Мой отец покончил с собой при невыясненных обстоятельствах и Березовский тоже. Я примерно понимаю, что доводит человека до самоубийства — особенно при обстоятельствах, которые никто не может выяснить, потому что рядом никого не было. И довольно долго, целые месяцы.
Семидесятилетие Березовского было отмечено на удивление громко: все вдруг про него вспомнили; Петр Авен опубликовал воспоминания и призвал к этому же других. Не высказался только человек, который, кажется, знал Березовского ближе всех, написал о нем роман и сценарий, неоднократно и публично опровергал клевету в адрес Березовского. Это Юлий Дубов, ныне эмигрант и известный писатель, а когда-то гендиректор ЛогоВАЗа, математик, знавший Бориса Абрамовича лет сорок.
Я поехала в Лондон по своим делам и попросила Дубова о встрече. Все-таки мне хочется понять, каким человеком был этот главный демон российской политики, русский Мориарти, делатель и ниспровергатель президентов, закончивший свою жизнь в депрессии, в полном одиночестве и при невыясненных обстоятельствах. И кто такой Дубов, я тоже хочу понять, потому что по прозе его он представляется спокойным, ледяным и всезнающим. А в жизни — милейший человек, хотя и опасный.
– Вы скучаете по нему?
– Да, я по нему скучаю. Я никогда не думал, что это кончится так. Конечно, это был сильный удар… Думаю, ему было бы очень интересно вовсе даже не умирать, а пожить сейчас и посмотреть, что происходит вокруг. Потому что очень многое из того, что он пророчил, сбывается просто на глазах…
– Если бы вы рассказывали своим внукам о том, что это был за человек, что бы вы сказали?
– Я их познакомил сколько-то лет назад, они встречались с Борисом, говорили с ним, даже за одним столом сидели. Я хотел, чтобы они его запомнили. Это была такая… Такая молния. Он был человек совершенно невероятной активности, очень динамичный, очень умный, очень быстро думающий, не всегда правильно, но всегда быстро. Это была, безусловно, очень серьезная и очень крупная личность. Думаю, что я за всю свою жизнь не встречал ничего подобного, а я видел многих.
– Как бы вы описали его как человека, близкого друга? Было в нем что-то экстравагантное?
– В нем все было экстравагантно, прежде всего потому, что он не понимал, что такое золотая середина. Знаете, золотая середина — это такая хорошая штука — люди, которые придерживаются умеренности в жизни, они долго живут, они прекрасно себя чувствуют, как правило, у них друзей существенно больше, чем врагов. А у Березовского вместо золотой середины была большая черная дыра, через которую он всегда перепрыгивал, мечась из крайности в крайность. Например, если он был семьянином, то это был такой семьянин, на которого можно было только смотреть и удивляться — с таким вниманием, с такой любовью он относился к близким. Он мог бросить все, как бы важно это ни было, политику, деньги, все что угодно. Например, если звонит мама, то все пошли вон, он разговаривает с мамой. А если он был бабник, то это был такой бабник, что Казанова и Дон Жуан отдыхали. И вот он все время был в таких крайностях, он признавал только крайние положения маятника, в середине ему было скучно…
– Выражалось ли это в пристрастиях к еде, напиткам, одежде?
– Скорее нет. Он был довольно равнодушен к еде, к напиткам был равнодушен абсолютно, но если он что-то затевал… Есть же вещи, которые человека увлекают, вот если для него что-то становилось важным, то все остальное просто переставало существовать. Завтра становилось важным что-то другое, и снова так же. Сегодня семьянин — завтра бабник. В нем это уживалось непостижимо совершенно. На это было всегда настолько привлекательно, настолько интересно смотреть, как он передвигался, как он думал, принимал решения… Я восхищался этим человеком. Вот, вспомнил об отношении Березовского к еде. Он вообще был очень влюбчивый. Когда он только появился в Лондоне, он влюбился в японскую еду. И так передвигался от обеда к ужину из одного японского заведения в другое. У него тогда было еще не очень хорошо с английским, а с английско-японским было совсем плохо. Он никогда не запоминал, что он ест, просто что-то ему нравилось, а что-то нет. Был совершенно роскошный случай, когда он пришел в довольно серьезный японский ресторан, в котором уже до этого был, взял меню, долго его изучал… Потом позвал официанта и сказал: «Послушайте, я здесь был четыре дня назад, я у вас здесь что-то ел, это была fish, but not fish». И ему принесли то, что он хотел. Долго разбирались, но принесли…
Когда-то, еще лет десять назад, мы заговорили с Борей, чего не хватает. Ему снега, а я говорю: «Мне вот запаха мокрых листьев». Ну он мне долго объяснял и доказывал, что снег гораздо важнее мокрых листьев. А потом говорит: «Пойдем». И отвел меня, не знаю, наверное, на километр от своего дома, привел на полянку и говорит: «Дыши». И там действительно был этот осенний запах! Только в том конкретном месте. То есть он совершенно точно понимал, о чем я говорю. Он очень тонко чувствовал…
– А по людям не скучаете? Англичане ведь очень специфические…
– Я последние два года с ужасом думаю о том, что я мог бы сейчас оказаться в России. Там столько ненависти сейчас, истерики, победных воплей… Я не могу представить себя рядом с человеком, который рассказывал бы мне что-то про Крым или про то, как на Донбассе надо спасать своих. Это немыслимо. И Боря считал бы это преступлением. И Донбасс, и Крым, это абсолютно сто процентов. Вся матрица его мышления, она бы никогда не позволила ему признать ни крымскую авантюру, ни донбасское преступление.
– А кем Борис Абрамович все-таки был больше — бизнесменом, политиком, идеологом?
– Я не думаю, что из всех его ипостасей стоит выделять какую-то одну — бизнес, например. Не потому, что он был плохой бизнесмен. Все-таки он кое-что после себя оставил. Объекты, бизнесы, которые он создал, они — не все, конечно, но многие — и сейчас существуют, и с ними ничего не могут сделать. И вообще, если бы его жизнь ограничивалась только бизнесом, это была бы катастрофа. Потому что чего он точно не умел, к чему был не приспособлен, так это к такому усидчивому, планомерному, ежедневному труду: пришел утром, проверил счета, посмотрел доклады, посмотрел отчеты, принял решения.
– Политика из изгнания — она вообще возможна? У Березовского получалось?
– Он считал, что возможна. И иногда у него это получалось. Ну, например, первый Майдан. Чем плохая политика? Сидя в Лондоне… Это, конечно, не был Майдан Березовского, но то, что он сыграл одну из решающих ролей в первой украинской революции — факт.
– Березовский в свое время активно участвовал в замирении Чечни. Что бы он сейчас сказал? Был бы возможен диалог Березовского с Кадыровым?
– Я не вижу темы для диалога, но если бы она была… Я думаю, сейчас Кадыров чувствует себя весьма комфортно, я даже думаю, что Путин с Кадыровым чувствует себя гораздо менее комфортно, чем Кадыров с Путиным. Я, честно, темы для разговора не вижу, но если бы она возникла… Например — привести отношения Чеченской Республики и федерального центра в сколько-нибудь осмысленное состояние, то Борис бы мог это сделать. У него очень часто, когда ему приходилось сталкиваться с подобного рода проблемами, вдруг происходили прозрения… Когда он заканчивал чеченскую войну вместе с Лебедем, это, в общем, происходило по наитию. Он был хорошим переговорщиком. Несмотря на всю свою нетерпимость к чужому мнению, он умел чувствовать переговорщика, он умел ненадолго, на какое-то довольно короткое время, сосредоточиться, и вот тогда это было очень здорово. Тогда у него наступала такая абсолютная ясность, и он очень быстро добивался того, чего хотел.
– Что вы думаете о Ходорковском? Можно ли его сейчас воспринимать как реальную силу?
– Я думаю, что нельзя не воспринимать всерьез человека, который управлял таким бизнесом, прошел через такое и, отсидев 10 лет, не просто не сломался, а выглядит и ведет себя так, словно еще многое может. И я думаю, это действительно так.
– А допускаете ли вы какие-то контакты Путина с Березовским, будь Березовский жив?
– Путин — это гениальная ошибка Березовского. Думаю, что сейчас это было бы невозможно. Прошло слишком много времени… Мне трудно судить, но, думаю, Путин сейчас чувствует себя настолько великим… и могучим… и вечным… И еще каким-то, что переговоры были бы бессмысленны.
– Березовский предполагал такое развитие событий?
– Ну вектор-то он угадал очень верно. Он говорил: «Ребята, у вас растет диктатор». Он же это говорил, когда никто не верил. Я сегодня не вижу для Путина никакой возможности разговаривать не то что с Махатмой Ганди, но и с кем-то повыше. Путин уверен, что находится сейчас на такой запредельной вершине, недоступной человеческому глазу, что рядом никого и быть не может, ну там еще какое-то количество вроде как архангелов есть, вот они еще могут что-то там попискивать…
– Что вы и Березовский нашли здесь?
– Самую справедливую судебную систему в мире. А потом Боря веру в эту систему потерял. И умер.
Лондон — Москва
Анастасия ЕГОРОВА
Печатается в сокращении
http://www.novayagazeta.ru
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
Замечательное интервью о замечательном человеке. В путинские годы на Березовского выли вылиты ушаты лжи, по приказу величайшего подонка современности Вована-пахана или ради подхалимажа перед ним. Не могу поверить, что Борис ушел сам из жизни. Похоже, что Вован-пахан приложил к этому свои грязные лапы.