Буду свято чтить его память…
Д. Д. Шостакович
Он был идеалом, который можно представить себе только в воображении…
Е. Ф. Светланов
Эту статью мне, очевидно, следует начать с предуведомления: откуда у меня эта редкая книга? Она мне подарена Давидом Бухиным, оперно-симфоническим дирижером и педагогом, выступавшим с филармоническими оркестрами Москвы, Санкт-Петербурга и других городов, а ныне живущим и работающим в США. Вдохновляющее знакомство с ним состоялось, когда он откликнулся на мою статью «Подписанты» (сентябрь 2008 г.), в которой я критически отозвался о людях, позволивших втянуть себя в бесчестную антигрузинскую и антиамериканскую акцию. Среди подписантов были два известных музыканта (гастролирующих, кстати, в США), которых Давид Бухин знает по прошлой жизни, поэтому их подписи его не удивили. Книга, о которой пойдет речь, издана в США на русском языке в 1996 году в издательстве H. A. Frager & Co., Washington, DC. Составитель — Давид Бухин. Работу над составлением и изданием книги он начал на родине в 1988 году, но издать ее удалось не там, а только здесь и благодаря финансовой поддержке замечательных людей, чьи славные, известные всему миру имена в книге перечислены: Юрий Темирканов, Элисо Вирсаладзе, Марис Янсонс, Неэме Ярви, Александр Дмитриев, Юрий Симонов, Эдуард Серов, Рубен Вартанян, Наталия Гутман.
Мстислав Ростропович, получив книгу, был расстроен тем, что не смог принять в ней участие. «Давид, — обратился он к составителю (это было в 1998 году в Баку, где Давид Бухин давал концерт в честь приехавшего туда Ростроповича), — делайте второе издание, на английском уже, я обязательно напишу. Такое, что кроме меня никто не сделает…». Что бы написал для этой книги Ростропович? Очевидно, полагает Бухин, он написал бы о триумфе спасения премьеры Второго концерта для виолончели с оркестром Шостаковича (после отказа Е. А. Мравинского от дирижирования). Тогда на афише появились три громких имени: Шостакович, Ростропович, Рабинович. Увы, всех троих триумфаторов уже нет среди живущих. Как и Святослава Рихтера, согласившегося как-то сыграть Моцарта в Ленинграде при одном условии: чтобы за дирижерским пультом стоял Рабинович…
Итак, «Памяти Н. С. Рабиновича: Очерки, Воспоминания, Документы» (In Memory of N. S. Rabinovich: Essays, Memoirs, Documents). В книге 246 страниц. По ходу чтения я отметил многие места, о которых хотелось бы рассказать, но мне придется свести намеченное к тому минимуму, в котором надеюсь все-таки представить главное содержание книги и фрагментарно, по штрихам, по капелькам, воссоздать в какой-то мере портрет выдающегося Маэстро и Человека.
Николай Семенович Рабинович (1908 — 1972) — коренной петербуржец. Родился в благополучной семье инженера-технолога. С детства обнаружил тягу к музыке. Поступив учиться в консерваторию, одновременно начал работать аккомпаниатором, потом дирижером хора, концертмейстером в клубах и передвижных театрах. С 1930 года сблизился с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем, исполняя его музыку к фильмам. Их взаимопонимание переросло в творческое сотрудничество и тесную дружбу на всю жизнь. В 1938 году Рабинович стал штатным дирижером Ленинградской филармонии, с 1939-го началась его многолетняя педагогическая деятельность в Ленинградской консерватории.
Шостакович был на два года старше Рабиновича, а феноменальный музыковед И. И. Соллертинский (многие читатели старшего возраста, наверно, помнят это имя хотя бы по устным рассказам Ираклия Андроникова) — на шесть лет. Так вот, Людмила Михеева-Соллертинская в очерке, открывающем книгу о Рабиновиче, пишет, что Соллертинский «восхищался его музыкальностью, тонким ощущением стиля исполняемых произведений, энциклопедическим знанием литературы».
В книге «Памяти И. И. Соллертинского…» (он умер в 1944 году) сам Рабинович рассказал, как Соллертинский, неистовый поклонник и пропагандист творчества Густава Малера, узнав, что Рабинович взялся дирижировать необычайной сложности симфонию-кантату Малера «Песнь о земле», до того никогда в Москве не исполнявшуюся, поначалу даже рассердился. «Он ворчал вплоть до генеральной репетиции, на которую приехал, не выдержав неизвестности, и лишь после этого признал за мной право на исполнение и даже согласился прочесть вступительное слово».
Для иллюстрации уровня музыкальности этих людей приведу фрагмент из рассказа Андроникова:
«Особой гордостью Соллертинского было знание наизусть всех симфоний Брукнера и Малера. А ведь эти авторы до революции в России не исполнялись совершенно! Однажды Соллертинского спросили:
— Иван Иванович, слышали вы когда-нибудь «Das Lied von der Erde» в оркестре?
— Да… Очень неплохо!
— Но где вы ее слышали, за границей?!
— Я вообще не слышал, но видел партитуру и… получил огромное эстетическое удовольствие».
Возвращаясь к книге о Рабиновиче, процитирую слова Исаака Гликмана, искусствоведа, многолетнего ближайшего друга и Рабиновича, и Шостаковича: «Н. С. Рабинович был великим музыкантом. Этот многозначащий эпитет отнюдь не является данью мемуарному жанру, зачастую побуждающему прибегать к гиперболам. В нем были убеждены крупнейшие авторитеты, среди которых хочется в первую очередь назвать Шостаковича, отличавшегося, как известно, сдержанностью в своих художественных оценках. Дмитрий Дмитриевич неоднократно говорил мне, что его поражает в Николае Семеновиче не столько его феноменальная музыкальная эрудиция… сколько его умение постигать самые сокровенные тайны музыки, не поддающиеся умственной эквилибристике».
Мне, признаться, малопонятны эти высокие музыкальные сферы, в классической музыке я могу вспомнить и напеть какие-то фрагменты, и не более того. И мне совершенно невозможно понять, как это можно запомнить всю партитуру хотя бы одной симфонии, а Рабинович (по свидетельству скрипача Якова Милкиса, ныне живущего в Торонто) «мог сыграть на рояле наизусть любую симфонию Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Брамса, Брукнера, Малера…». Большие музыканты, видно, нечеловечески одарены.
Из воспоминаний Рейна Лаула: «Однажды в беседе со студентами он разъяснил, что во время исполнения для взгляда дирижера существуют три направления: первое — на музыкантов, второе — «в небо», третье — в партитуру. Первое направление полезно, второе безвредно, но и не полезно, третье же — вредно». А вот что пишет о Рабиновиче Юрий Темирканов: «Он был человеком поистине ренессансного толка. Он знал всё — по крайней мере, всё, что имело отношение к музыке. Знал он так много, что сегодня всем нам, соберись мы вместе, не удалось бы ни перевесить, ни осилить его знания».
«В двадцатых годах, — читаем в очерке Леонида Гаккеля, — когда довелось учиться Николаю Семеновичу, не было дирижерской школы, но зато появилась возможность внимать и усваивать… На эстраду Ленинградской филармонии один за другим поднимались знаменитые дирижеры малеровской школы, приезжавшие из Германии и Австрии… При жизни одного поколения свершилось нечто необыкновенное — школы не было, и она появилась. Дирижеры, учившиеся у великих немцев, сами стали учителями, причем впоследствии случалось им учить и молодых немецких дирижеров: так, например, в 1970 году Николай Семенович проводил семинар по дирижированию в Веймаре». Тогда же он провел концерт с Берлинским филармоническим оркестром, исполнив Первую симфонию Шостаковича, а также Восьмую симфонию Бетховена, причем по-своему и с огромным успехом, хотя, что и говорить, поразить Германию исполнением Бетховена, казалось бы, невозможно. Рабинович поразил, но эта заграничная поездка стала единственной в его жизни. Уже после его смерти, сообщает Д. Бухин, его вдова узнала о многих приглашениях Рабиновичу из-за рубежа, которые в Госконцерте клали под сукно.
Он был дружен со многими музыкальными знаменитостями мира и имел у них высокий авторитет. Владея иностранными языками, легко общался с ними, но только тогда, когда они приезжали в Ленинград. Его ученики тем временем побеждали на международных конкурсах. Вот, например, письмо из Рима: «Николай Семенович, поздравляю Вас с великой победой: все первые премии — Ваши ученики, как же иначе. Большое Вам спасибо за всё».
Тут мне будет уместно особо остановиться на одном факте, неизбежно всплывавшем в воспоминаниях о Маэстро. Евгений Светланов: «При жизни он отнюдь не был избалован вниманием высоких сфер, не удосужившихся приличия ради присвоить ему хоть какое-нибудь почетное звание». Елизавета Кудрявцева: «и даже приставка и. о. была снята с его профессорского титула только перед самой его кончиной». Григорий Корчмар о том же: «Грустный парадокс». Неэме Ярви: «Однажды редакция газеты «Правда» заказала интервью со мной. Я рассказывал о своей учебе в Ленинградской консерватории, о педагогах, меня учивших, и, конечно же, о Николае Семеновиче. Когда же интервью было напечатано, имени Николая Семеновича в нем не оказалось; осталось лишь упоминание о Мравинском. Было ясно: кому-то где-то там, наверху не понравилась фамилия Рабинович и его национальность»…
Закрою я эту печальную тему цитатой из воспоминаний Юрия Темирканова (1988): «Горько, что такой замечательный человек и музыкант ушел от нас, так и не получив официального признания… Мне неловко и даже стыдно оттого, что я уже много лет народный артист СССР, а он не был даже заслуженным. Хотя верю, что это обстоятельство едва ли имело для него какое-либо значение». Увы, имело, конечно же, имело! Эта горечь, несомненно, жгла ему сердце и сокращала жизнь, хотя внешне она не выражалась — его достоинство и моральный кодекс, особо высоко ценимый его другом Шостаковичем, были выше этой суеты сует. «Теперь другое время, — продолжает Темирканов, — все мы герои и говорим правду. А в те годы человек с фамилией Рабинович не мог получить почетного звания. Я удивляюсь, как ему звание профессора присвоили… Ну, а сегодня? Илья Александрович Мусин до сих пор не отмечен высоким званием, а кто, если не он, заслуживает его!».
Кирилл Кондрашин, народный артист СССР, первый дирижер, исполнивший все пятнадцать симфоний Шостаковича, в том числе впервые (в 1962 году) Тринадцатую, человек чести, в зените славы не вернувшийся в СССР после гастролей в Нидерландах, причем по политическим мотивам (требования формировать оркестр по национальному признаку вызывали у него протест), писал вдове Рабиновича: «Милая, дорогая Ирина Леонидовна! Нет слов, чтобы сказать Вам, как я потрясен, получив вчера телеграмму о кончине Николая Семеновича. Ведь Коля был единственным моим коллегой, с которым я мог быть откровенным во всем до самого конца, советуясь и в музыке, и в жизни. До самых последних дней в течение 35 лет нашего знакомства и дружбы я учился у него и восхищался всегда его мудростью и простотой»…
В календаре знаменательных дат Парламентской библиотеки РФ есть запись, относящаяся к 7 октября 2008 года: «100 лет назад родился Н. С. Рабинович, советский дирижер, педагог, один из первых дирижеров звукового кино и создателей советской дирижерской школы». И всё, юбилей замяли — лишь в его родной филармонии, в Большом зале имени Д. Д. Шостаковича в память о нем был дан концерт.
Процитирую слова еще двух народных артистов СССР. Юрий Симонов, выпускник Ленинградской консерватории, прошедший дирижерскую школу непосредственно у Н. С. Рабиновича, пишет, что о нем «следует говорить как о воспитателе по крайней мере нескольких поколений музыкантов… Но прежде, наверное, необходимо сказать о весьма ощутимом влиянии его на своих современников — коллег по профессии — таких, как Е. А. Мравинский, К. И. Элиасберг, К. И. Зандерлинг, К. П. Кондрашин, А. Ш. Мелик-Пашаев, Б. Э. Хайкин… (пропускаю еще вдвое больше фамилий) и другие, то есть на тех, кто вольно или невольно пользовался эрудицией или советами этой уникальной творческой личности». Евгений Светланов, выдающийся музыкант московско-гнесинской школы: «История нашего дирижерского искусства немыслима без Николая Семеновича Рабиновича. Очень редко встречал я такое единодушие в оценке музыканта у самых разных людей, причастных к музыке… Прекрасно, что нашлись энтузиасты, взявшиеся издать книгу о Николае Семеновиче».
Энтузиасты — это прежде всего уже названный мною Давид Бухин, выпускник Ленинградской консерватории по классу Арвида Янсонса и Ильи Мусина. Его роль составителя не ограничилась сбором материалов в виде очерков и воспоминаний. Он запечатлел в книге также интереснейшие письма, рецензии, отзывы выдающихся музыкантов, все театральные постановки под руководством Рабиновича, все оркестры, которыми он дирижировал, всех его учеников по годам выпуска и, что не менее ценно, полный список программ его концертов и записей с 1931 по 1972 год, дающие представление о грандиозности вклада выдающегося Маэстро в культуру страны и в мировую культуру — его ученики теперь возглавляют знаменитые симфонические оркестры во многих городах всего мира. Энтузиасты — это также редакторы Л. Ковнацкая (СПб) и Г. Орлов (США). Честь им и хвала!
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
