Летом 1997 года моя супруга улетела в гости к родителям в Тбилиси. А у меня воспалились глаза, и я пошёл к врачу. В том же помещении работала мой кардиолог, с которой мы не встречались последние полтора года. Посетив окулиста, решил заглянуть и к ней.
Кардиолог встретила меня шутками. Сказала, что ради встречи даст мне направление на обследование. Жены дома не было, и я согласился. Обычно такое обследование проводят раз в году. Становишься на специальную дорожку, которая имитирует быструю ходьбу. Я ходил в бассейн и был уверен, что поражу врача своими успехами. За четыре секунды до конца она вдруг закричала: «Ой-ой-ой!» Меня направили на дополнительное обследование центурой. (Кстати, мы очень любим обвинять других людей в неблагодарности. Прошло ведь пять лет с того события. Я перечитывал свою первую книжку и вдруг, дойдя до этих строк, ужаснулся. Столько лет, а я ни разу не сказал ей «спасибо»! Мне стало страшно. Какое право я имею учить других морали, если сам… и неважно, что она лишь исполняла служебные обязанности. Я схватил свою книжку, подписал и побежал в поликлинику.)
Мой педагог рав Розенфельд — один из раввинов, которые помогают людям найти нужного врача. Вот и мне он рекомендовал такого. Тот сразу вызвал у меня доверие и его оправдал. Сделав центуру, он сказал, что непонятно, как я вообще живу. У меня перекрыты все четыре канала, снабжающие сердце кровью. Врач настаивал на немедленной операции, но её назначили через две недели.
В тот период я старался выполнить как можно больше заповедей и искал людей, которые бы за меня молились. Честно говоря, несмотря на страх, у меня самого не было желания молиться сильнее, чем раньше. Поэтому я искал других людей, а они искали меня.
После операции хирург сказал раву Розенфельду, что ещё никогда в жизни ему во время операции не было так легко. Он собирался зашунтировать три канала, а удалось — четыре. Он был очень доволен. В принципе, как нерелигиозный человек он, наверное, не знал или не задумывался, почему операция прошла так удачно. Ведь в одной молитве за меня стояли глава поколения рав Эльяшив и мой сосед, участник Войны за независимость, который, узнав, что мне будут делать операцию, каждый день ходил к Стене Плача. За незнакомого человека с нееврейским именем Марат и с таким нееврейским именем его матери — Зина — молились в хедерах дети. Молились ученицы Бейт-Яакова. У меня в иешиве читали «Теилим», молились и по месту работы жены — в «Бейт Ульпане».
Но мне почему-то кажется, что главную роль сыграла молитва одной девочки. Она очень любила мою жену и часто приходила к нам домой. «Ты когда-нибудь молилась?» — спросил я её. «Нет», — ответила она. Я попросил жену передать этой девочке, что первая молитва — как первая любовь — имеет особую силу. Пусть она молится за меня. Я спросил жену:
– Ты передала ей?
– Да.
– И что она ответила?
– Не знаю, пробурчала что-то, наверное, из скромности.
А девочка сразу побежала к учительнице спрашивать, как молиться.
И вот сейчас, вспоминая о прошедшей операции, я думаю, что на весах, где взвешивали мои заслуги и недостатки, не последнюю роль сыграла молитва той маленькой девочки, которая молилась в первый раз в жизни.
P. S.
Не возвращайтесь
к былым возлюбленным,
Былых возлюбленных
на свете нет,
Есть дубликат,
как домик убранный,
Где они жили,
Где они жили,
Где они жили немного лет.
Андрей Вознесенский
Наверное, так же, как нельзя возвращаться к былым возлюбленным, как, впрочем, и их покидать, не стоит без веской причины возвращаться к каким-то неприятным моментам из собственной жизни. Особенно к тем, которые могут вызвать к себе жалость. Я не знаю, это моё достоинство или недостаток — я ненавижу говорить о своём здоровье. Но вернуться к данному рассказу меня вынудило несколько причин. Хотя слово «вынудило» слишком сильное. Но это советское воспитание. Всё должно быть «на ура!», «сегодня рано, послезавтра поздно». Я не могу найти подходящее слово для выражения своего желания.
Месяц тому назад ко мне на субботнюю трапезу привели еврейского парня из Москвы, окончившего мехмат МГУ и находившегося на постдокторантуре в хайфском Технионе. Для него это был первый шаббат в жизни. Я питаю слабость к умным ребятам и девушкам. В конце трапезы подарил ему свою последнюю книгу «Песня моря». Несмотря на занятость, он прочел её полностью и попросился на второй шаббат. Ему не был понятен именно этот эпизод: каким образом молитва светской девочки, молившейся первый раз в жизни, могла сравниться с просьбой к Небесам величайшего праведника? Вероятно, этот вопрос его особенно мучил, потому что у парня начался переворот в душе.
И что в таком случае советует злое начало? Что такое возможно только для праведников. Поэтому люди, обладающие высоким интеллектом, честолюбием и здравым смыслом, считают, что им это недоступно. Они забывают, что Всевышний оценивает не выполненную работу, а «коэффициент полезного действия». Каждый еврей должен знать, что от любого его поступка зависит невероятно много. И ответственность оператора атомной электростанции — ерунда по сравнению с ответственностью еврея.
На всякий случай я задал своему раввину вопрос юноши. Не преувеличиваю ли я возможную роль первой молитвы? Но рав подтвердил, что всё правильно и подобные случаи описаны в наших книгах.
Недавно мы с девочками обсуждали очень болезненную тему межнациональных отношений. Они приехали из разных мест бывшего Советского Союза, в большинстве своем еврейки только по бабушке или прабабушке. Супруга высказала что-то недостаточно уважительное об арабах. Девочки обвинили её в расизме. Я тут же вмешался и сказал, что, по моему мнению, конфликт с арабами политический, у них есть целый ряд достоинств: они гостеприимны, уважают старших, верят в Б-га. И наши мудрецы утверждают, что они будут первыми помогать евреям после прихода Мессии.
Заодно я вспомнил, что врач, делавший мне центуру, был араб. Он отнесся ко мне со всей душой и скандалил на совещании в больнице, требуя экстренной операции. В первоначальной версии рассказа я упомянул о его арабском происхождении. Но потом мне показалось, что я делаю это недостаточно искренне, пытаясь продемонстрировать, какой я интернационалист. И стёр упоминание об этом. Теперь я подчеркиваю свою искреннюю и глубокую признательность врачу Насару.
А сейчас вспомнил ещё одну подробность, услышанную от супруги. Мой раввин договорился с врачом, что мы оплатим ему за операцию всего лишь 2000 шекелей. Супруга отдала чек раву Розенфельду, он, видно, задержался, и служащая больницы подошла к моей супруге с требованием оплатить полную работу хирурга — 30 тысяч шекелей. Денег у нас не было, я уже в операционной. Операция не начиналась. Супруга выписала чек на требуемую сумму, не представляя, как будет выплачивать. Через пять минут появился рав Розенфельд. Недоразумение исчерпано. И моя операция началась.
Рассказывая эту историю, я вдруг подумал и сказал девочкам: «Я не знаю, может, в ту минуту я не заслужил остаться в живых, но моя супруга не заслужила стать молодой вдовой. И, выписав без размышления чек на гигантскую сумму, спасла мне жизнь».
А потом вдруг добавил: «Поймите, ваши близкие не все здоровы. Сегодня на территории бывшего Советского Союза полноценное медицинское обслуживание доступно немногим. Кроме того, постоянные стрессы. И может быть, ваше соблюдение законов Торы сохранит им жизнь».
В конце шаббата одна девушка попросила у меня книжку. Интересно, что она наиболее продвинулась в соблюдении законов Торы — и твердо решила, что хочет вернуться в свой родной город. Из Израиля! Мне кажется, это потому, что она, начав соблюдать законы, боится, что у неё ухудшатся отношения с матерью и она причинит ей боль.
Я надеюсь, у нее ещё есть время осознать, что истинное благо своим близким мы можем принести, только сохраняя близость к Б-гу. И мои воспоминания о печальных событиях жизни ей в этом помогут. А если это поможет молодому математику и ещё кому-то — значит, я не зря переносил эту боль!
Меир-Марат ЛЕВИН,
Израиль