Каждый год 16 июня в Ирландии и в других странах отмечается обычный день жизни одного еврея — героя романа Джеймса Джойса «Улисс» — одного из самых выдающихся произведений ХХ века.
В этой толстой книге (587 страниц в российском издании 1993 года) время действия связано всего с одним днем жизни — 16 июня 1904 года — Леопольда Блума, 38-летнего дублинского еврея, которого одна литературная энциклопедия описывает как обычного обывателя, достаточно грубоватого, но доброжелательного, чувственного, сентиментального, наделенного пытливым умом и при этом удивительным образом поднятого до уровня мифологического героя.
На протяжении всего произведения Джойс пытается как бы олицетворять своего героя с Одиссеем (Улиссом — в латинской традиции). Каждый из 18 эпизодов романа связан с определенным эпизодом из «Одиссеи» Гомера. Эта связь выражается в сюжетной, тематической и смысловой параллелях, а также в том, что для большинства персонажей романа имеются прототипы в поэме Гомера: например, Блум — Одиссей, его жена Молли — Пенелопа и т. д. Однако связь эта основана на противоположностях: Одиссей — царь, великий путешественник, а Блум — рекламный агент; Пенелопа — символ женской верности, а Молли — прямая ей противоположность, именно вокруг ее неверности разворачиваются основные события романа.
Новая одиссея — это путь, который проделывает Блум в течение дня в Дублине, весьма педантично и скрупулезно описанном в романе, в связи с чем Джойс однажды заметил: «Если этот город исчезнет с лица земли, его можно будет восстановить по моей книге».
Как и Одиссей, Блум Джойса идет через свой будничный мир, одновременно прекрасный и ужасный, необычайный и чудовищный. Хождение Блума передано через поток сознания героя, часто сбивчивого и без видимой логической связи, но именно такого, который присущ человеческому мировосприятию. Использование этого художественного приема, авторство которого приписывают Джойсу, позволило ему затронуть в «Улиссе» огромное количество тем и философских идей.
Закономерно возникает вопрос: почему Джойс выбрал в качестве героя романа еврея, при том что во время его жизни в Дублине евреев там было очень мало (хотя исследователи называют нескольких возможных прототипов)? Сам Джойс лаконично отвечал на этот вопрос: «Потому, что он был им». Литературные критики полагают, что Джойс хотел увидеть мир именно глазами дублинского еврея Блума, который не только погружен в гущу дублинской жизни, но и дистанцирован от нее как чужак, как человек, принадлежащий к гонимой нации.
Владимир Набоков в своей лекции о Джойсе так ответил на вопрос, почему Джойс выбрал главным героем романа еврея: «При создании образа Блума в намерения Джойса входило поместить среди коренных ирландцев его родного города кого-то, кто, как сам Джойс, был бы также белой вороной, изгоем, как сам Джойс, который годами не мог опубликовать в Ирландии свои первые книги, а потому эмигрировал и провел остаток жизни в Триесте и Цюрихе. Поэтому он сознательно выбрал для своего героя постороннего: тип Вечного жида, тип изгоя».
В одной из сцен романа некий посетитель бара угрожает распять Блюма на кресте после того, как Блюм говорит ему: «Сын Менделя был еврей, и Карл Маркс, и Спиноза. И Спаситель был еврей, и его отец был еврей. Твой Б-г». Один персонаж «Улисса», которого Джойс называет Гражданином, спрашивает Блума: «Где твоя родина?» «Ирландия, — отвечает Блум. — Я здесь родился». На что Гражданин отвечает угрозой вышибить Блуму его еврейские мозги. Блум продолжает: «И еще я принадлежу к племени, которое ненавидят и преследуют. Причем и поныне. Вот в этот день. Вот в эту минуту».
«У Ирландии не было проблем с евреями — мы их попросту не впустили», — писал Джойс в «Улиссе» задолго до того, как в годы Второй мировой войны Ирландия закрыла страну для беженцев из гитлеровской Германии.
Впервые роман начал печататься в США в журнале «Литл ревью» в 1918–1920 гг., однако Нью-Йоркское общество по искоренению порока заявило судебный протест, и суд запретил дальнейшую публикацию. Лишь в 1933 году после большого процесса произведение Джойса разрешили к публикации. Так же как и в США, роман был запрещен и в Англии. В самой Ирландии первое издание появилось только в 1960 году. В СССР попытки перевода «Улисса» в 30-х годах были прерваны репрессиями против переводчиков. Некоторые из них погибли, в том числе известный писатель Валентин Стейнич. В 1989 году журнал «Иностранная литература» в течение года публиковал роман в очень хорошем переводе В. Хинкиса и С. Хоружего, блестящих знатоков творчества Джойса, а 1993 году вышла книга в их переводе, оснащенная многочисленными комментариями, облегчающими чтение этого сложного романа.
День Блума придумал один из друзей Джойса в 20-х годах прошлого века, когда еще был жив сам писатель. Дата 16 июня (именно 16 июня 1904 года Джойс встретился со своей будущей женой Норой) стала традиционной для приятелей Джойса и любителей романа, когда все они прогуливались по Дублину тем же маршрутом, которым следовал Блум, и затем устраивали торжественный обед.
Со временем самой популярной формой празднования Дня Блума, особенно в Америке, стали марафонские чтения «Улисса». Обычно они идут круглые сутки, и в них участвуют как любители, так и профессиональные актеры-чтецы. Другая традиция отмечания Дня Блума ознаменовалась десятимильными забегами в его честь. Многочисленные почитатели Джойса участвуют в перформансах и сценках по сюжету «Улисса». Также 16 июня проводятся завтраки, где можно попробовать жареную почку — такое блюдо ел Леопольд Блум в этот день на завтрак.
Приведу цитату из Александра Гениса: «Как преступника, читателя романа всегда тянет на место его действия. Однако топографическая магия “Улисса” особенно сильна. Поэтому столько любителей Джойса приезжает в Дублин, чтобы провести 16 июня не только точно так, но и точно там, где его провел Блум. Собирая на свою родину туристов, Джойс помогает своим соотечественникам. Для Ирландии запрещенный в ней некогда Джойс оказался ценнее любого полезного ископаемого. И это заставляет задуматься, нельзя ли найти празднику Блума российский аналог. Беда в том, что самая знаменитая наша книга, в которой история героя целиком укладывается в один день, называется “Один день Ивана Денисовича”».
Никак не похож на Блума Лазик Ройтшванец, литературный герой сатирического романа Ильи Эренбурга «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца», написанного в 1927 году. Это неунывающий, несмотря на жизненные обстоятельства, портной из Гомеля с подлинно еврейским характером, знаток хасидских легенд и притч, одиссея которого в отличие от героя романа Джойса составляет не один день: она начинается в Советской России, затем продолжается в Польше, Германии, Франции и заканчивается в Израиле.
Скитания несчастного гомельского портного полны абсурдных приключений и начинаются с того, что по пути на занятия политграмотой Лазик вдруг увидел на заборе афишу: «Умер испытанный вождь гомельского пролетариата тов. Шмурыгин. Гибнут светлые личности, но живы их идеи. На место одного становятся десять новых бойцов, готовых беспощадно карать всех притаившихся врагов революции». Читая афишу, герой неосторожно сильно вздохнул, и это его погубило. Гражданка, стоявшая рядом, донесла, что Лазик издевательски нагло засмеялся во время чтения, после чего он немедленно предстал перед следователем. Ему пришили статью Уголовного кодекса, карающую за оскорбление герба и флага, и посадили в тюрьму.
Один-единственный вздох обрушил на бедного Лазика целый шквал несчастий. Судьба гонит его по миру. Он проходит через 19 тюрем, а в короткие пребывания на свободе занимается удивительной деятельностью: работает обезьяной в аттракционе, разводит кроликов (без их наличия, то есть только на бумаге), продает венерологические брошюры, снимается в кино в роли «духа восточных степей», работает живой рекламой в аптеке, торговцем контрабандным сукном, подвизается писателем, а под конец плакальщиком у Стены Плача. У приключений несчастного Лазика в каждой стране было свое лицо и своя горечь. Общим же был антисемитизм.
В советских главах романа сатира Эренбурга остра и проницательна. За десятилетия до 1937 года (и более того — задолго до нашего времени) он показал, как созданные из ничего доносы превращаются в реальные сроки тюремного заключения, как по всем городам и весям шли списки идеологически вредных книг, подлежащих уничтожению, как в образцовом хозяйстве поголовье кроликов неуклонно росло только на бумаге, как писатели — идеологические «бдисты» мечтают уничтожить всех прочих вредных с точки зрения принятой идеологии писателей и другое. Во всех этих случаях в переплет попадал Лазик Ройтшванец.
Будучи, например, библиотекарем клуба, герой получил бумагу об уничтожении вредных книг, тогда как в библиотеке было всего 3 книги: «Пауки и мухи», арифметический задачник и монография о Демьяне Бедном, не входившие в список. Тем не менее ему с угрозами предложили немедленно найти то, что надо изъять.
Будучи сотрудником отдела животноводства Тульской губернии Ройтшванец должен был заниматься размножением кроликов, однако, кроме документа о смерти в пути пары породистых американских кроликов, он в своем «офисе» ничего больше не нашел. Но от него потребовали продолжать размножение и писать отчеты о количестве поголовья. После одного из них, где Лазик указал, что количество кроликов составляет 11 726, прибыла комиссия из Москвы для изучения образцовой постановки кролиководства, которая поздравила составителя отчета с тем, что в Тульской губернии больше кроликов, чем во всем Союзе. Кончилось дело тем, что тот руководитель, который требовал от героя бумажного размножения кроликов, товарищ Петров, угрожал посадить его в тюрьму, на что Лазик рассказал ему очередную свою притчу, которые у него были для любой, даже самой отчаянной жизненной ситуации. «Римский император Адриан увидел, как один еврей при встрече не поклонился ему, и потребовал немедленно отрезать ему голову, — начал свой рассказ Лазик. — Но потом увидел другого еврея, который тотчас же, конечно, поклонился ему, и закричал: “Отрежьте и этому еврею голову! Как он посмел, подобный нахал, кланяться мне?!” Я вас спрашиваю, товарищ Петров, что же делать какому-нибудь руководителю кроликов, если он не может ни говорить правду, ни даже смешно врать».
Западные литературные критики, восхищенные замечательным юмористическим и в то же время мудрым взглядом Лазика Ройтшванеца на жизнь, назвали его еврейским Швейком.
Эренбург в своих мемуарах «Люди, годы, жизнь» рассказывал, что однажды на даче у Максима Горького писатели встречались с членами Политбюро, которые, знакомясь с Эренбургом, говорили ему одно и то же: «Только что прочел ваш новый роман “Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца”. Так смеялся, так смеялся». Не смеялся только сам автор. Книгу, изданную небольшим тиражом во Франции, запретили распространять и издавать в СССР. В 1963 году секретарь ЦК КПСС Ильичев, правда, со своих позиций, но точно отметил, что «в романе советский строй представляется враждебным простому человеку, как государство, где процветают лишь мошенники, где задавлена всякая живая мысль, где власти, состоящие из лицемеров и проходимцев, душат честного человека, не дают ему возможности жить».
В России роман Эренбурга напечатали только в 1989 году, то есть через 60 лет. «Улисс» Джойса был запрещен в США 15 лет. Кстати, в этом году в Нью-Йорке 34-й День Блума пройдет в Symphony Space, 2537 Бродвей, как и обычно 16 июня.
Читайте очерки автора из серии «Наши знаменитые люди» в «Фейсбуке» https://www.facebook.com/yury.shotkin и на сайте http://www.forumdaily.com/author/yury-shotkin
Юрий Шоткин
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
