Еврейский Мир

Окончание.
Начало тут

Переехав из Лейдена в Амстердам в 1632 году, молодой Рембрандт поселился сначала в доме на Йоденбреестраат (Еврейской улице), принадлежавшем видному торговцу предметами искусства, меннониту ван Эйленбургу, чья племянница Саския вскоре стала женой художника. Там он вошел в круг самых просвещенных людей города, евреев и протестантов.
В этом квартале проживало около 400 еврейских семей, главным образом испанских и португальских сефардов. Но были в общине и ашкеназы, бежавшие из других европейских краев, менее успешные, иногда далекие от учености. Живописность их бытия поражала: смесью восточной экзотики, мистического порыва, будничного трагизма. Рембрандта как художника и человека влекла эта среда. Сюда быстрее проникало новое, и здесь свободно обсуждалось то, что в совокупности и составляло дух эпохи.
В 1636-м он создает в технике офорта портрет своего друга Менашше бен Исраэля. Выдающийся знаток Торы, писатель, юрист вынужден был искать спасения в Голландии от преследований испанской инквизиции. Крестившийся поневоле маран, бен Исраэль в Амстердаме перестал скрывать свой иудаизм. Ему довелось стать учителем будущего великого философа Баруха Спинозы.
Портреты сефардских раввинов как бы знакомят с рядом тех ученых друзей, которые вводили художника в глубины толкований Ветхого Завета. Судя по его многочисленным произведениям, он зорко наблюдал за лицами, одеждой, обрядами, обычаями самых разных евреев — богатых, бедных, старых и юных.
Он имел у себя, кроме Библии, немного книг, в их число входили «Иудейские древности» Иосифа Флавия. Оттуда он мог почерпнуть сведения, которых не было в Книге Эстер, читаемой в синагогах на праздник Пурим.
Рембрандту захотелось узнать, с каким настроением персидский министр Амман, задумавший погубить еврейский народ, покидал своего царя, который под влиянием жены-еврейки Эстер принял другое решение: повесить самого министра. И тот, как написано у Флавия, уходил на казнь «с подавленным духом и разбитый беспомощностью». Таким он и представлен на эрмитажном полотне «Амман в немилости» (правда, есть и другие трактовки содержания этой картины).
Постепенно Рембрандт приходил к выводу, что в физическом облике евреев Амстердама проступают черты библейских персонажей, от которых они и вели свое происхождение. Но, думая так, он как бы вступал в спор с другой, идеализированной версией мастеров Ренессанса, которую считал неверной. Ведь Микельанджело, Рафаэль, Рубенс изображали пророков и апостолов в виде существ прекрасных, физически сильных, считая, что их возвышенные образы лучше подходили для передачи внутренней силы духа. Рембрандт же, имевший свое мнение о Библии и собственный взгляд на достоинства человека, увидел персонажей Священного Писания в облике простых смертных. Иногда согбенных, плохо одетых, с морщинистыми лицами, но внутренне преображенных своим религиозным опытом (The World of Rembrandt, p. 93).

Итак, настоящими героями Библии были для него не выдуманные и приукрашенные, а евреи, живущие вокруг. В них сокрыты все человеческие страсти (и пороки тоже), но в какие-то моменты через них проявляется и Высшая сила. Так, он пришел к решению запечатлеть еврейских собратьев со всей тщательностью, не упуская главного, сокровенного. Пусть в людской памяти останется образ и этого поколения древнего, библейского еврейства. Разве не оно призвано делиться с другими опытом достойной жизни, стойкости в испытаниях, терпения в страданиях и мужества?
Таковы обстоятельства, при которых появилась так называемая «Библия Рембрандта» — живопись, гравюры, рисунки — свыше 800 произведений на сюжеты, взятые из Торы, а также почерпнутые из Нового Завета. Почти все работы высочайшего художественного качества. Ничего равного этому не было и нет в западной традиции. Разумеется, к этому не сводится все его творчество. Он вообще не был моралистом-проповедником. Не обделен был и радостями плотской любви с женщинами, запечатленными на его полотнах.
Рембрандт разорился потому, что не умел вести дела. И еще потому, что, хотя он по-прежнему считался одним из самых знаменитых художников, падал спрос на его творчество, а подлаживаться к рыночным вкусам он не хотел. Может, еще и по той причине, что золотое время его страны уже прошло… Как бы то ни было, а прекрасный трехэтажный дом, коллекции, мебель — все ушло с торгов. Его выселили.
Начались скитания по разным приютам, и однажды Рембрандт поселился на улице Розенграхт, среди обитателей «еврейского гетто».
Нетерпимые к фальши рембрандтовские краски нужны, чтобы правдиво описать его бедствия, которые ужасают своей чрезмерностью — даже на фоне далеко не идиллической эпохи. Один за другим умирали близкие. Но именно в последние 20 лет своей жизни, когда трагедии сокрушили бы другого, послабее духом, этот мастер достиг наивысшего в своем искусстве.
Как понимать одиночество Рембрандта?
Если он не общался с видными людьми города, то по той причине, что они его уже не интересовали. Но он имел возможность наслаждаться обществом отдельных людей с необычайно высоким интеллектом и редкостными духовными качествами. Называют несколько имен. Среди них одно как бы поглощено тайной, которая окутывает многое в жизни гения.
«Когда для Рембрандта настали трудные времена в его последние годы и он стал банкротом, ему оказывал и материальную, и духовную поддержку раввин» (The Jewish Connection, by M. H. Goldberg, p. 125).
Мы, возможно, встречаем эту загадочную личность на нескольких полотнах тех лет. Вот проникновенный «Портрет рабби» из Лондонской национальной галереи. Он написан Рембрандтом в 1657 году, как и находящийся в Сан-Франциско портрет «Мужчины с золотой цепью». Один и тот же человек в темном берете, разве что выражение лица легко изменялось. И еще одно воплощение того самого сефардского рабби — снова мы в Эрмитаже, где висит написанный в 1661 году «Мужчина с длинной бородой» (не знаю, как картина именуется теперь).

Палитра Рембрандта была чрезвычайно богата, а в жизни он был непредсказуемым. Если доводили до крайности, мог и взорваться. Так, теплым летним днем некий весельчак из числа его учеников задумал позабавиться с девицей-моделью. Они разделись догола в небольшой комнатке и занялись тем, чего требовала природа. А поскольку их отделяла от прочих только занавеска, то многие услышали нескромную возню и возгласы: «Вот мы и голые, как Адам и Ева в райском саду!» Как раз в тот момент Рембрандт проверял, чем занимаются ученики. Застав с поличным двух проказников, он вбежал к ним с палкой и выкрикнул: «Раз вы сознаете, что голые, то убирайтесь из рая!» (The Complete Paintings of Rembrandt, p. 11–12).
Ценители живописи признавали его необычайную одаренность. Впрочем, и упреков ему делалось немало. Спустя некоторое время после его кончины в Париже критики писали, что, хотя Рембрандт и был человеком большого дарования, даже стал почти богатым, его почему-то влекло к людям низкого происхождения. Он подбирал себе моделей, неподобающих для истинного искусства: нищих, актеров и «что хуже всего, евреев» (Rembrant’s Jews, by Steven Nadler).
Рембрандт радовался жизни во всех проявлениях, насколько мог, но горести нещадно одолевали его. Он упорствовал в заблуждениях, видимо, до самого конца не разобравшись, «что хуже всего». Потому и не ушел куда-нибудь в другое место со своей «еврейской улицы» Амстердама.

Борис КЛЕЙН,
доктор исторических наук

Оцените пост

(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться