Неполученный автограф

Я очень мечтал об автографе писателя Владимира Короткевича. Его историческими романами я был восхищен. И всегда, собираясь в командировку в Минск, брал с собой его книжку. Бывая в Минске, после решения всех производственных вопросов я пробегал по редакциям, чтобы поговорить со знакомыми и иногда отдать туда что-то. Там я надеялся встретиться с Короткевичем. Вероятность этой встречи была минимальной. Но я надеялся. И однажды встретился.

Редакция «Маладосць» в то время находилась в здании ЦК комсомола. Внизу, в маленьком фойе, даже грешно назвать это пространство «фойе», настолько оно было маленьким, стоял стол для милиционера, которого почти никогда не было на месте, а у стола начиналась лестница на второй этаж. Напротив стола, у стенки была вешалка для верхней одежды. Чаще всего я одежду не снимал, а сразу мчался по лестнице вверх, в редакцию. Спешил. Хотел проскочить, но милиционер, который в этот раз был на месте, меня остановил, сказав, что сегодня какое-то совещание в ЦК и надо внизу раздеться и оставить сумку. Я подчинился. А сумку на всякий случай оставил возле милиционера, так как в ней лежали документы. Милиционер не возражал: главное, чтобы я не тащил сумку с собой. И я налегке помчался наверх, в редакцию. И как только открыл дверь, увидел Короткевича. В комнате была почти вся редакция, и все слушали рассказ Короткевича о том, как он попал в аварию, отдыхая на юге. Когда я вошел, рассказ уже подходил к концу. Мне запомнилось, как он говорил:
– Вiшу расцяты на галiнках над прорвай. Вось-вось абарвуся. I пра што думаю! Не паверыце. Пра тое, што грошы вам павинен! (Вишу распятый на ветках над пропастью. Вот-вот оборвусь. И о чем думаю? О том, что вам деньги должен! — белорус. яз.)
Когда он закончил рассказывать и все стали расходиться по своим кабинетам, я подошел к нему и попросил автограф.
– Калi ласка, — сказал он.
– Книжка у меня внизу, — сказал я и, извинившись, побежал вниз, в фойе, к оставленной у милиционера сумке.
Милиционера не было. А сумка стояла. Замок, как я и ожидал, оказался открытым. Я начал рыться в сумке и… не нашел книгу. Я буквально перетряхнул в ней все. Высыпал все на пол и опять вложил. Книга исчезла. Я даже начал сомневаться, брал ли я ее с собой.
Когда я вернулся назад с пустыми руками, то был похож на нашего краснопольского сумасшедшего Аврома: кое-как бессвязно рассказал об исчезновении книжки и расстроился. Короткевич, ни слова не говоря, полез в свой большой портфель и вынул из него сверкающую лакированной обложкой книжку.
– Не хвалюйся, — успокаивая меня, сказал он. — Па дарозе заходзiу у ВАП, i яны мне дали «Крылы» на англiйскай мове, у Маскве выдали. Я яе яшчэ не глядзеу. Зараз пагартаю хвiлiнку i табе падару. (Не волнуйся. По дороге заходил в отдел по авторским правам, и они мне дали «Крылья» на английском языке, в Москве издали. Я ее еще не смотрел. Минутку полистаю и тебе подарю, — белорус. яз.)
Честно скажу, я не поверил своему счастью. У меня будет книга Короткевича с автографом! Но радость исчезла, как только я увидел, как он держит книгу, как осторожно поворачивает страницы, как блестят его глаза, как рука гладит обложку. Я понял, что я не могу взять эту книгу у него. Разве можно отнять ребенка у отца? И я стал отказываться от книжки. Я не помню дословно, что я говорил, но почему-то главной отговоркой было то, что я не знаю английского языка. А он меня стал уговаривать. И тоже очень странно.
– Ты не ведаешь английскага. А сын твой будзе ведаць! Павер мне. Няхай пачытае пра Беларусь!
Тут в мою поддержку кто-то из редакции сказал:
– Какой сын? Он же еще не женат!
– Ажэнiцца, — не сдавался Короткевич. — I сын у яго будзе! I сын яго будзе ведаць англiйскую мову! Пабачыце. (Будет женат. И сын у него будет! И сын будет знать английский язык! Увидите, — белорус. яз.)
Но я наотрез отказался от книги. Прямо руками отмахивался. И в конце концов вместе с ребятами из редакции мы кое-как отговорили его от подарка.
Он долго не успокаивался. Но потом махнул рукой и положил свою книгу в портфель, тихо сказав:
– Дзякую! (Спасибо!)
Я ушел из редакции через полчаса после Короткевича. Спустился вниз и от неожиданности буквально раскрыл рот: милиционер сидел на своем месте и читал мою книгу. Увидев меня, он протянул ее мне:
– Извини! Она наверху лежала. Я взял полистать. А потом оторваться не мог. Хоть и на белорусском, а хорошо написано. Жалко, не дочитал.
Вот так я остался без автографа, но с невероятной историей, которую часто вспоминаю, когда сын, разговаривая со мной, переходит на английский. Так ему проще.