В борьбе между головой и сердцем в конце концов побеждает желудок.
Станислав Ежи ЛЕЦ
Человеческая жизнь сложна и многогранна. Мы рождаемся, получаем первые уроки познания мира, взрослеем, учимся, работаем и отдыхаем. Какой бы деятельностью мы ни занимались, где бы мы ни находились, какого бы мы ни достигли материального достатка, все люди едины в необходимости потребления пищи. Мы редко задумываемся о том, что проводим за трапезой часы, дни, недели, годы. Завтраки, обеды, ужины сменяются перекусами, чаепитиями и кофейными паузами. Громадный период жизни каждого безвозвратно утрачен из-за невозможности существования без энергетической подпитки.
Однако высшее творение — человек — не был бы настоящим Homo Sapiens, если бы не возвел в культ «пищепотребление», превратив необходимость в удовольствие. Особенности трапезы стали частью культуры и отличительной чертой стран и народов. Умеренность, увы, далеко не всегда трактуется как необходимый фактор в захватывающем процессе поглощения изощренно приготовленных продуктов.
В еврейской традиции, однако, существуют пищевые ограничения, главная идея которых заключена в простой и понятной мысли: прием пищи — это не одно из удовольствий, а процедура, необходимая для поддержания организма в нормальном состоянии, чтобы сохранить достаточно энергии творить добро и исполнять Заповеди.
Китайский доктор-даос Тао Хунцзин тоже был уверен, что самое главное лекарство — это устранение излишества в питании. Неоценимое лекарство в учении Тао — это спокойное отношение к пище, которое приносит умиротворенность и радость, долголетие и является профилактикой старения. Фанатичные же пищевые пристрастия неизбежно приводят нас к беде.
…В жизни каждого наступает время, когда нет ничего слаще и желанней воспоминаний о вкусе и запахах детства. Того ушедшего феерически сладкого времени, когда для нас не имело значения, что и сколько мы едим, когда были живы родители, когда мы верили, что будем жить вечно. Тогда, в детстве, мы еще не ведали потерь и расставаний, а все утренние беды бесследно растворялись в вечерних фиолетовых облаках.
У моего друга Зямки этап фиолетового детства завершился лет сорок назад, однако детская любовь к маминой стряпне никогда не покидала его. Он до беспамятства любил фаршированную рыбу. Однажды Зяма на своей машине подбросил меня до дома. По дороге я похвастался, что моя мамочка, светлая ей память, научила меня готовить фаршированную рыбу, и мне в моем плотном графике удалось выкроить несколько часов и зафаршировать рыбу, доставив таким образом удовольствие своей семье.
У Зямы мгновенно изменилось выражение лица, глаза загорелись, скорость движения автомобиля увеличилась, руки нервно вцепились в руль.
– А вы готовили рыбу так, как делали наши бабушки, с косточкой внутри? — поинтересовался Зяма.
– Естественно, — ответил я. — Моя мама не признавала безвкусных рыбных галушек.
– И что, рыба готова? — вкрадчиво поинтересовался Зяма.
– Да, — ответил я. — Необходимо еще пару часов для охлаждения, чтобы застыл бульон.
Зиновий нервно сглотнул слюну. Ему, умному и сдержанному человеку, стоило героических усилий не взмолиться о кусочке той самой фаршированной рыбы из далекого детства. Зяма на мгновение прервал разговор. Он грезил. В носу возник тот самый феерический запах, исходивший когда-то из бурлящей кастрюли с рыбой. Запах, который по праздникам заполнял еврейский дом, забивался во все щели и углы, вырывался на улицу, опьяняя проходивших мимо прохожих.
Машина подкатила к моему дому. Выйдя из машины, я сказал Зяме, что мне хватит нескольких минут. Забежав в дом, я положил кусок фаршированной рыбы для Зямы в пластиковый контейнер. Увидев, что я выхожу из дому с фаршированной рыбой, Зяма, сидевший за рулем, был не в состоянии выпустить мои руки из поля зрения. Надо было его видеть, когда я отдавал ему контейнер… Он ее уже ел. Глазами.
– Зяма, — сказал я, — приедете домой, поставьте рыбу в холодильник хотя бы на часик, чтобы дать ей остыть.
– Конечно, — уверенно ответил Зяма, левой рукой держась за руль, а правой сжимая пластиковую банку с рыбой.
Захлопнув дверцу машины, я пошел к дому. Взвизгнули колеса, автомобиль резко развернулся и помчался вдоль улицы. В Зямке не происходило никакой внутренней борьбы. Мысль о том, что он съест эту рыбу немедленно, прямо за рулем, без хрена или горчицы, не вызывала никаких сомнений.
Зяма, не сбрасывая скорости, поставил пластиковую банку на свободное сиденье и правой рукой нервно сорвал крышку. В нос ударил аромат теплого дома и сладкого детства. Пальцы нетерпеливо вонзились в вожделенную мякоть. На перекрестке Зямка пропустил знак «стоп» — он ел. Точнее, жрал, потому что действо, происходившее в машине, нельзя было назвать нормальным приемом пищи. Без вилки, тарелки и ножа, не останавливая автомобиля, одной рукой освобождая от костей куски фаршированной рыбы, Зяма нетерпеливо заталкивал их в рот. Не дав пище проследовать по пищеводу, Зяма заталкивал в рот следующую порцию.
Увлекшись, он не сразу заметил, что проскочил на красный свет. «Черт с ним, — подумал Зямка, — полицейского вроде не было».
Одной левой, да еще под воздействием «дикой трапезы», управлять не просто, и Зяма время от времен поддерживал руль правой рукой. Часть руля, естественно, стала липкой, и уровень предсказуемости движения критически понизился. Ничего не подозревавшие редкие прохожие наивно предполагали, что человек, находившийся за рулем, просто объезжает невидимые простым глазом опасности.
Зяме оставалось сделать один поворот, чтобы зарулить на свой паркинг. К этому времени в контейнере от рыбы осталась горстка желтых костей. Зяма взял липкими пальцами крышку и, надавив на нее сверху, попытался захлопнуть. Банка, выскользнув, упала на пол, а кости рассыпались под правым сиденьем. Приподнятое настроение было неожиданно подпорчено. Разнервничавшийся Зяма снова не остановился перед знаком «стоп» в тот самый момент, когда перекресток пересекал фургон со свежей рыбой. Удар пришелся в левую, водительскую сторону. Легкий Зямкин седан отскочил на несколько метров, а фургон врезался в металлический фонарный столб. Закрытая на засов задняя дверца фургона распахнулась, и свежая рыба вперемешку со льдом посыпалась из пластовых ящиков на асфальт. Необузданная рыбная трапеза закончилась грустным зрелищем — свежей рыбой, перемешанной с дорожной пылью, льдом и кровью.
Зямкиными самыми сладкими детскими воспоминаниями были бабушкины пироги и мамина фаршированная рыба. Из-за фаршированной рыбы из детства мудрый и выдержанный Зямка на короткий временной интервал выключился из окружающей действительности.
Человеческое несовершенство сильней интеллектуального потенциала. Мы подвергаем себя бессмысленным опасностям и несем жестокие наказания за чрезмерную любовь к пищевым изыскам. Мы страдаем от дискомфорта, связанного с переполненным желудком, избыточным весом и болезнями. Мы жестоко расплачиваемся, когда теряем способность контролировать свое отношение к пище.
У разбитых машин и мигающей красно-синими огнями машины скорой помощи на носилках лежал Зямка. Он глядел в бесконечность осеннего неба, а вокруг него валялась свежая рыба. Сотни потухших безжизненных рыбьих глаз тоже были направлены в тоскливо-серое небо.
Яков РАЙКИН
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
