Женский портрет на фоне Иудейских гор. Репортаж из Израиля

Знаете ли вы, что историю создания поселения Ткоа надобно писать по-русски и в женском роде, тщательно избегая стереотипных фраз об отцах-основателях?

Жаботинский был прав
Имя Инны Винярской известно в Израиле многим: она является ведущим сотрудником Дома наследия величайшего поэта — Ури-Цви Гринберга. Но мало кто знает, какая неординарная судьба скрывается за этим именем.
Уроженка Одессы, выпускник Гидрометеорологического института, Инна вышла замуж за Марка Винярского, окончившего Институт инженеров морского флота. В городе на берегу Черного моря родилась дочь Юля.
Устроиться по специальности Инне не удалось: работать пришлось в Одесской обсерватории. Позднее друзья пригласили Инну в заводское бюро, где она занималась физикой.
– А потом меня оттуда уволили, потому что, с точки зрения начальства, слишком много собралось в бюро евреев, — вспоминает Винярская.
Внезапно — один за другим — умерли бабушка, дедушка, а потом и мать Инны.
– Для меня это был жуткий удар, — рассказывает Инна. — Вскорости после смерти мамы мы с Марком и Юлей переехали в Подмосковье, в Апрелевку…
Марк начал работать инженером на заводе «Борец», а Инну один из друзей Винярских устроил физиком в лабораторию НИИпромгаз.
Однажды Марк вернулся с работы взволнованный. «Слушай, — сказал он жене, — по-моему, Жаботинский очень даже прав…» — «При чем тут Жаботинский?» — удивилась Инна.
– Марк напомнил: есть у Зеэва (Владимира) Жаботинского фельетон о том, как в Одессе хоронили матроса Вакуленчука, — рассказывает Винярская. — В порту собралась толпа. Один за другим выступали замечательные ораторы — каждый с большим кадыком и кудрявыми волосами — и произносили речи. Жаботинский стоял в толпе с простыми мужиками. И когда на трибуну взлетел очередной оратор с курчавыми волосами, один из мужиков сказал другому: «Опять эти жиды учат нас жизни»… Мой Мафа (так мы звали Марка, благословенна его память) пришел от этого фельетона в восторг: «Прав Жаботинский: чего ради мы сидим в Подмосковье?!»
Доработать в бюро до отъезда Инне не удалось.
– Как только замдиректора узнал, куда мы собираемся, вызвал моего начальника Шуру Калину и сказал: «Что, твоя Винярская намерена занять пост Голды Меир? Не пройдет!» — вспоминает Инна.
«А если пост пониже?» — попытался отшутиться Шура Калина. С юмором в начале 70-х у советских чиновников была напряженка. Пришлось Инне устроиться в Апрелевке на почту.
– Очень «интеллектуальная» работа, — иронизирует она. — Зато именно там, прямо в почтовом отделении, я спустя два с половиной года получила разрешение на выезд.
Инна тут же бросила работу и объявила: «Все, бабы, меня нет!» — «Как? Тебе ведь полагается еще одна зарплата?!» — «Ничего не хочу», — воскликнула Винярская и бросилась на радостях домой…
Впервые на землю Эрец-Исраэль Винярские (Инна, Марк и 12-летняя дочь Юля) ступили в 1973 году.
– Война Судного дня только что закончилась, но в Галилее еще спорадически стреляли, — вспоминает она.
Полгода Винярские прожили в Цфате.
– Он до сих пор остается моим самым любимым городом, — говорит Инна. — Мы завели массу друзей, но работы там не было — разве что в гостинице или на чаеразвесочной фабрике.
Однажды учащихся ульпана повезли на экскурсию в Иерусалим.
– Автобус поднялся на Масличную гору, — вспоминает Винярская. — Оттуда мы любовались тем местом, где должен стоять Храм. Не было среди нас никого, кто бы не плакал. Мы с Мафой решили: «Остаемся!»
Винярские перебрались в Иерусалим. Арендовали квартиру в новом по тем временам квартале Армон а-Нацив («Весь он состоял из восьми домов», — вспоминает Инна). Оба устроились в компанию «Мануэй Бейт-Шемеш».
Инна попала на работу по недоразумению: польский еврей, помогавший Винярским в трудоустройстве, бегло посмотрел ее одесский диплом, подтвержденный и заверенный в израильском Министерстве образования, и слово «метеорология» (огласовок нет!) прочел как «металлургия». А Инна промолчала и спорить не стала, потому как спорить на иврите пока не умела.
– На этом предприятии мы проработали три года, — вспоминает Винярская. — Познакомились с замечательной женщиной — журналисткой Рахель Инбар. У нее и родилась идея создать поселение типа тех, которые уже строились в разных местах активистами движения «Гуш-Эмуним». Мы на том этапе еще мало знали о поселенческом движении, но Рахель заразила нас идеей основать смешанный поселок, в котором будут жить светские и религиозные, репатрианты из России и из Америки и, конечно же, сабры… Вот мы и записались к Рахель в «гарин» (поселенческое ядро).
Однажды в пятницу Рахель пригласила Винярских в очень необычное место. Называлось оно Маале-Адумим.
– Приехав, мы увидели на горке крошечный поселок, — вспоминает Винярская (сегодня Маале-Адумим — город со всеми вытекающими последствиями). — Познакомились с потрясающими людьми. Им тоже пришлась по душе идея создания смешанного поселения.
Всю субботу, перебивая друг друга, мы строили планы. А на следующей неделе я встретила в Иерусалиме женщину, и она спросила: «Вы уже записались на дачу?» — «На какую дачу?!» — «Рахель Инбар собирается строить дачный поселок». Я возразила: «То, что собирается строить Рахель, — вовсе не дачный поселок, а самое настоящее поселение!»
Из окна квартиры Винярских в квартале Армон а-Нацив открывался поистине марсианский пейзаж: Иудейская пустыня.
– Мы видели большую гору — некое подобие Фудзиямы, — рассказывает Инна. — Я спрашиваю мужа: «Как ты думаешь, что это? Вряд ли в этом районе можно обнаружить вулканическую активность». Муж ответил: «Не знаю». А вскоре кто-то из друзей свозил нас в Бейт-Лехем. Посмотрели мы оттуда на «Фудзияму» и выяснили, что это — Иродион!

«Русский» костяк
Поначалу в «ядро» будущего поселка записались две семьи — Винярские и Бабели.
– Мне не нравилось, что в «ядре» одни «русские» и что ходят слухи о строительстве дачи, — говорит Инна. — Возможность основать поселение Ткоа подвернулась случайно. Я была дома, мыла посуду. Вдруг звонит человек из «Гуш-Эмуним» (сейчас это движение называется «Амана») и спрашивает: «Есть ли в ядре у Рахель Инбар лишние люди?»
«Лишних людей, — отвечала Инна, — нет нигде, а в чем дело?» — «Есть неподалеку от Иерусалима место, называется Ткоа».
Собеседник Винярской объяснил: в настоящее время в том месте стоят солдаты, но министр обороны Арик Шарон решил перевести военнослужащих поселенческого подразделения НАХАЛ («Нахаль — халуци лохем») в Самарию, где предполагалось основать поселок Сарит, и если кто-нибудь хочет… Инна не дала ему договорить: «Мы хотим!»
– Начали организовываться: наша семья, Бабели и несколько холостяков, человек двенадцать, из иешивы рава Ицхака Зильбера, все — репатрианты из СССР, совсем зеленые, — рассказывает Винярская. — В один из дней перед наступлением субботы повез нас Ханан Порат (благословенна его память) показать то место, на котором предполагается основать Ткоа. Приехали. Местечко крошечное — и все огорожено колючей проволокой. Смотрю сверху, с горы, внизу синеют две лужи. Значит, хотя бы вода здесь есть! Я — Порату: «Что это?» Он: «Это канализация».
Солдат и солдаток в Ткоа проживало человек пятьдесят. Жилье, вспоминает Инна, более чем спартанское: два барака (в них жили солдаты) с уборными во дворе и пять 25-метровых бетонных «кубиков», в которых ютились девушки-солдатки. На дворе стоял 1977 год…
– С солдатами мы прожили три месяца, — рассказывает Винярская. — Наши мужья потеснили военнослужащих, подселившись к ним в бараки: трехъярусные нары позволяли… Украсили новое жилище гирляндами из отнятой у нас туалетной бумаги — утащили целых три рулона, скрутили и повесили на стены.
Женщин среди будущих поселенцев было всего пять («Лена Бабель, я, моя подруга Влада и две девочки — наши дочки»). Им солдатки уступили один «кубик» — спальня, крошечный салон и некое подобие кухни.
– Солдатки очень любили, когда мы для них варили, — говорит Винярская. — Они объяснили нам, как поддерживать кашрут. Мы постоянно изобретали новые блюда. Мужья научили солдат обслуживать электрический генератор. Все было очень симпатично.
Как-то опытные люди посоветовали Инне: «Поезжай в Сохнут и сообщи, где вы живете».
– Я поехала, — рассказывает она. — Нашла заведующего каким-то отделом. Зашла, объяснила ему про Ткоа. Он: «Впервые слышу. И что вы там хотите делать?»
Инна: «Мы там хотим жить. А делать?.. Вон у вас за спиной висит замечательная картина (всю стену действительно занимало огромное полотно с рядами цветущих яблонь). Я хочу, чтобы такой же пейзаж появился в Ткоа».
Услышав это, начальник велел Винярской обратиться в другую инстанцию.
– Видимо, тогдашнее руководство Сохнута смущало, что основывать новое поселение взялись одни «русские», — предполагает она. — Ивритом почти никто из нас не владел…
Инна быстро смекнула: чтобы вести с инстанциями диалог на равных, срочно требуется коренной израильтянин. А вскоре Винярским повезло — они познакомились с Мики Саломоном.
– Он занимался хозяйственной деятельностью в поселках, — рассказывает Инна, — и сразу полюбил нас, а мы — его.
Саломон спросил: «Что вам нужно?» — «Большой автомобиль и трактор, чтобы деревья посадить, — ответили мамаши-основательницы Ткоа, после чего нерешительно добавили: — И телефон». Мики парировал: телефонизация — не в его компетенции, но попробует помочь.
Влада, подруга Инны, переквалифицировалась из инженеров в кухарки.
– Однажды, когда здесь еще находились солдаты, прилетел на вертолете Арик Шарон и принялся нам объяснять: не наше это место — здесь, на этом холме, будет заложен город Эфрата. Я, мобилизовав все свои знания иврита, встала и заявила: «А мы хотим основать здесь поселение сельскохозяйственного типа!» Шарон парировал: не вам решать, что здесь будет построено. Разнервничался, съел все, что было на столе, и улетел… Впоследствии Шарон все-таки нас полюбил. Приезжал, поддерживал, воодушевлял… Что стряслось с ним к 2005 году, когда был уничтожен Гуш-Катиф?.. Поразительно…
Пауза…
– В декабре, после отъезда военнослужащих, мы заняли все пять «кубиков», — вспоминает Винярская. — Это стало для всех огромной радостью: отныне мы снова жили семьями. В столовой солдаты оставили нам посуду: огромные кастрюли, приспособление для резки картофеля — Мики Саломон не позволил им увезти с собой это добро: «Здесь люди будут жить».
Началась зима, а вместе с ней (Иудейская пустыня!) — собачий холод.
– Мы пытались, как могли, обогревать свои барачные «кубы» электропечками, питавшимися от генератора, — вспоминает Винярская. — Но удавалось это далеко не всегда.
Походная жизнь продолжалась три года. За этот период «русские» первопроходцы успели набраться сугубо израильского опыта.
– Главной нашей задачей было привлечение в Ткоа новых людей, — вспоминает Инна. — В этом нас поддерживали активисты «Гуш-Эмуним» и прежде всего — Муни Бен-Ари, основатель Кфар-Адумим, по инициативе которого мы, собственно, и приехали сюда жить. Затем из «Гуш-Эмуним» в помощь нам направили замечательного молодого человека — Ури Ариэля, сейчас он — депутат Кнессета. Детей у них с Хагит еще не было, в связи с чем они заняли в солдатском бараке целую комнату (уборная и душ — во дворе). Ури оказался человеком незаменимым: сколько у него такта, интереса к общему делу, сколько терпения…
Однажды основателей Ткоа пригласили к себе в гости первые жители Кфар-Адумим:
– Их адвокат должен был составить для Ткоа примерно такой же устав, который уже действовал в Кфар-Адумим, — рассказывает Винярская. — Устав мы сочинили. И продолжили лихорадочно искать людей, которые согласятся приехать к нам в захолустье и захотят здесь жить.

«Мы знаем, Ткоа — будет!»
Желающие — приехали! Даже несмотря на то, что добраться до Ткоа четверть века назад было непросто — не то что сейчас, когда с Иерусалимом поселок соединило шоссе, проходящее вдоль столичного квартала Хар-Хома.
К моменту приезда долгожданного пополнения Инна Винярская уже занимала ответственный пост: репатриантку из России избрали секретарем поселкового совета! В марафоне по инстанциям Инну сопровождал Шило Галь из Гуш-Эциона.
– К чиновникам я старалась заходить после него, — вспоминает Винярская. — Радостный, улыбчивый, обходительный, он создавал замечательную атмосферу для плодотворного общения. И только в коридорах Министерства строительства Шило Галь предупреждал: «Здесь мы меняемся ролями: вначале заходишь ты, а потом я.
Инна, мобилизовав весь свой одесский юмор, старательно играла роль Галя. Прежде чем покинуть тот или иной кабинет, она — теперь уже на сносном иврите — произносила ключевую фразу: «Как вам повезло: вы сотрудничаете с Шило Галем». После чего на белом коне к чиновнику въезжал «сам» Галь.
Бегал с Инной по инстанциям и Пинхас Валерштейн, основатель поселка Офра, впоследствии занимавший высокие посты в Совете поселений Иудеи, Самарии и сектора Газы.
На холме в Ткоа тем временем кипела работа. Марк Винярский взял на себя обязанности ответственного за хозяйственные нужды поселка.
– Функции моего секретаря исполнял израильтянин Хаим Казакович, — вспоминает Инна. — Инвалид, в детстве перенесший полиомиелит, он был моей правой рукой: ездил со мной по министерствам, выбивал необходимые для поселка разрешения…
Чтобы ускорить заселение, основатели Ткоа периодически проводили самодеятельные «маркетинговые» акции: ставили в оживленных районах Иерусалима столы, на которых раскладывали фотографии Иудейской пустыни, и приглашали прохожих хоть разок посетить это дивное место — а вдруг решат остаться?!
– Когда мы немного обжились, привезли в свои «кубики» стиральные машины, — рассказывает Винярская. — Но так как питались они от генератора, а он больших нагрузок не выдерживал, нам приходилось перед каждой стиркой обходить всех соседей и заранее договариваться: «Мы стираем — вы печете, а через час меняемся: мы печем, а вы включаете стиральную машину». Так и жили…

По-русски и по-американски
– Сижу я как-то у себя в конторе и вдруг слышу: на лужайке кто-то громко говорит по-английски, — рассказывает Винярская.
В те годы услышать американский диалект английского в Иудейской пустыне доводилось не каждый день.
– Выглянула и вижу: иностранцы (их довольно много) разлеглись на первой в Ткоа траве, которую мы с Владой специально посадили для детей, — вспоминает Инна. — По случаю появления первой детской площадки Мики Саломон где-то добыл, привез и установил качели. А тут… сидит на травке группа молодых людей. Жены некоторых, нисколько не стесняясь, кормят младенцев грудью, хотя все мужчины — в кипах. Дикий Запад! Я выхожу: «Здравствуйте, вы кого-нибудь ищете?»
«Мы ищем себе поселок, — объяснил на плохом иврите один из американцев. — Хотели поселиться в Кохав а-Шахар, но оказалось, что этого поселка еще не существует. Потом поехали в Элазар. Поселение вроде уже есть, но нам оно не подходит. А затем забрели сюда».
– Вот вы свой поселок и нашли! — воскликнула, просияв от счастья, Винярская.
Позднее новые соседи пригласили Инну в центр абсорбции в Гило, где они жили, пока не перебрались в Ткоа.
– Я поехала, — вспоминает Винярская. — В зале полно репатриантов из США, «вязаные кипы». Я их с ходу предупредила: наш поселок смешанный, верующие соседствуют со светскими, но мы с большим пиететом относимся друг к другу: нам тоже есть чему поучиться у религиозных.
Американцы несказанно удивились: «Как же вы живете?» Инна ответила: «Каждый варит то, что хочет. В нашем уставе так и записано: в своем дворе и доме ты вправе делать все, что тебе вздумается».
Тогда один из участников собрания, Эли Беренбойм, задал каверзный вопрос: «А если я приду к кому-то в гости и захочу у него поесть, но пища у него некошерная?»
Инна не растерялась: «Если ты такой фресер («фресн» в переводе с идиш — «обжираться»), отправляйся в гости к тому, у кого кошерная кухня, и угощайся там».
– Постепенно мы приняли большую группу американцев, а уж они перетащили в Ткоа своих друзей, родных и знакомых, — говорит Винярская. — Огромной радостью стало рождение в Ткоа сразу двух мальчиков. Первый — сын Иегудит и Хаима Амихай, оба из Кирьят-Шмона. А второй появился в семье Беверли и Амиэля Унгеров. Он — из Америки, она — из Англии, познакомились в Израиле. Свадьбу сыграли в Иерусалиме. Я была в шоке, увидев, что под хупу Беверли явилась в платье голубого цвета.
Инна: «Что с тобой — ты же невеста?» А та в ответ: «Нет, это не я. Невеста — моя сестра, мы близнецы!»
Тем временем в поселке начали строить капитальные дома.
– Доди Бен-Ишай, сотрудник иерусалимского отделения минстроя, очень нам помог, — вспоминает Инна. — Поначалу завез 30 бетонных домов: комната, кухня… У нас к тому моменту была масса новых людей, но жить им было негде. И первую партию домов мы решили передать новичкам. А сами отправились на поиски строительного подрядчика. Нашли. Но — не очень удачно. Да и проект оказался не самым лучшим. Впрочем, как видите, — живем, слава Б-гу!
Вижу. Мы с Инной ведем беседу во дворе ее дома в одном из первых кварталов Ткоа. Красноречивее всего указывают на историю поселка деревья: вон как вымахали за 20 с лишним лет — до небес!
Кому-то из поселенцев Ткоа со строительством повезло больше, другим — гораздо меньше. Например, семья Ленских (Шломо, Циля и пятеро детей) попали в лапы к подрядчику, на несколько лет отравившему им жизнь: ипотечную ссуду приходилось исправно возвращать, но «каблан» бесследно исчез, и окончание строительства дома затянулось на долгие годы.
С Ленскими Инна познакомилась в начале 1993 года — в страшный для основателей Ткоа день.
– В свое время поселились у нас Лена Липкина с мужем — художником Моти Липкиным — и сыновьями, — рассказывает она. — В январе 1993 года арабские террористы устроили на шоссе засаду и застрелили Моти прямо при въезде в Ткоа. После теракта мы долго сидели на том месте, где Моти застрелили. Собирались — в качестве сионистского ответа врагу — заложить там новый еврейский поселок…
Основывала новые поселения в Иудее, Самарии и секторе Газы организация «Амана», в которой Винярская проработала 20 лет. Отвечала за заселение. То есть — мобилизацию первопроходцев. В связи с этим постоянно разъезжала по поселкам.
– К основанию каких поселков вы приложили руку?
– Мои поселки — это Кфар-Даром, Элей-Синай, ну и многие другие — Иудея, Самария, Гуш-Катиф… — произносит Инна и внезапно замолкает на полуслове. — Нет, простите, но говорить о Гуш-Катифе я не в состоянии. Не могу…

Четвертое поколение
Сегодня Ткоа представляет собой поселок городского типа — более 500 семей. Трудно поверить, что каких-то 25 лет назад не было здесь ни двух-трехэтажных домов под черепичными крышами, ни школ, ни детских садов, ни магазинов, ни спортивных площадок…
– Селиться в Иудее евреи никогда не опасались, — вспоминает Винярская, — хотя мы и пережили периоды, когда арабы обстреливали ведущую к нам дорогу. Конечно, жить в поселениях готовы далеко не все, а лишь люди особого склада. Я бы назвала их искателями приключений — в хорошем смысле слова. Сейчас в Ткоа действуют промышленные предприятия, всевозможные мастерские, кейтеринг, ресторан… Даже сельское хозяйство мы ухитрились развить — несколько семей, в основном выходцы из Франции, высадили виноград и производят замечательные вина. Что уж говорить об искусстве: например, Циля Ленская основала в Ткоа уникальную балетную школу, ее воспитанники выступают по всей стране. Развивается и туризм: наш сосед Натан Маркус отвечает за Иродион — работает в Управлении национальных парков и заповедников.
Винярская подводит черту: к настоящему моменту в Ткоа живут уже четыре поколения израильтян («У меня здесь родились не только шесть внуков, но и две правнучки»).
Наша беседа прерывается на самом интересном месте: в гости к Инне из Иерусалима приехала Михаль Слук, сотрудник поселенческого отдела Всемирной сионистской организации (ВСО). У меня на глазах происходит трогательная встреча двух женщин, посвятивших себя поселенческому движению. Михаль много лет работает в поселенческом отделе, а живет в Гиват-Зеэве, расположенном на стратегически важной высоте по дороге в Рамаллу.
Увидев Михаль, Инна мгновенно переходит на иврит.
– Пойдем, Михаль, глянем на Иродион, — предлагает Винярская.
Женщины выходят из дому, переходят через дорогу.
По улице поселка, основанного четверть века назад в глуши Иудейской пустыни, шагают две женщины. Сильные женщины сильной духом страны.

Евгения КРАВЧИК
Фото автора