, вместе со всеми, стояли в очереди, чтобы испить живительную влагу.

Конечно, вода «от дяди Лазаря» самой вкусной была летом, когда нещадно палило солнце, а в тени было под сорок градусов.

Когда его спрашивали: «На какие деньги Вы дом построили?». — Старик Лазарь отвечал: «Государство на воде ГЭС строит, а я, что, не могу дом построить?».

Но однажды дядя Лазарь «промахнулся». Очередному клиенту он налил стакан воды с «газами», а тот не имея мелочи, дал ему целый рубль, при этом не стал сразу пить, ожидая сдачи. Пока «волшебник воды» рыскал в медяках и отсчитывал «возвратных» 97 копеек, вода в стакане (без булек и пузырьков) осела на половину. «Я Вас просил налить стакан воды» — закричала жертва обмана. «А я Вам что, .. два налил?» — храбро ответил Лазарь Моисеевич.

Дядя Боря Райхман и его друзья

А кто в Овруче не знал маленького музыканта дядю Борю Райхмана, который на трубе играл как Бог? Говорят, Тимофей Докшицер и Луи Амстронг поздравляли его с днем рождения и присылали ноты еврейских блюзов. Но это, конечно, местная легенда, вымысел. Точно такой же, как то, что и Ленин перевозил в Санкт-Петербург через Овруч газету «Искра».

Дядя Боря был такой маленький, кривоногий, переваливался как утка с ноги на ногу, с маленькой головой, ушастый, такой не симпатичный. Но когда он играл, наверно, ему помогали все музыканты, звездные евреи и даже еврейские пророки. И он был прекрасен!

Его тремоло, форшлаги, морденто, «шестнадцатые» и «тридцать вторые» двойным стакатто… Маленький дядя Боря и его труба звучали вместе как голос рока в «Поэме экстаза» Скрябина или нежно, легко, загадочно как скрипка Страдивари в руках израильтянина Шломо Минца.

А школьного учителя баяниста Льва Яковлевича Бедермана, дирижера и музыканта Михаила Йосифовича Лормана, барабанщика Борю Гринберга? Кто их не знал в Овруче?

Какая еврейская свадьба, в эпоху повального атеизма и государственного антисемитизма, проходила без зажигающих фрейлехсов, хаванагил, шеров, тумбы-тумбы, рабби-якоб в исполнении этого джаз-бенда?

У дяди Бори труба была не помповая, — педальная, ленинградской фабрики духовых инструментов. Сегодня на таких trompetto уже не играют. Пальцы его подпрыгивали как балетные щелкунчики, он подтанцовывал сам себе, чуть-чуть наклоняя вперед голову, но раструб трубы гордо смотрел в небо.

Может эти еврейские музыканты и знали идиш или иврит, но от них я больше слышал странные слова, которые понятны лишь тем, кто вырос и умел зарабатывать на хлеб насущный с «мунштуком», «амбушуром», «школой Арбана» или бесконечными гаммами, интервалами и октавами.

«Лажа, берло-берлять, смурняк, кир-кирять, жмур, чувак и чувиха», «лажа» — можно продолжать до бесконечности. Это была и есть словесная культура провинциальных «лабухов», идентификационные коды закрытой корпорации еврейских музыкантов Овруча.

На только понятном им языке они могли философствовать, рассказывать друг другу новости, говорить о достоинствах самогонки из сахара без дрожжей или вина из вишни или «агруса» (укр. – крыжовника).

Это и был язык, эсперанто тех, кто играет свадьбы, похороны и водил «слона» — торжественные походы школьников по улицам «к вечному огню», «памятнику вождю мирового пролетариата» и «героям, освободителям города Овруча от немецко-фашистских захватчиков».

Лев Яковлевич Бедерман – наш учитель музыки

Лев Яковлевич Бедерман был школьным учителем пения. В школе, под баян мы с ним орали (именно орали, а не пели) «Рэве та стогнэ Дніпр широкий», «Щедрик, щедрик» и «По дороге идет чибис».

Еще помню, как Лев Яковлевич аккомпанировал мне на баяне (я играл на трубе) на концертах по случаю завершения очередной районной партийной конференции» или «слета тружеников села» арию из оперы «Аида» — Радамес возвращается с победой.

Не знаю, был ли Джузеппе Верди евреем, но марш у нас получался каким-то еврейским, минорным, с подвываниями на нотке «ре», словно в зале сидели не большевики-коммунисты, а идущие из пустыни ученики и адепты пророка Моисея.

У Льва Яковлевича руки «росли из правильного места». И кроме игры на баяне, обучения нас музыкальной грамоте, он с удовольствием столярничал, плотничал, делал «карнизы» к школьным окнам, ремонтировал парты, оформлял стенды, на которых красовались портреты выдающихся коммунистов-педагогов Владимира Ильича Ленина, Надежды Константиновны Крупской и Первого секретаря Коммунистической партии Украины товарища Шелеста.

Сейчас Лев Яковлевич лежит в земле, на еврейском кладбище около украинского села Лукишки. Могила запущенная, неухоженная. Но если положить руку на скромный памятник с его портретом, можно услышать музыку – еврейский плач, освященный еврейским Богом и цадиками..