Валерию Новодворскую знала, кажется, вся страна. Одни преклонялись перед ней, другие ненавидели, третьи смотрели с жалостью и недоумением. Многие считали, что она экзальтированна и неадекватна — такими острыми, непримиримыми и эмоциональными были ее выступления. И это относилось как к уличным протестам, так и к публикациям в либеральной прессе. Оценки эти чаще всего выводились из усредненного отношения людей к власти.
В советское время считалось нормальным молча сносить гнет коммунистического режима. В крайнем случае легкая фронда с друзьями дома и на работе. Но разве это адекватная реакция на несправедливость?
В 1969 году, будучи студенткой, Валерия Новодворская повела себя с советской точки зрения неадекватно — разбросала антисоветские листовки с балкона Дворца съездов в Кремле.
Такой странный по советским нормам поступок подвигнул чекистов на применение к Новодворской мер карательной психиатрии. Обвиненная в антисоветской агитации и пропаганде, она провела полтора года в Казанской спецпсихбольнице. Но психиатрический диагноз и нейролептики не заставили ее изменить образ мыслей.
С началом перестройки она начала активную политическую и публицистическую деятельность. И опять не слишком оглядывалась на общепринятые правила. Она выходила со своими товарищами на уличные пикеты с трехцветным российским флагом, когда он был еще запрещен, и за этот флаг попадала под омоновские дубинки и под пятнадцатисуточные аресты. Когда некоторые бывшие диссиденты ринулись занимать места во власти, она принципиально оставалась в оппозиции. Эта странная упертость многих раздражала.
Возможно, она ощущала настоящую полноту жизни в противостоянии с властью. Нашему поколению не оставили другого выбора: или смириться, ворчать на кухне и встать «над схваткой», или противостоять тоталитарному режиму как умеешь; делать то, на что хватает сил и способностей.
Лера делала то, что умела. В российской публицистике последних двадцати лет вряд ли еще найдется автор, который с такой яростью, непримиримостью, эмоциональным накалом и даже отчаянием писал бы о проблемах нашей жизни, нашей страны. Не опасаясь власти, не заискивая перед обществом, не рассчитывая на чье-то одобрение или чье-то недовольство. Ее душили увиденные ею несправедливость, подлость, коварство, и она не могла пройти мимо этого молча — она писала неистово, горячо, нерасчетливо и без оглядки. Негодование ее всегда было неподдельным, слова всегда искренними. Она могла менять точку зрения на политические события или политиков, но это никогда не было продиктовано ни личным политическим расчетом, ни меркантильными соображениями. Этим она тоже очень сильно отличалась от людей, которые считали ее странной.
Лера ушла от нас, и только теперь мы, наверное, оценим, насколько не хватает нам таких странных людей в нашей чудовищной жизни.
Александр ПОДРАБИНЕК