– При Станиславском, – рассказывал С. В. Образцов, – дисциплина во МХАТе была идеальная. Никто на репетиции и спектакли не опаздывал, роли были выучены «назубок» точно в срок. Все мастерские и обслуживающий персонал работали, как часы. Спектакли начинались минута в минуту, и двери зала после начала действия не раскрыли бы даже перед самым высоким в государстве лицом (тем более что у высокого начальства была своя ложа с отдельным входом). А о таких делах, как появление не то что на спектакле, но и на репетиции в нетрезвом виде, нельзя было даже и подумать – это дело каралось весьма строго, вплоть до безвозвратного увольнения. Станиславского не только любили, но и боялись. Небожитель!
Но после кончины Основателя дисциплина медленно, но верно поползла вниз. Некоторые ведущие, всенародно любимые артисты начали «позволять себе» даже на спектаклях. Администрация безуспешно пыталась бороться с этим прискорбным явлением, но как приструнить таких знаменитых, любимцев не только рядовых зрителей, но и всей верхушки власти, включая «самого»?
И тогда директор театра (это был С. Амаглобели), отчаявшись, написал письмо Сталину с изложением прискорбных фактов и просьбой о помощи. «Театр гибнет», – несколько преувеличил он алкогольную угрозу.
Как ни странно, письмо это довольно быстро, пройдя бесконечные инстанции, попало на стол к Хозяину. И пятеро знаменитых артистов (они давно вошли уже в историю русского театра, и не след тревожить их великие тени) ровно в 9 утра сидели, как провинившиеся школьники, в сталинской приемной. Чая, бутербродов им не предложили. Часов в 12 один из «народных» был удостоен лишь сухого слова «ждите». Наступил обеденный час, начало смеркаться, а вызванные продолжали сидеть, отлучаясь изредка «по нужде» в сопровождении офицера. И это продолжалось часов до 10 вечера, пока голодным и испуганным артистам Поскребышев не сообщил сухим (а ранее весьма любезным) тоном: «Товарищ Сталин вас ждет».
Пятеро несчастных робко вошли в большой кабинет. Прямо против входа за письменным столом сидел и что-то сосредоточенно писал Отец Народов, не поднимая головы и не поздоровавшись. Артисты долго стояли перед ним в ожидании. И, наконец, Сталин, продолжая писать, так и не подняв головы, чтобы посмотреть на испуганных посетителей, мельком, не возвышая голоса и ни к кому персонально не обращаясь, сказал: «Чтобы этого больше не было». И показал пальцем на выход. И знаменитые народные и заслуженные, втянув головы в плечи, как провинившиеся школьники, на цыпочках робко удалились…
Надо честно признаться, что это распоряжение вождя недолго выполнялось «группой означенных лиц». А потом все пошло по-старому. Новый директор писать письмо вождю не посмел, тот и сам вскоре ушел в мир иной, а за ним постепенно и те пятеро, кому он дал ценное указание поздним кремлевским вечером.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
