Людмила Ткач
Юность и молодость провела во Львове. По профессии математик. С 1992 года в США. В 1992 — 2015 годах преподавала математику в колледжах и университетах города Нью-Йорка и северного Нью-Джерси. Стихи пишу с детства. Издала четыре сборника стихов. Неоднократно публиковалась в «Еврейском Мире», «Форуме» и других газетах Нью-Джерси и Пенсильвании. Постоянная участница Альманахов поэзии и прозы «Нам не дано предугадать…» и «Времени голоса…». Многократно участвовала в публичных выступлениях со своими стихами в Бруклине, Торонто и Нью-Джерси.
Сила Небес
Нас можно любить, можно нас ненавидеть,
Лишь к нам равнодушных нельзя отыскать;
И хочешь — не хочешь, нельзя не увидеть
На нас первородства святую печать.
Не лучше, не хуже других мы народов.
Грешили, не раз нарушая запрет, –
Мы просто другие: у наших истоков
Синай, Откровенье и с Б-гом завет.
Что можно другим — не простится еврею.
Еврейскую честь нам вменяют в клеймо.
За то, что другим подражаем, на шею
Грехов наших тяжких взвалилось ярмо.
Земля, по обету нам данная Б-гом,
Исторгла из недр своевольный народ.
С тех пор по чужим и опасным дорогам
Мы шли сквозь насмешки, презренье и гнёт.
Печальными были дороги Сиона:
На праздники некому было идти.
Гневили мы Б-га, не чтили закона, –
И прокляты были все наши пути.
Слезами кровавыми мы умывались,
И пепел глотали, страданье неся;
И к Б-гу в беде каждый раз обращались,
И душу вверяли, прощенье прося:
«Не ангелы мы бестелесные, Б-же.
Из праха мы вышли — вернёмся во прах;
И если не Ты нас услышишь, так кто же?
Иначе — зачем сохранял нас в веках?»
В тысячелетья века напластались.
Не сосчитать нам своих палачей.
Милостью Б-га живыми остались
После резни, душегубок, печей.
И вновь зеленеет оазис в пустыне:
Вернулся Израиль на землю отцов.
Но снова, как прежде, мы видим и ныне:
Хотят отобрать наше право на кров.
И снова мы — притча у всех во языцех.
У всех на виду, виноваты во всём.
И злобой опять передёрнуты лица,
И холод тревоги стучится в наш дом.
Но тот, кто из праха восстал, будет вечен.
Стучит в сердце каждого пепел отцов.
Судьбой необычной с рожденья отмечен
Народ, сохранившийся в пекле веков.
Пока в этом мире мы солнцем согреты,
И жизнь существует пока под Луной, –
Другие не станем искать мы планеты,
Чтоб место найти под чужою звездой.
Нам место для жизни начертано свыше.
Идём мы путями святого Творца.
И волей Его полной грудью мы дышим,
И волей Его бьются наши сердца.
Еврей — летописец событий планеты.
В святых письменах скрыты тайны чудес.
Евреи — признание вечного света.
Евреи — свидетельство силы Небес.
Евреи
Веков растаявших следы
Хранятся в памяти Вселенной
И, будто яркий свет звезды,
Пронизывают поколенья.
То пламя на горе Синай
В душе у нас горит поныне –
Святого Откровенья край,
Шофара звуки на вершине.
Евреи! Гордый мой народ!
Храня завет и с сердцем споря,
Ты страшных ужасов высот
Достиг, идя тропою горя.
Тебя сжигали на кострах,
Томили смертью на распятье,
Вдыхали леденящий страх
В тебя враги в садистской страсти.
Травили газом и в цепях
Бросали заживо в могилы;
И превращали тело в прах…
Но душу не лишили силы.
За что терзали? Почему?
Оскалив зубы, словно звери…
Мы знали, проходя сквозь тьму:
Лишь потому, что мы — евреи.
За то, что с Б-гом наш Завет
Несём по жизни мы упрямо;
За то, что Шхины вечный свет
Нам освящает память Храма.
Всего лишь люди во плоти,
Грешили мы, границ не зная,
Но не свернули мы с пути,
Нам данном на горе Синая.
Не поклонялись мы богам чужим, —
Сион в душе хранили.
Будь милостив, Всевышний, к нам:
Ведь мы Тебе не изменили.
Прости, как блудных сыновей
Отец в смирении прощает.
Ты слышишь? — в верности своей
Народ к Тебе с мольбой взывает.
Не в ярости нас вспоминай –
Ты вспомни нас в благоволенье.
Прости ради горы Синай
И ради славы Откровенья.
Зачем народам говорить,
Что мы давно забыты Б-гом –
Дай двери милости открыть
И счастью освети дорогу.
Пусть мир узнает: наш удел –
Святая истина Завета.
И тьма имеет свой предел.
Но нет конца потоку света…
Мёртвое море
Мёртвое море — безбрежное? — Нет.
Мёртвое море волнистое? — Нет.
Мёртвое море — соли гряды
Словно веков промелькнувших пласты.
И отовсюду, из разных концов
К Мёртвому морю доносится зов:
Что же в твоей таится судьбе,
Что ты влечешь нас, море, к себе?
Нет ничего, что ты тянешь ко дну,
Воды твои не приносят беду –
Тайная сила толкает наверх
К небу и солнцу, к жизни навек.
Мёртвое море — еврейства судьба.
Юдоли слёз и страданий тропа:
Храма крушенье, изгнанье и гнёт,
Ненависть мира и мысли полёт.
Ужас погромов, ад лагерей,
Горе изгнанья и плач матерей.
Слёзы и слёзы, муки и тьма –
Мёртвое море — твои закрома.
Соли твоей не случаен запас:
Тайна единства в нём скрыта для нас.
Общего горя слёзы слои —
Страданья твои и страданья мои.
Тысячелетья народ наш хранят,
Нет! Он не будет растоптан и смят.
Живы евреи! Вечны они!
Г-споди Б-же, храни их, храни…
Йорцайт
Горит свеча. Клонится вечер к ночи,
Огонь свечи волнуется, дрожит
Как будто бы, прервав молчанье, хочет
Мне что-то высказать, а память сердце точит,
И мысль упрямо в прошлое бежит.
День памяти отца. И если души
Ушедших в мир иной способны распознать
То место на земле, где рвется свет наружу,
И знают, почему тот свет их детям нужен –
Они почувствуют покой и благодать.
По жизненной тропе прошла я все этапы
Песчинкой зыбкой в замыслах Творца.
Я помню, как сидела на руках у папы,
А промелькнувших лет ступеньки трапа
Меня уже подводят к возрасту отца.
И вижу я себя девчонкой простодушной
В угаре жизненных страстей и суеты,
Упрямой, гордой, не всегда послушной,
Порою невнимательной, бездушной,
На юности лугах срывающей цветы.
О, если бы могла вернуть я время,
И жизнь свою смогла прожить бы вновь,
Чтобы, стряхнув с души ошибок бремя,
Быть преданной и бережною с теми,
Кто мне дарил безмерную любовь!
Горит свеча, и пламя ввысь стремится,
Пронизывая вечности слои,
С душой отца как будто хочет слиться,
В смиренной скорби дать душе моей излиться –
Признанья запоздалые мои.
И мысль моя стремится в выси тоже,
Чтоб скорбь любви в признанье донести
Тому, кто все понять и все услышать может:
«О, в милосердии своем великом, Б-же,
Прости меня, прости меня, прости…»
Горит свеча, миры соединяя,
К незримой бесконечности стремясь,
Ночную тишину таинством наполняя,
И каждой клеточкой своей я ощущаю
Души отца с моей душою связь.
Горит свеча. Йорцайт у папы…
Шма, Исраэль!
Тают года, уплывают столетья,
Но поколенья хранят
В хаосе будней земной круговерти
Зов, что поныне нам свят.
«Шма, Исраэль!» — мы приветствуем утро;
В ночь уходя, шепчем «Шма, Исраэль!»
Этой молитвой, вечной и мудрой,
Мы освящаем еврейства удел.
Тысячелетья гонений и страха
Вытравить в нас не смогли
Веру отцов, к нам взывавших из праха.
Верность завету священной земли.
Не зарастает к Сиону дорога.
«Шма, Исраэль!» — это наша судьба.
Кто отрицает в душе своей Б-га,
Тот отрицает в тот миг и себя.
«Шма, Исраэль!» — это души евреев
Б-гу надежду вверяют свою.
Раз навсегда, в славу Б-га поверив,
Гимны тебе я, Израиль, пою!
У Стены Плача
Я у Стены стою, и, плача, слёзы
Окаменелостью застыли навсегда.
В них боль души, несбывшиеся грёзы,
Тысячелетних холокостов череда.
Я у стены стою. Был путь тернист и долог:
Веление души меня сюда влекло.
И каждый шаг к Стене мне свят и дорог –
Над ним не властно равнодушие и зло.
Меня сюда несли, как крылья, ноги:
Иерусалимский Храм, жемчужина горы!
О, как извилисты, судьба, твои дороги!
Как драгоценны мне, судьба, твои дары!
Я трогаю Стены святые камни,
Прильнула к ним, касаюсь головой,
И вдруг кошмара отзвук давний
Пронзил мне душу жгучею тоской:
Могли вы тоже трогать камни эти –
Все те, кто не успел сюда дойти,
Те женщины, и старики, и дети,
Чьи жизни проволока оборвала в пути.
Касаюсь я камней Утёса Веры,
А их… колючки проволоки жгли.
И те, кто в человеческом обличье были звери,
Под лай собак на плаху их вели.
Их слёзы ужаса в тебе не растворились:
Они хотели бы, но так и не дошли,
Посмертно волны их страданий докатились –
Их вопль донёсся до тебя из-под земли.
Я опускаюсь пред тобою на колени
И обещаю святости твоей,
Что не предам тех, не дошедших до тебя, забвенью –
Ни одного из них: ни взрослых, ни детей.
Стеною Плача ты зовёшься не случайно:
Тебе не только люди поверяют — Б-г
С высот своих роняет слёзы тайно
О тех, кто в смерть из жизни за порог
Был вытолкнут безвременно, злодейски.
Но слёзы Б-га — не чета людским слезам:
В них мудрости родник и корень душ еврейских –
Начало всех начал — Иерусалимский Храм.
Руки
Эти руки обнимали,
Эти руки прижимали,
Отмывали, пеленали,
Детям попы вытирали,
Подметали и стирали,
Гладили и зашивали.
Руки стряпали еду,
Отметали прочь беду.
Были гладкими когда-то,
Не скрывали воровато
Дряхлость их от праздных глаз.
Что ж теперь ваш пыл угас?
Изувечены артритом,
Кружевом морщин обвиты,
А в прожилках синих вен —
Словно мыслей горьких плен.
Руки, руки! Вы устали;
Руки, вы полны печали.
Отдыхая на коленях,
Не торопите мгновенья.
И, касаясь головы,
С нею спор ведёте вы.
И полны наивной веры,
Что вот-вот и скрипнут двери,
И родные голоса
Радостью плеснут в глаза.
Видно, вы томитесь, руки,
Чтобы к вам прижались внуки.
Отгоните прочь печали:
Дети ведь большими стали,
И у них свои проблемы,
Груз различных дум, дилеммы.
И под бременем науки,
Часто вас не видят внуки.
Что-то капнуло на руки:
То горячая слеза –
Будто след внезапной муки,
Набежавшей на глаза.
И тотчас же две другие,
Две натруженные руки,
Словно в горькой ностальгии,
Побеждая все недуги,
Слились с первыми руками
И, обдав своим теплом,
Их утешили словами:
«Мы ведь вместе, вчетвером.
И пока мы, руки, вместе –
Всё в порядке: мы на месте…
Пересилим грусти гнёт.
Мы в строю, нас жизнь зовёт».
И зашевелились пальцы
В плавном вдохновенном танце:
Ведь пока стучат сердца
Жизни вашей нет конца…
Нет конца воспоминаньям
И предела нет желаньям;
Память сердца в вас сильна:
Не даёт забыть она,
Как вы, руки, обнимали,
Нежно к сердцу прижимали…
Любовь
Мужу посвящается
Я после свадьбы золотой
Не разбавляю жизнь тщетой,
И в память подвигов твоих
Из сердца выдыхаю стих.
Л.Т.
Любовь не знает возраста. Она
Повелевает властью и удачей;
Безумной одержимости полна,
Не отдаёт, но и не просит сдачи.
Парит над миром магия её,
Пьянят умы её прикосновенья,
Блаженством Рая наполняет до краёв
И дразнит светом призрачным мгновенья.
Играя властью виртуозно на земле,
Она окутывает эйфорией души,
Заваривая в адовом котле
Напиток дьявольский из полумья и стужи.
Ни в ком отказа не встречает на пути,
В благословения проклятия вплетая,
Но каждый, встретивший её, найти
Мечтает в ней земной оазис Рая.
Ей незнакомы правила игры —
Она вершит всегда свои законы:
Земные и духовные миры
Ей уступают власть, почёт и троны.
Прекрасна жизнь и каждый её миг —
Надежды миг и счастье ожиданья,
Но если нет Любви, — бледнеет жизни лик:
Она бесцветна без Любви дыханья.
Послание в будущее
Когда свечу задуют прожитые годы,
И вечность запечатает уста,
Пусть привлечёт вниманье пешехода
Моя холодная надгробная плита.
Пусть в чёрточку, что с возгласом рожденья
Соединила неизбежной смерти миг,
Проникнет магия его воображенья
И промелькнувшей жизни набросает лик.
В той жизни было всё: печаль и грёзы,
Каскад падений и триумф побед,
Безумие любви и исступленья слёзы,
И злобных языков завистливый навет.
В ней было и дыхание рассвета,
И сумеречной дали тишина,
И щедрость зрелости, как изобилье лета,
И старости неспешной седина.
С тобою в разных мы мирах, прохожий,
Но где-то в бесконечности, во мгле
Миры пересекаются, похоже:
То, что ушло, с тем, что осталось на Земле.
Ты чудо сотворил своим воображеньем
И, углубившись вниз и устремившись ввысь,
Приблизил наши души на мгновенье,
Чтоб снова в мир привычный унестись.
Мой незнакомец мимо проходящий,
Сквозь эту черточку ты в жизнь мою проник
И, ощутив былое в настоящем,
Два мира параллельных пересёк на миг.
Земное бытие вращается незримо
Для тех, кому оно — дыханье жизни, дом.
Но души, пролетающие мимо,
Всё ощущают в ракурсе ином.
Услышь мой голос
Внуку
Хочу я мудростью с тобою поделиться;
И, если ты вдохнёшь её сполна, —
Жизнь счастьем и удачей заискрится,
А с глаз спадёт густая пелена.
Увидишь в капельке дождя лучей сиянье;
Секреты бытия раскроются в тиши;
Сквозь мглу сырую тайны мирозданья
Вдруг всполохнут спокойствие души.
Небесная лазурь глаза твои умоет;
Волны морской коснётся мыслей всплеск;
Крылом безмолвия от суеты укроет
Мерцающей звезды неповторимый блеск.
Ты хочешь знать, кто я? — Не скрою:
Со мною ты с младенчества знаком.
Я безраздельно каждый миг с тобою –
Меня впитал ты с материнским молоком.
От головы до пят всего тебя объемлю:
И спереди, и сзади, и внутри.
Нет ни расщелины, чтоб спрятаться, ни кельи –
Со мной ты от зари и до зари.
Мне имя — Время. Я парю над миром.
На всём моя суровая печать.
Мои следы и в атоме эфира
Пытливый ум сумеет отыскать.
Спускаю я росу с небесной глади
Чтоб напоить тебя; не будь со мной упрям –
Не трать мгновенья призрачности ради;
Будь бережен со мной, а я добром воздам.
Летят года и тают втихомолку.
Тщета и суета глотают жадно миг.
Я слышу горькие рыдания вдогонку, –
Но не вернёт меня раскаяния крик.
Мне имя — Время. Я не возвращаюсь.
Тех, кто растрачивают попусту меня,
Наказываю и вослед не каюсь;
Но тех, кто чтит меня, благословляю я.
И правилам своим, мой ветреный любимец,
Я никогда не изменю, клянусь.
И будь хоть трижды ты умён и ясновидец
Я от тебя, коль чтить не будешь, отвернусь.
Нет, я не хмурю брови грозно,
Когда смотрю в твои лучистые глаза:
В тебя я верю, — пробудись, ещё не поздно:
Я — Время, и во мне таятся чудеса.
Услышь мой голос, я к тебе взываю.
Ты мне доверил сокровенные мечты.
Я их лелею и с любовью охраняю,
Но жизнь вдохнуть в них можешь только ты.