Из цикла «Невыдуманные истории»
Много лет назад в комсомольской организации одного из районов города Харькова произошло «ЧП районного масштаба»: в один день из комсомола исключили сразу троих человек… Но обо всем по порядку.
В середине 50-х годов началась эпопея с целиной и Н. С. Хрущев призвал комсомольцев СССP осваивать миллионы гектаров земли Казахской степи. В проектный институт, где я тогда работал молодым специалистом, поступила разнарядка выделить одного добровольца для поездки на целину. Честно скажу, я тогда таких не видел. Выбор руководства почему-то пал на меня. Я объяснил комсоргу, что по распределению после ХИСИ я остался в Харькове не просто так. Были семейные обстоятельства — пожилые родители. К тому же мой брат-близнец, с которым мы окончили институт одновременно, с этим условием добровольно вызвался поехать по распределению работать на Урал. Государственная комиссия по распределению молодых специалистов согласилась с таким решением. Кстати сказать, председателем этой комиссии в тот год был директор проектного института, куда меня распределили. Кроме того, по условиям распределения я должен был отработать после окончания института не меньше трех лет на одном месте.
Однако мои доводы оказались неубедительными, и я был вызван на ковер к первому секретарю райкома комсомола. На удивление, выслушав меня, он понял мотивы моего отказа и отпустил с Б-гом. К тому моменту мне уже исполнилось 28 лет, и я мог сняться с комсомольского учета. Казалось бы, следовало понять, что коль скоро события развиваются так драматично, то нужно пойти и сделать это незамедлительно. Но сработала беспечность, а может быть, и нежелание проявить трусость.
Когда вопрос со мной, казалось, был решен (но только казалось!), принялись за поиски другого «добровольца». На сей раз выбор пал на Ф., инженера из соседнего отдела, тоже молодого специалиста-комсомольца, у которого семейное положение было ничуть не легче моего. Будучи единственным кормильцем в семье, он проживал с пожилой мамой и младшим братом-школьником. Комсорг института, антисемит и алкоголик (в то время необходимые качества для комсомольского вожака), прекрасно знал об этом. Но ему любыми способами надо было выполнить «план по добровольцам», а возможно, просто хотел выслужиться (это было в моде), либо и то и другое.
Естественно, второй кандидат также отказался от поездки на целину. Но тут сразу кем-то было решено исключить его из комсомола, дабы другим было неповадно отказываться. Срочно собрали комсомольское собрание с повесткой дня «Персональное дело комсомольца Ф.». Вроде бы не рядовой случай и повестка дня редкая, но почему-то на собрании не оказалось никого из руководства института, ни из партбюро, ни из комитета комсомола института. Скорее всего, всем было стыдно принимать участие в этом судилище.
Собрание было поручено вести одному старому коммунисту, безграмотному и косноязычному. Он сыграл в этом спектакле роль козла отпущения. Он долго и не очень внятно говорил о патриотизме и любви к Родине и в конце своей пламенной речи сообщил: «Есть мнение (ну такая в то время была формулировочка, когда ни у кого никакого мнения не было вообще) за отказ поехать на целину исключить Ф. из комсомола». И тут же поставил вопрос на голосование. Этот наивный старик надеялся на привычное одобрямс. То есть партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!» Но на этот раз такой номер не прошел. Опять же по своему нетерпению к несправедливости я встал и отклонил это предложение, чем вверг его буквально в шок. Ну как это так — не соглашаться с «мнением партии»?! Меня поддержали все присутствующие, и это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Редкий (если не уникальный) случай: вместо единогласного «за», принятого на всех собраниях, съездах и сессиях, прозвучало почти единогласное «против». Собрание пришлось закрыть.
Еще одна странность: ни протокола собрания, ни его решения никто никогда не видел. Их просто не было. Но без последствий это все остаться, конечно же, не могло.
Я опять был вызван в райком комсомола, где тот же самый первый секретарь устроил мне повторный допрос, почему я отказался ехать на целину. Я повторил все те же доводы и аргументы. После чего секретарь попросил у меня комсомольский билет, бросил его в открытый ящик стола, запер ящик на ключ, спрятал ключ в карман и объявил мне, что я исключен из комсомола. Вот так было принято единоличное решение. К тому же еще и с комичными действиями с ключом. Можно подумать, что я бы стал с ним драться из-за билета.
Следом за мной по той же схеме были исключены из комсомола «основной обвиняемый» Ф. и еще двое участников собрания. Хотя, за исключением нескольких воздержавшихся, против голосовали все присутствовавшие на собрании.
Мы были молоды и наивны и подали апелляцию в горком комсомола, где и были разгромлены в пух и прах, но уже на более высоком уровне. Собственно, чего и следовало ожидать.
Естественно, все это легко и просто вспоминать сейчас, а тогда это был довольно тяжелый удар, и мы пережили много неприятных моментов, отразившихся на душевном состоянии. В те времена это могло закончиться увольнением с работы, волчьим билетом и прочими неприятностями. Меня очень поддержали старшие и умудренные опытом товарищи по работе: уверяли, что «и это пройдет», когда-то все забудется, как страшный сон, и советовали не нервничать и не переживать.
К чести руководства института, никто и никогда в течение нескольких десятков лет не вспоминал об этом, и никому из участников этих событий не препятствовали в карьерном росте. Единственное, в чем я был ущемлен, это в заграничных командировках. Занимаясь проектированием промышленных зданий и сооружений для зарубежных стран (в основном капиталистических), я мог бы хотя бы один раз съездить в одну из них в качестве авторского надзора, что неоднократно делали сотрудники руководимой мною группы. Но для поездки за рубеж нужно было проходить много инстанций, чего, по всей видимости, все-таки опасалось мое руководство.
Однако история с исключением из комсомола имела и положительные отголоски. Однажды в коридоре института встретил меня парторг и спросил: «Почему ты не поступаешь в вечерний университет марксизма-ленинизма?» (Было такое веяние, что инженерно-технические работники чуть ли не в обязательном порядке должны были повышать свой идейно-политический уровень. Естественно, за счет своего свободного времени. И здесь я добровольцев тоже не встречал.) Я ответил: «А как же я могу поступить в этот университет, если меня исключили из комсомола?» Забывшего об этом случае парторга сдуло ветром, и больше ко мне с подобными предложениями никто не обращался.
У меня после этой истории остались два вопроса.
Первый. Если собрание приняло решение, которое оказалось неугодным организаторам этого побоища, то почему были наказаны только два комсомольца-еврея и я, еврей-смутьян, хотя большинство собрания все же состояло из русских и украинцев? Но именно мы трое были обвинены в срыве собрания (хотя срыва-то и не было). Скорее всего, по схеме виноватых в том, что «в кране нет воды».
Второй. Если из комсомольцев-евреев не нашлось добровольца для поездки на целину, то почему этот вопрос отпал сам по себе? Ведь никому из организации больше так и не предложили совершить этот подвиг, и в результате из нашего института никто так и не поехал осваивать целинные и залежные земли. Там что, требовались только специалисты-евреи или же предполагалось на целине устроить Нью-Биробиджан?
Ответов на эти вопросы нет.
При всем при том, что завершилась эта история благополучно, без жертв, все равно, как в том анекдоте, «ложечки нашлись, но осадок остался». И я всю жизнь помню об этом.
Рафаэль ЗАВЕЛЬСКИЙ
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
