Еврейский Мир

ЭЛЛА ГРАЙФЕР

Я еврей, и тем горжусь. Гордиться не буду –
все равно евреем останусь, так лучше уже сразу
буду гордиться!

Курт Тухольский

Как писатель Амос Оз для меня большого интереса не представляет. Ну вот, не в моем вкусе, и все тут. Это ему не в упрек, мои эстетические пристрастия – моя проблема, а не его.
Зато политические взгляды господина Оза меня, признаться, интересуют, и весьма. Зацените хотя бы замечательную цитату из «Повести о любви и тьме»: ночной разговор между будущим писателем и взрослым кибуцником Эфраимом Авнери. 1956 г, они охраняют кибуц от возможного проникновения федаюнов:

… — Но из твоих слов следует, что и мы здесь грабим земли, нам не принадлежащие? Что, разве мы не жили здесь еще две тысячи лет тому назад? Разве не изгнали нас отсюда силой?
— Значит, так, — сказал Эфраим, — это очень просто: если не здесь, то где же она, наша земля, земля еврейского народа? В пучине морской? На луне? Или только еврейскому народу из всех народов мира не полагается даже маленького кусочка родины?
— А что же мы отобрали у них?
— Ну, ты, вероятно, забыл, что они попытались в тысяча девятьсот сорок восьмом всех нас уничтожить? Стало быть, в сорок восьмом была страшная война, и они, по сути, поставили вопрос так: или мы, или они. И мы победили, и отобрали у них. Гордиться тут нечем! Но если бы они победили нас в сорок восьмом, то поводов для гордости было бы еще меньше: они бы не оставили в живых ни одного еврея. И вправду, на их территории не живет сейчас ни один еврей. Но в том-то и все дело: поскольку в сорок восьмом мы отобрали у них то, что отобрали, то теперь и у нас кое-что есть. Поскольку и у нас уже есть, то теперь нам нельзя ничего у них брать. С этим покончено. В этом — вся разница между мной и твоим господином Бегиным: если в один прекрасный день мы отберем у них еще и еще, именно теперь, когда у нас уже есть, это будет большим грехом.
— А если через секунду появятся здесь федаюны?
— Если появятся, — вздохнул Эфраим, — то нам придется плюхнуться в грязь, прямо там, где стоим, и стрелять. И мы очень-очень постараемся стрелять лучше и быстрее их. Но не потому, что они — народ убийц, мы будем стрелять в них, а по той простой причине, что и мы вправе стрелять, и еще по той простой причине, что и мы вправе иметь свою землю. Не только они. А теперь из-за тебя я себя чувствую чуть ли не Бен-Гурионом. Если ты мне позволишь, я сейчас тихонечко зайду на ферму и выкурю спокойно сигарету, а ты уж покарауль тут наилучшим образом. Посторожи за нас обоих, пожалуйста.

Что значит «земли, нам не принадлежащие»? Есть ли на нашем шарике вообще земли, которые кому-то «принадлежат»? Герои Оза, судя по всему, не очень верят в библейские обетования, так как же умудряются они определять «принадлежность»? Принадлежит ли Восточная Пруссия России? Южный Тироль – Италии? А Эльзас Франции – принадлежит? Японцы с русскими по сей день спорят из-за Курил, хотя на самом деле никогда не жили там ни те, ни другие. И как это, спрашивается, все турецкие начальники, от Мустафы Кемаля до Эрдогана включительно, не задумываясь, своими числят земли, населенные курдами?

Почему же это им можно, а нам нельзя? На каком основании добрый кибуцник Авнери берется своею властью «красные линии» проводить и великим грешником объявлять всякого несогласного:

«В этом — вся разница между мной и твоим господином Бегиным: если в один прекрасный день мы отберем у них еще и еще, именно теперь, когда у нас уже есть, это будет большим грехом».

Ему, стало быть, можно – по своему вкусу и разумению, а Бегину – ни Боже мой?

Причем, Бегин-то как раз рассуждает вполне банально: чем, мол, мы хуже турок или итальянцев каких-нибудь? Всяк в этом мире хватает, что плохо лежит, все друг у друга оттяпывают, не испытывая никаких угрызений, все своими победами гордятся, одним нам, оказывается, «нечем»? Конечно, если бы просматривалась возможность мира с арабами, выгодней было бы остановиться на границе, согласованной с ними, но ведь такой перспективы нет и не предвидится, иначе не пришлось бы нашим героям в ночи кибуц караулить.

Что значит, арабы — «не народ убийц»? На войне все народы убийцы. Арабы ведут против нас войну, наша задача не об их моральном облике беспокоиться, а «стрелять лучше и быстрее их». И (очень важно!) не оправдываться за это. В конечном итоге, Авнери делает то же, что и Бегин, но Бегин – со спокойной совестью и сознанием своей правоты, а Авнери – судорожно дергаясь и сам себя за руки хватая, что не может не сказаться на результате.

Причем, заметьте: еврейский националист Бегин вполне естественной находит манеру евреев вести себя также как все другие-прочие, в отличие от убежденного «общечеловека» Авнери, по умолчанию полагающего, что еврейская модель поведения должна быть гораздо благороднее и возвышеннее, чем оная остального человечества. Скорее всего, об этом не задумывались ни тот, ни другой. Просто каждый имел в голове свою картину мира, свою не подвергаемую сомнению, систему аксиом.

Менахем Бегин был с колыбели до могилы Менахемом Бегином, евреем среди евреев, с которыми учился в еврейской школе, спорил по поводу сионизма, и даже по фальшивому паспорту во времена подполья при британском мандате евреем числиться не переставал. Он – еврей, также как сосед Ян – поляк, вертухай Вася – русский, а федаюн Махмуд – араб. Вероятно, если бы кто-нибудь задал ему вопрос, ЗАЧЕМ быть евреем, он и смысла не понял бы: Зачем арбуз полосатый, зачем медведь косолапый, зачем еврей не папуас?.. Для Бегина еврейство – не цель, а данность.

У Эфраима Авнери (в девичестве, вероятно, какого-нибудь Густава Оппенгейма или Ильи Заславского) анамнез совсем другой. Как точно описано в «Докторе Живаго»:

«С тех пор как он себя помнил, он не переставал удивляться, как это при одинаковости рук и ног и общности языка и привычек можно быть не тем, что все, и притом чем-то таким, что нравится немногим и чего не любят? Он не мог понять положения, при котором, если ты хуже других, ты не можешь приложить усилий, чтобы исправиться и стать лучше. Что значит быть евреем? Для чего это существует? Чем вознаграждается или оправдывается этот безоружный вызов, ничего не приносящий, кроме горя?»

В его личном опыте еврейство не обозначает ни сообщества, ни традиции, ни культуры – одни сплошные неприятности, лишенные всякого видимого смысла.

На этом фоне вполне естественно возникает вопрос «Зачем?!», а поскольку все мы склонны судить по себе, под вопросом оказывается не одно только еврейство, но и всякая нацпринадлежность как таковая. Лет десять назад еврей по имени Дмитрий Сергеевич опубликовал статью с утверждением, что во всем виноват злодейский Сталин, предусмотревший в паспорте пятую графу – не произвел бы он паспортизации, так никаких бы национальностей не было и в помине! Ну, то есть, немца от француза он – по языку общения и месту проживания – еще кое-как соглашается отличать, но Густав (или, там, Илья) по его мнению, никакой уже не еврей, он – немец (или, соответственно, русский) Моисеева закона. А поскольку закон этот, вместе со всем прочим религиозным дурманом, в современном обществе давно отвалился, как хвостик у ящерки – просто немец (или, соответственно, русский), вот и все.

Хорошая такая получилась теория, логичная, строгая, внутренне непротиворечивая. Среди ее приверженцев находим людей вполне приличных, прославленных как благонамеренностью, вроде Готхольда Эфраима Лессинга, так и талантами, вроде Бориса Леонидовича Пастернака, одна беда: подавляющее большинство как немцев, так и русских, не говоря уже о прочем человечестве, хоть ты тресни, усваивать ее не хотят, невзирая на обилие самых убедительных аргументов.

Не будем сейчас разбирать, почему – это займет слишком много времени – попробуем, прежде всего, принять эту объективную реальность, данную нам в ощущениях. Попробуем… потому что скромная эта задача большинству густавов и илюш оказалась явно не по силам. Ну вот, не вписывается этот факт в их картину мира, с их системой ценностей не может совместиться никак. Теодор Герцль вразумился делом Дрейфуса, Владимир Жаботинский кишинёвский погром верно истолковал, но не правилом эти люди были, а исключением.

Правило – это Симона Вайль, на полном серьезе убеждавшая вишийских чиновников, еврейкой ее не числить по причине мировоззрения, построенного на греческой философии. Или Мартин Бубер, главный смысл хасидского движения искавший в мистицизме, свойственном, как известно, всем культурам человечества. Или пламенные «борцы с антисемитизмом», бегающие по миру, потрясая библейскими текстами и списками нобелевских лауреатов. Все они, так или иначе, ищут и находят ответ на основной вопрос своей «философии»: Зачем быть евреем? Кто-то на него отвечает положительно, кто-то отрицательно, обосновывают так или эдак, но не задумываются о том, что на самом-то деле никто не спрашивает их мнения.

Очень интересен в этом смысле опыт такого оригинального и глубокого мыслителя как Ханна Арендт. Начинала с презрительного фырканья:

«Чем, мол, гордятся – две тысячи лет просуществовали в непростой ситуации… Да чего же ради? Неужто выживанием своим услугу оказали человечеству?».

Потом с изумлением обнаружила, что права была ее героиня Рахель фон Варнхаген урожденная Леви: «Из еврейства не выскочишь». Потом Ясперсу объясняла, что «когда на тебя нападают как на еврея, и отвечать ты должен как еврей». Не впадала в дешевую патетику: «Это непостижимо, немыслимо! Это не должно повториться!», но хладнокровно отметила: «Что раз случилось – и второй может». И все же, все же, все же…

С будущим Израилем познакомилась она во время Холокоста: успешно вывозила туда и обустраивала еврейскую молодежь, безуспешно пыталась добиться организации еврейских частей в войсках союзников, но создание государства встретила в штыки, а Бегина – и вовсе «фашистом» ославила. Типичная реакция человека, обманутого в каких-то серьезных ожиданиях. На что же и почему надеялась Ханна Арендт?

Ей, как многим в Европе, было понятно, что западная цивилизация уже прошла высшую точку и покатилась вниз. Только очень наивные люди могли воображать, что технический прогресс компенсирует разрыв общественных структур под собственной тяжестью. Кинулись искать альтернативу. И итальянский фашизм попробовали, и русский большевизм, и немецкий нацизм, была еще потом Франкфуртская школа с Маркузе и компанией… Так вот, одним из предлагавшихся вариантов был кибуцно-анархический: исконно еврейское изобретение князя Кропоткина и графа Толстого.

В истории еврейского государства кибуцное движение сыграло роль безусловно положительную – идеально сгодилось в нужное время в нужном месте, а когда ситуация изменилась, убралось (не без небольшого скандала) со сцены, оставив за собой приличествующую скромную экологическую нишу. Но, естественно, никаким боком не годилось оно на роль магистрального пути страждущего человечества, маяка для терпящих крушение в историческом море народов западной цивилизации.

Ханна Арендт правильно оценивала всю проблематичность государства современного типа, не ошибалась, предупреждая о грядущем предательстве Запада, справедливо отмечала, что «безопасное убежище» евреи найдут разве что на луне, но… Прежде чем государство реформировать, его надо, как минимум, создать, не зря Жаботинский говорил, что он, будучи атеистом, все-таки предпочел бы иметь еврейское государство галахи, чем совсем никакого. Предает Запад не только нас, но и сам себя, и прежде всего – своих евреев, которые имели наивность принять его за оазис безопасности. И вообще, «безопасное убежище» не только нам, а вовсе никому даже на луне найти нынче невозможно.

Иными словами, все эти аргументы, выдвинутые против еврейского государства, можно с таким же успехом выдвинуть против практически любого государства на земле, в особенности, пока оно – молодое, в стадии становления. Но Израиль-то – государство не любое, а еврейское. Немалое число его граждан ощущает насущную необходимость, либо доказать граду, миру, а пуще того – самим себе – что их существование оправдано с точки зрения высших ценностей, либо уже прекратить это безобразие раз и навсегда.

Коль скоро Ханна Арендт вполне обоснованно опасается за будущее западной цивилизации, может ли быть цель возвышеннее и задача благороднее, чем создать ей полноценную замену? И как же было бы прекрасно – начать с чистого листа, создать сообщество, не скованное веригами бюрократии, объединяющее людей до несовместимости различных культур… И сразу понятно станет, зачем живем, зачем страдаем последние два тысячелетия. А если нет…

Да, у Ханны Арендт ума хватило за день-другой распознать то, что светочи «левого Израиля» полвека раскумекать не могли: Если не «новое небо и новая земля», а государство «как у всех», то это – война. Ни одно государство на земле без войны не возникало и устоять не могло. И открытым текстом предсказывала, в какую сторону будет меняться общество, много лет ведущее войну:

Если б шел солдат,
помахивая ручкой,
элегантный,
разодетенький мужчина.

Если б не был землекопом он
и грузчиком,
кто сказал бы про него:
«Защитник»?!

Р. Рождественский

Она это поняла сразу, сразу повернулась и ушла, и больше никогда с этим «сионистским образованием» дела не имела, в отличие от Оза и его героя, героическими усилиями пытающихся усидеть на двух стульях: одной рукой с арабами воевать, другой радостно строить с ними общее светлое будущее.

Евреям в такой ситуации, конечно, не позавидуешь, но, я вам скажу, и арабам тоже – оккупация и так не фунт изюму, а если оккупант окажется к тому же и шизофреником…

О политическом смысле и стратегических последствиях соглашения Осло я тут говорить не буду – за отсутствием терминологии, допустимой в приличном обществе – но невозможно не видеть, что не последней причиной той катастрофы была вот именно безумная надежда «оправдаться» и «доказать», найти, наконец, причину, по которой стоит быть евреем… Провал этой авантюры стал истинной трагедией для израильской левой не по причине бомб в дискотеках, горящих автобусов и летящих ракет, но, прежде всего, из-за утраты последней надежды: быть евреем оказалось незачем, а не быть… невзирая на оптимистические попытки Шломо Занда, по-прежнему не удается.

Израильское телевидение заявило об усилении «ериды», т.е. росте количества граждан, покидающих страну. Полагаю, немалый вклад в этот процесс вносит вот именно окончательно разочарованный электорат левых. Вместо «нового неба и новой земли», страны всеобщего братства и полного блаженства – зачуханная провинция с бесконечной войной… зачем вообще нужна такая страна?

…Зачем? А я вам скажу, зачем: Для того чтобы дети наши и внуки забыли, как оправдываются за собственное существование, и никогда больше не искали причин для обоснования права быть самим собой.

Декабрь 2015

Источник

Оцените пост

(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться