Ривка Лазаревич
Продолжение. Предыдущая часть
Глава 6
Из дневника Елены Безак
…Солнышко мое! Где ты? Я одна на чужбине, среди этих печальных камней. Когда ты вернешься ко мне, касатик мой?..
…Денег совсем не осталось. Люська посоветовала сходить в антикварный магазин на главной улице, слышала – там продавщицу ищут, хотя мне совсем не хотелось прозябать среди скучного старья.
Все же позвонила. Хозяин назначил встречу на 10 утра. Я вырядилась, намарафетилась и приехала в 10 с четвертью, так уж у меня получилось, но магазин был закрыт. Я подумала было, что хозяин уже уехал, но тут ко мне подошел хромой мужик и спросил, не я ли Елена?
Это и был хозяин, тоже подъехал только что. Я стала, конечно, улыбаться, говорить, что уже давно жду. Он молча отпер дверь и позвал меня внутрь.
— Вот магазин. Ты раньше торговала древностями, ювелирными изделиями?
— Да, — отвечаю, — в России.
— Разве там торгуют древностями?
Я стала что-то плести про ювелирный магазин. Он достал из витрины перстенек, спросил, что за камень? Камень был красный, я наугад сказала – рубин. Он опять промолчал, потом положил мне руку на плечо и, полуобняв, подвел к витрине.
— Ты должна будешь знать здесь каждую вещь, знать, что это за вещь, кто ее принес, и сколько она стоит. Понимаешь?
Хозяин был какой-то мрачный и странный, но сказала, что понимаю.
Он объяснил, что ежедневно перед открытием магазина я должна вымыть витринное стекло и пол, — я кивнула.
Затем повел показать подсобку — дальнюю комнату, заставленную старой гнутой мебелью. Кроме входной, в ней были еще две двери. За ними оказались маленькая кухонька и туалет, где стояли ведра и щвабры.
И вдруг, когда я проходила мимо гнутого кресла-качалки, хозяин неожиданно толкнул меня, я потеряла равновесие и плюхнулась в кресло, правая моя нога скользнула по гнутому подлокотнику к спинке, и моя коротенькая юбка сама по себе задралась. Не успела я приподняться на раскачивающемся кресле, как хромец накинулся на меня, и мои трусики полетели в сторону. Впрочем, мне уже было все равно – он был здесь, со мной, и я его захотела… Ты-то ведь сбежал, мой касатик!
А когда меня хотят, ты же знаешь, мой сладкий, я не сопротивляюсь — надо ловить кайф!..
Хромец оказался клевым мужиком. Через полчаса он выпроводил меня, дав пятидесятишекелевую бумажку и сказав, что подумает о моей кандидатуре, а если подойду — позвонит…
***
Я воспользовался предложением Лазаря, и на целые полторы недели, завершавшиеся праздником Рош-ха-Шана, полностью утонул в домашних делах. Мало того, что массу внимания и сил поглощали сам дом и его обустройство, возникло еще и множество проблем с будущими обитателями этого дома, из которых только Борька охотно приезжал на выходные отоспаться и помочь…
К празднику наше жилище, которого пока еще не коснулась женская рука, выглядело, если и не ухоженным, то хотя бы обставленным. Эти приятные заботы о новом доме и проблемы с домочадцами, возникающие в связи с предстоящим переселением, да и просто само быстротекущее время, постепенно уводили от не покидавших прежде ни на миг мыслей о гибели дочери. Но после праздника я уже смог полноценно вернуться в рабочий ритм, тем более, что за мое отсутствие срочных дел на фирме накопилось немало. Закрутившись в их кутерьме, домой я возвращался поздно, а там уже бывала Сима, и я не оставался наедине со своими мыслями.
Дважды на неделе мне понадобилось наведаться в мисрад к Далие. Подъезжая к постоянно закрытому теперь антикварному магазину Рахели, я стал обращать внимание на шомера-эфиопа, дежурившего напротив, у дверей супера. Меня стало тянуть к этому парню, не давало покоя сознание того, что, быть может, он, даже сам того не подозревая, владеет ключами к разгадке тайны убийства Сары.
Во второй свой приезд я даже зашел специально в супер и купил какую-ту почти ненужную ерунду, лишь бы рассмотреть его вблизи. Эфиоп оказался самым обыкновенным, я бы даже сказал, незаметным шомером. Стандартный вопрос о наличии оружия, ответ об отсутствии, и я – в магазине. Это происходило часов в одиннадцать утра, посетителей было немного, и когда я выходил, шомер болтал о чем-то с милуимником в форме МАГАВ-погранохраны. Магавник показался мне откуда-то знакомым, я даже подумал, что недавно проезжал мимо него на КПП на въезде в город.
Вернувшись вечером домой, я застал Симу за приготовлением ужина. Она обрадовала меня, сказав, что сегодня останется. Я подумал, что это хорошо вдвойне, будет время серьезно поговорить о будущем. Пока она жарила шницели и картошку, я накрошил по-узбекски помидорный салат (ей, бывшей ленинградке, я просто не доверял, ибо нужно было суметь получить тот самый вкус из красивых, но безвкусных израильских помидоров). Открыл бутылочку любимого хевронского муската, который, несмотря на танькины насмешки о моем плебейском вкусе, мне очень нравился, и к которому я приучил Симу.
Ужинали на балконе, обращенном к городу. Из густой загородной тьмы Иерусалим выглядел висящим в небе скопищем мерцающих огоньков.
— Красота какая! – воскликнула Сима.
— Фантастическая, и дай Бог нам с тобой вместе любоваться ею каждый вечер. Давай выпьем за нас. Будь здорова, моя дорогая!
— Будь здоров, мой дорогой!
— Ты говорила с папой?
— Ой, не спрашивай! Не хочет он сюда переезжать. Да и как с Милочкой быть, я не представляю.
Сима с отцом и дочкой снимали квартиру в центре. Дед водил внучку в гимназию и русскую школу, и все это было недалеко от дома.
— Но я же тебе говорил, что Рахель обещала мне машину, я ее осмотрел — старенькая, но ездить можно. Так что, он будет на ходу, и запросто сможет заниматься ребенком. С моей мамой хуже. Ей давай машину – не давай, она же не водит. А ведь как она ни батрачила на Рахель и Рути, все же время погулять в городе у нее находилось, и клуб, и подруги завелись.
— Да уж, твоя мама — народная артистка!
Мама, действительно, прославилась своими идишскими песнями в широких кругах общественности пенсионерского клуба и под всякими предлогами не хотела переезжать из города в наше поселение, куда и автобус-то подвели совсем недавно, да и заходил он всего лишь четыре раза в день. Сейчас у нее была отговорка, что не на кого оставить Рахель и Рути. И это отчасти соответствовало действительности. Привередливая Рахель, да еще ожесточенная нынешними обстоятельствами, не могла остановить свой выбор на многочисленных кандидатках домработниц, которых направляли к ней знакомые и фирмы по трудоустройству. Сейчас, правда, у нее «стажировалась» некая олимка лет тридцати пяти, как и мама, медсестра по специальности, но дотянет ли она до месячного испытательного срока, назначенного ей Рахелью, выдержат ли они друг друга, пока было далеко не ясно.
— Ой, старичье, а ведь нам тоже недолго осталось до старости…
— Это тебе недолго до старости? Да ты у меня молоденький совсем, мы еще с тобой должны соорудить сабру, а то и двоих. Слышишь, я по-другому не согласна. Знаешь, с тех пор, как я попала в Иерусалим, вся прошлая жизнь стала восприниматься как беллетристика о ком-то другом. Я – молода, и только начинаю жить. И хочу родить детей. Еврейских детей – израильтян. От тебя. А ты – старость… Я тебе покажу старость!..
И она затеяла шутливую возню, в результате которой мы переместились в нашу новую спальню, и откуда, лишь ближе к полуночи я вылез, чтобы убрать после ужина. Я мыл посуду, когда неожиданно зазвонил телефон. Кто бы это мог быть в такое время? Мама? Борька?
— Эли, извини, не разбудил? – хриплый голос принадлежал Боневичу. — Есть новости. Извини, что звоню сейчас, раньше не получалось. Послушай! Мой Ицик разговорил этого эфиопа, Маселу. Хороший парень оказался. В МАГАВе служил, так у них с Ициком нашлись общие интересы. А парень – прирожденный пограничник. Все сечет. Видел он эту блондинку. И не раз, а, по крайней мере, пять. Первый раз, говорит, месяца три назад вертелась возле магазина, потом зашла туда с Ави. Другой раз – месяц назад, среди дня, заходила на несколько минут. Третий раз – за несколько дней до убийства, заглянула перед закрытием. Потом он видел ее вечером с Сарой, о чем рассказал следователю. А позавчера она пришла, покрутилась у закрытого магазина, потом зашла в супер за покупками. Тут он ее прекрасно разглядел. Он даже дал Ицику ее словесный портрет. Хороший парень! Если из всего этого выйдет толк, приглашу его к себе в агентство!
— А, так это я твоего Ицика видел как-то у магазина? Думал, откуда я знаю этого милуимника? Теперь вспомнил, видел у тебя в агентстве, только в майке и шортах! Ну и что ты дальше собираешься предпринять?
— Искать ее. Я теперь убежден, что, во-первых, она существует, во-вторых, надо ее найти и прощупать. Еще что любопытно, первый раз, — Масела говорит, — она была одета, как бы тебе сказать, по-молодежному – в очень короткой юбке и короткой майке, открывающей живот. Губы ее были так накрашены, что он это заметил с противоположной стороны улицы! Потом она появлялась одетой скромнее – в нормальной майке и джинсах, и макияж был неяркий, а последний раз на ней были закрытая кофта, юбка до пола и платок на голове – ни дать, ни взять – мать религиозного семейства. Масела даже не сразу ее узнал, но у него взгляд наметанный, он умеет отбрасывать лишние детали. Пока она несколько раз прошлась мимо витрины рахелиной лавки, он понял, что это та же красотка. А тут она направилась в супер, оказалась с ним лицом к лицу, ответила на его вопрос об оружии да еще, с русским акцентом… Понимаешь, все эти фокусы с переодеванием, тоже вызывают подозрение. В общем, как видишь, работаем.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Ох, скорее бы утро, да на работу!
***
Окружной суд столицы отклонил ходатайство адвоката Гринбаума об освобождении под залог и подписку о невыезде Ави Мерона, обвиняемого в убийстве 13-летней Сары Беккер. Судья Узи Лахиш продлил на две недели содержание обвиняемого под стражей, мотивируя свое решение новыми полученными данными, которые в интересах следствия отнесены к категории секретных. Адвокат Гринбаум заявил нашему корреспонденту, что следствие не располагает никакими прямыми доказательствами вины его подзащитного и бесполезно тянет время, надеясь найти хоть какие-то улики потив Мерона, в то время, как настоящий убийца спокойно разгуливает на свободе…
(Из криминальной хроники газеты «Итон ха-ир» 07.09.99 г.)
Продолжение следует