Нет особой нужды его представлять: старшее и среднее поколения читателей отлично помнят Гердта как выдающегося артиста театра, кино, эстрады, радио и телевидения. Незабываем неповторимый тембр его голоса, богатейшая мимика, жесты, поза, посредством которых он создал вереницу колоритных образов — сатирических и лирических, гротескных и трогательных. А родным, друзьям, коллегам он бесконечно дорог как светлая личность с огромным талантом и щедрым сердцем, мудрый, добросердечный, с неувядаемым тонким юмором.
Из местечка в столицу
С трудом верится, что этот истинный интеллигент, родившийся 21 сентября 1916 года в небогатой еврейской семье, детство свое провел в глухом местечке Себеж, на стыке Витебской и Лифляндской губерний. По словам артиста, в «небесном месте на земле» с живописными лесами и озерами. К началу ХХ века в местечке было около 5000 жителей, из них более 60% составляли евреи — мелкие ремесленники и торговцы. Имелась старая деревянная синагога и при ней хедер.
Отец будущего актера, Эфроим Яковлевич Храпинович, сын набожного сапожника, в юности работал приказчиком, потом управляющим в лавке, коммивояжером в торговой фирме, а во времена нэпа — заготовителем в райпотребсоюзе. Гердт вспоминал: «Папа был очень честным, уважаемым человеком, по субботам ходил в синагогу и вообще придерживался традиций… У него была природная русская грамотность и каллиграфический почерк». Мать, Рахиль Исааковна, не получившая образования, страстно любила поэзию, читала наизусть Надсона, пела романсы под собственный аккомпанемент на дешевом рояле. Отец рассказывал детям о суде над Бейлисом и Кишиневском погроме.
Залман (или Зяма, как его называли) был младшим в доме после брата Бори и сестер Берты и Фиры. Сперва у меламеда он изучал Тору и Талмуд, идиш и иврит. Легко запоминал религиозные тексты, и ему даже прочили должность раввина. Но мальчик мечтал стать перевозчиком на лодке, а родители твердили, что для этого надо хорошо есть и очень стараться. Вскоре хедер закрыли, и Зяма перешел в еврейскую семилетку, где преподавали русский язык и литературу, математику и прочие общеобразовательные предметы. В школе он стал пионером, участвовал в самодеятельности, проявил склонность к сочинению и декламации стихов. «У меня была тяга ко всему напечатанному в столбик», — иронизировал позже Гердт. В 13 лет в детской газете появился его пафосный стишок на идиш о коллективизации.
В 1932 году 16-летний юноша, спасаясь от голода и прозябания в захолустье, переселился в Москву вслед за Борисом и Бертой. А год спустя, после смерти отца, в столицу перебрались мать и сестра Эсфирь.
Залман, подделав метрику, поступил в престижное ФЗУ при электрозаводе имени Куйбышева и через два года начал работать монтажником в «Метрострое». Сестры вышли замуж и уехали из Москвы, а Зяма с мамой, Борисом и его женой теснились в убогом домике на окраине города.
Студия и война
Будучи фэзэушником Залман все свободное время проводил в Театре рабочей молодежи (ТРаМ), которым руководил Валентин Плучек — ученик Мейерхольда, создатель Театра сатиры. Через три года его перевели в профессиональный состав ТРаМа, где он играл в спектаклях «Бедность — не порок», «Женитьба Фигаро», «Дальняя дорога». Затем два года был актером театра кукол при Московском дворце пионеров, а в 1938-м вошел в организованную Плучеком и Алексеем Арбузовым театральную студию. Сначала он выступал под своей фамилией, с конца 1930-х гг. — под более «артистичным» псевдонимом Гердт (по имени известной балерины), а Зиновием Ефимовичем стал уже после войны. «Именины» были отмечены в коллективной поэме:
Это Зяма Храпинович,
Что от имени отрекся
Ради клички
сладкозвучной.
И как только он отрекся,
«Гердт», — прокаркал
черный ворон.
«Гердт», — шепнули
ветви дуба.
«Гердт», —
захохотало эхо.
Окончательно выбрав театральную карьеру, Гердт упорно овладевал профессией, запоем читал драмы, прозу и поэзию, ставшую ему опорой на всю жизнь. Обожал классиков XIX века, но особенно — Багрицкого, Блока, Пастернака, Цветаеву, Ахматову, Мандельштама, Ходасевича. В студии у него появились друзья: Сева Багрицкий — сын поэта и сам поэт, будущий киносценарист Исай Кузнецов, поэты Саша Гинзбург (впоследствии Галич), Миша Львовский — студент Литинститута, приведший однокашников Борю Слуцкого, Давида Самойлова, Пашу Когана, Мишу Кульчицкого, Женю Аграновича. На квартире Севы коллективно сочиняли песни и куплеты на музыку и под аккомпанемент гитары Гинзбурга. Студийка Софа Милькина, ставшая позже женой Михаила Швейцера, вспоминала: «Наш Зяма был худеньким юношей и очень интересным человеком искусства с особым чувством мягкой иронии». Тогда же Гердт сблизился с Мейерхольдом (знакомы они были и ранее) и стал своим в его семье вплоть до июня 1939 года, когда режиссера арестовали.
Зиновий и его друзья вместе с Арбузовым написали и с Плучеком поставили романтическую пьесу «Город на заре». Гердт сам сочинил и талантливо сыграл роль скрипача Вени Альтмана, который уехал строить Комсомольск-на-Амуре, поняв, что хорошего музыканта из него не выйдет. Эта роль стала для актера своеобразным творческим экзаменом. На премьере 3 февраля 1941 года он выступал в трех ипостасях: соавтора, артиста и рабочего сцены. А в марте 1941-го для всех стало сюрпризом, когда Зяма и актриса Маша Новикова, прозванная за яркую внешность «девушка-огонь», за которой бегала вся мужская половина студии, на репетиции объявили себя мужем и женой.
Окрыленные шумным успехом спектакля, студийцы уехали отдыхать, а когда вернулись — грянула война. Многие ушли в армию, остальные вошли в передвижной фронтовой театр. Гердт заявил: «В такие дни надо не репетировать, а воевать». И уже 7 июля явился в военкомат.
«Меня определили в саперы, поскольку я имел как бы техническое образование, — вспоминал он. — Сначала в военно-инженерное училище, через несколько месяцев выпустили младшим лейтенантом и направили на Дон… Я увидел первых убитых, это было так страшно!»
На фронте его приняли кандидатом в члены ВКП(б), но членом партии он так и не стал. Получил медаль «За отвагу», орден Красной Звезды и лишь через 30 лет — орден Отечественной войны 1-й степени. Превозмогая тяготы войны, написал жене почти сто писем: «Девочка моя, дорогая!.. Я очень хочу жить. Для того чтобы увидеть тебя и понять, что я пережил за это время… Наикрепчайше целую тебя в мизинец!» А в телеграмме пошутил:
Здоров как бык.
К войне привык.
Дерусь упрямо.
Целую. Зяма.
3 февраля 1943 года начальник инженерной службы полка гвардии старший лейтенант Храпинович, участвуя в разминировании полосы для прорыва танков, был тяжело ранен в ногу осколком снаряда. Хрупкая санитарка Вера вытащила его на себе с поля боя (позже Зиновий Ефимович выбил своей спасительнице квартиру). Больше года он провел в больнице. Ему сделали десять безуспешных операций, и врачи решили ампутировать ногу. Но ведущий хирург Ксения Винцентини, первая жена репрессированного Сергея Королева, попыталась спасти ее. Операция прошла удачно, кости начали срастаться, но после лечения нога стала на 8 см короче. Хромал Гердт всю жизнь, и Гафт посвятил ему эпиграмму:
О необыкновенный
Гердт!
Он сохранил с поры
военной
Одну из самых лучших
черт —
Колено
он непреклоненный.
Чарующий лицедей
В 1944 году Гердт на костылях вернулся в Москву. Маша радостно встретила его с верой в прочное семейное счастье. В марте 1945-го у них родился сын Сева (названный в память о погибшем на фронте Всеволоде Багрицком). Но внезапно Зиновий объявил жене: «Прости, влюбился. Ухожу». Мария вторично замуж не вышла: «Таких, как Зяма, больше нет». С сыном он дружил всю жизнь и помогал ему.
Отпраздновав с друзьями победу над фашизмом, Зиновий терзался мыслью о своей актерской неполноценности. Но еще в госпитале выступление кукольного театра подсказало ему возможность работы за ширмой, скрывающей от зрителей его хромоту. И он отправился к руководителю Центрального театра кукол Сергею Образцову…
От прихода Гердта театр много выиграл. Его постановки привлекали не только детей, но и взрослых. На первых порах Гердту доверяли читать лишь текст от автора. А вскоре в «Необыкновенном концерте» он блестяще сыграл ведущую роль конферансье Апломбова, в которой выступал затем более 5000 раз. Под хохот публики спектакль пародировал стереотипы, был надолго запрещен за «очернительство» советской эстрады, а впоследствии попал в Книгу рекордов Гиннесса как самый долговечный в истории. За 30 с лишним лет Гердт исполнил в нем все мужские и даже некоторые женские роли. Этот сатирический спектакль объехал 23 страны, был показан в 220 городах СССР и за границей.
На зарубежных гастролях роль конферансье Гердт всегда исполнял на языке той страны, в которой выступал. В поездках по Ближнему Востоку тексты переводила арабистка Таня Правдина — милая, умная, моложе его на 12 лет. Их стремительный роман завершился разрывом с прежними супругами и созданием гармоничной семьи на всю оставшуюся жизнь. А до того Зиновий Ефимович трижды вступал в брак, не считая мимолетных увлечений. Он вовсе не слыл красавцем, но, как признавала Татьяна, «было в нем мощное мужицкое начало — то, что называется “сексапил”, и устоять перед его обаянием, элегантностью, эрудицией, остроумием дамы не могли». Ее дочь Катеньку он нежно любил, как родную.
Гердтовы квартирные посиделки среди многочисленных друзей славились особым весельем и радушием. Как-то Михаил Ульянов сказал: «Зяма недосягаем в вершинах юмора и иронии и доступен всем одновременно».
В это время Гердт много работал. В сказке «По щучьему велению» он играл Глашатая, Воеводу и Медведя; в спектакле «Ночь перед Рождеством» — Старого черта, казака Чуба, Остапа, князя Потемкина, Запорожца; в «Волшебной лампе Аладдина» — Визиря и самого Аладдина. Столь напряженная работа требовала от него, инвалида, немалых физических усилий: нужно было постоянно двигать на поднятых руках тяжелую куклу и в то же время артистично говорить за нее. Виртуозный мастер перевоплощения, Гердт блестяще воспроизводил голоса разных персонажей. В годы оттепели режиссер Семен Самодур поставил спектакль «Божественная комедия» по сценарию Исидора Штока, написанному для театра, которому важно было не утверждение атеизма, а осмысление библейских образов в духе гуманизма. Гердт великолепно играл в нем Адама как современного молодого человека, наивного и стремящегося жить своим умом. Один из актеров отметил: «Его Адаму безумно интересно познавать себя и окружающий мир, Еву и искушение через нее. У Гердта он — путеводная нить для человечества».
Зиновий Ефимович пользовался огромным авторитетом у кукловодов как человек и как руководитель группы, чуткий и требовательный. «Надо суметь сохранить в душе те искры, которые оживят кусок дерева, заставят зрителей поверить в чудо жизни куклы, сопереживать ей», — учил он.
Гердт открыто выражал свое мнение о порядках в театре и стране. Его отличало обостренное чувство справедливости и нетерпимость ко лжи. Он вспоминал: «Образцов был ужасно ревнив, до смешного. Если мне много аплодировали, он не мог этого вынести и выбегал на сцену, чтобы я недолго стоял перед публикой». Не раз приходилось отстаивать перед авторитарным шефом интересы обиженных им актеров, порой в самой резкой форме. Так, в связи с необоснованным отстранением одного из коллег от заграничных гастролей Гердт заявил Сергею Владимировичу, что тоже не поедет, если тот не изменит своего решения. Образцов пожаловался министру культуры, что его чаша терпения переполнилась, а чиновник передал это Гердту. Артист давно томился нездоровой обстановкой в театре, условности которого сковывали его мощный творческий потенциал. И в 1982 году сам, без скандала, ушел из царства кукол, которому отдал 38 лет жизни, в более широкий мир искусства.
Окончание следует
Давид ШИМАНОВСКИЙ
«Еврейская панорама», Берлин
http://www.isrageo.com
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
