Мне повезло не раз встречаться с Ариэлем Шароном. Как другим — в его канцелярии премьера. Но и не раз бывать у него дома в Негеве, на кухне, в доме и вокруг.
При первой встрече Шарон выделил целый день и лично катал по своей ферме, потом давал интервью, без ограничения времени, и кормил домашним обедом. Он был еще министром иностранных дел Израиля и отбивался от журналистов, как правило, по текущим вопросам. Но я где-то подсек, что он, возможно, собирается идти на премьера. Сегодня уже так, для журналистов, похоже, не бывает. Но тогда, пока коллеги в большинстве своем рефлексировали на события и других людей, я просто предложил ему встретиться, чтобы представить на «русской улице» Израиля. И он… пригласил домой. Так для меня сложился незабываемый день, близко и неформально проведенный с удивительной личностью.
Его ферма расположена на юге, в Негеве, чуть южнее уже начинается пустыня. Шарон сам выбрал это некогда заброшенное место, в стороне от многолюдья, построил дом и параллельно с активной политической деятельностью начал разводить овец, коров, лошадей, посадил апельсиновую рощу. Он не удивился, когда услышал первый вопрос о том, с кем ему легче иметь дело — с баранами, овцами, лошадьми или с политиками.
– С животными проще. Они чувствуют заботу и уважение. Умеют отдавать. Как к ним относишься — то и получаешь. А вот с политиками сложнее. Никто не хочет войны, но она происходит. И ты вынужден защищаться. Политика — это постоянные маневры, движение, и постоянно приходится крутиться в ожидании удара, чтобы и не попасть, и держать его, а тем более — выиграть. Это другой мир…
На большой стене в одной из комнат старые портреты его родителей и предков, еще с начала прошлого века. Его мать родом из Белоруссии. Это была единственная еврейская семья в небольшой деревне Могилевской области. Она говорила и читала по-русски до своего последнего дня. От нее Арик и узнал язык, хотя отсутствие должной практики мешало ему говорить. И понимал он по-русски не так хорошо, как об этом писали. Его отец — из Баку. В двадцатых годах прошлого века они, интеллигенты-идеалисты, уехали в Палестину и занялись сельским хозяйством, как и большинство социалистов — выходцев из России. Когда родился сын, его назвали Арик, что значит «львенок».
Молодой Шарон воевал уже в Войне за независимость 1948 года и был ранен. Затем учился — и снова воевал. Именно он создал знаменитый израильский спецназ — «команду 101». В 1956 году он вел в бой свою бригаду десантников. В 1967 году Шарон разбил египетские танки на Синае и достиг Суэцкого канала, командуя бронетанковой бригадой. Через пять лет, в следующей большой войне — Судного дня, Шарон форсировал этот канал и был остановлен политиками уже на дороге к Каиру. Он инициировал в 1982 году ввод израильских войск в Ливан и осаду Бейрута в войне, получившей название «Мир Галилее» — защищая север страны от постоянных нападений и обстрелов. Затем стал идеологом поселенческого движения на территориях, был министром торговли, инфраструктуры, сельского хозяйства, обороны и иностранных дел Израиля. В советской прессе его всегда изображали «ястребом» и крайне правым, чуть ли не экстремистом.
– Ну и что, — посмеялся Шарон,— обо мне так писали и в израильской прессе. Я действительно экстремист. Но только в тех вопросах, которые касаются жизни граждан страны. Мне все равно, что кто-то скажет, если я смогу предотвратить гибель израильтян. Провоевав всю жизнь, я понял одну простую истину: только мы сами можем защитить себя и решать свое будущее.
Для Шарона «борьба за мир» существовала только в преломлении борьбы за безопасность его страны, без оглядки на другие страны. В гостиной его дома, после чая в небольшой кухне, Шарон объяснил свое видение и себя, и своей страны в этом мире.
– У евреев есть маленькое государство, — показывал он, почти сжимая пальцы. — Совсем маленькое. Но это принципиально важное обстоятельство по сравнению с тем, когда его не было. Потому что только здесь у евреев есть реальные право и сила защищать самих себя. Этого не было тысячелетия. Но мир не возможен без компромисса — говорите вы. И я с этим согласен. И мы готовы на уступки части своей территории. Даже несмотря на то, что Израиль не проиграл ни разу ни одной войны. Несмотря на то, что все это время мы подвергаемся нападениям и атакам террористов. Но мы не должны идти ни на какие уступки, если разговор идет о безопасности страны и об угрозе ее существования.
При этом Шарон сразу же отвергал любые разговоры о возврате Израиля к границам 1967 года.
– Так говорят только левые, — отрезал он. — Но страна не сможет чувствовать себя безопасно, если мы вернем территории палестинцам.
По его мнению, арабские страны саботировали мирный процесс только с одной целью — дождаться, когда в Израиле к власти придет более левое правительство, которое пойдет на все уступки и поставит безопасность страны под угрозу.
Надо признать, что позже так и получилось. Правительство министра обороны Израиля Эхуда Барака в начале второго тысячелетия вывело войска из зоны Южного Ливана, куда немедленно пришли сторонники «Хизбаллы», и провело под эгидой США встречу израильского и палестинского лидеров, которые провозгласили курс на компромиссные решения. Барак почти открыто заявил о готовности вести конкретные переговоры о передаче палестинцам Восточного Иерусалима.
Сначала все забуксовало, а потом тот же Ариэль Шарон, ставший лидером оппозиции, пошел на Храмовую гору в Иерусалиме, чем воспользовались палестинцы, развязав вторую интифаду. Восстание, которое похоронило тогда и умеренное правительство Эхуда Барака, и надежды на продолжение мирного урегулирования и привело на волне возмущения бессилием против террора «правого» Ариэля Шарона к власти.
– Я всегда, сидя в таких же креслах, — продолжал он, — говорил арабским лидерам: «Все что угодно, кроме территорий».
Где Шарон всегда был готов пойти на компромисс, так это в вопросах еврейства.
– Вы не представляете, несколько лет назад сюда репатриировалась сестра моей матери. «Молодая» женщина, всего девяносто четыре года. По материнской линии у нас все жили до ста лет. Так вот, она привезла и своего правнука, который уже нееврей. Так что, отвернуться от него? Парень пошел в армию, сейчас на офицерских курсах. И таких, как он, среди репатриантов из бывшего СССР много. Русские евреи семьдесят лет жили в отрыве от своих корней, поэтому так произошло. Надо понимать, в каких условиях они жили. Это, предвидя, осознал и светлая голова, первый премьер-министр Израиля Бен-Гурион, который провел «закон о возвращении». И я поддерживаю право любого, у кого есть еврейские корни, даже не прямые, вернуться в Израиль.
Когда мы прощались, уже у дома, я спросил Шарона, не чувствует ли он себя, все время окруженный политиками и людьми, одиноким в этом конъюнктурном мире. Разве быть сильным — это не значит быть одиноким?
– Во-первых, — ответил он, садясь за руль, чтобы отвезти меня к своему любимому дереву, — мне повезло с женщиной. У меня замечательная и преданная жена. Душевная и деликатная — это главное. Однажды в этот дом приехал министр обороны Египта, привез своих генералов, с которыми я воевал, когда пересекал Суэцкий канал. Жена вышла нас встречать, и я пошел к ней. А египтянин, оглядевшись, сказал: «Этот дом прямо как ты, Арик Шарон. Такой же большой и сильный».
В 2005 году, уже когда он был премьер-министром, его сначала прихватил микроинсульт, а вскоре — инсульт и кома. О Шароне как-то забыли. Так устроена жизнь: новые политики, налоги, проблемы, мода, вещи.
Чтобы тебя помнили в этом мире, видимо, надо для начала умереть…
Александр СТУПНИКОВ,
в начале 2000-х тележурналист НТВ в Израиле
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
