Между тем минуло больше года с того времени, как мы подали в ОВИР прошение о выезде, а ответа не было. Отсутствие ответа — тоже ответ. Мы решили провести нашу первую акцию протеста — недельную голодовку. Приурочили её ко Всемирной шахматной олимпиаде на Мальте — ноябрь 1980 года. Перед голодовкой я разослал письма в шахматные федерации важнейших стран с призывом о поддержке. Письмо за границу в ту пору было подобно письму в КГБ. Дело не в том, что прочтут (так как мы написали о нашей голодовке в Спорткомитет СССР, КГБ о ней и так знало). Проблема в том, что письмо не дойдёт. Помогли связи писателя Владимова — письма ушли с дипломатической почтой.
Голодовка дала два результата, и оба не те, на которые мы рассчитывали. Один — нам разрешили участвовать в официальных соревнованиях внутри СССР, и второй — у меня началась, спровоцированная голодовкой почечная колика. После ужасной ночи с двумя вызовами машин неотложной «скорой помощи» я отправился наутро в районную поликлинику. Молодая врач, выслушав меня почему-то с плохо скрываемым презрением, сообщила, что у меня аппендицит. Я заметил ей, что мой аппендикс вырезан десять лет назад, и передумал у неё лечиться.
Это были годы, когда на глазах стала рассыпаться советская система здравоохранения. В эти же годы разваливалась и советская школьная система, с дореволюционных лет сохранившая известные традиции. Советский Союз быстро двигался к распаду.
Что касается участия в советских турнирах, то после некоторых сомнений мы решили вернуться к ним. Подумали, что властям будут неприятны наши победы, и нас отпустят.
Первой в чемпионате Москвы среди женщин в конце зимы 1981 года сыграла Аня и легко его выиграла.
Мужской чемпионат Москвы состоялся в мае 1981 года и был, без иронии, большим организационным успехом председателя Московской федерации Константинова. Участвовали 13 гроссмейстеров, так как чемпионат решили сделать открытым. Пригласили Рафика Ваганяна из Армении, нового чемпиона СССР Льва Псахиса из Красноярска и других. Меня допускать не хотели, я написал жалобу начальнику отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС Тяжельникову, и меня включили в турнир. За годы отказа я написал неимоверное количество жалоб и добился в этом деле совершенства. Увы, после отъезда такое моё мастерство стало невостребованным.
Оказалось, что, пытаясь не допустить меня, московские начальники были по-своему правы: турнир я им испортил. Сначала, «после известной голодовки», как выразился в своей речи на закрытии первенства Константинов, я играл с большим подъёмом и убедительно выиграл турнир. «Советскому спорту» в обзорах туров приходилось после описания семи партий из восьми сыгранных (моя пропускалась) приводить положение участников. И здесь моя фамилия неизменно оказывалась первой.
Но главная неприятность ждала их на торжественном закрытии чемпионата. В самом большом зале Центрального шахматного клуба СССР за длинным столом разместилось московское начальство. Зал заполнила публика. Начальство стало обмениваться похвалами о действительно хорошей организации первенства. В конце мероприятия, когда, расхвалив друг друга, начальство расслабилось, к столу вышел я и заявил, что хочу сказать несколько слов.
Период тот (весна 1981 года) в мире шахмат был особым. Приближался второй матч на первенство мира между Карповым и Корчным — в итальянском городке Мерано. Борьба та — между героем советской системы и «отщепенцем» и беглецом — была верхом бесстыдства и аморальности в истории шахмат, да и спорта вообще. Только футбольный матч Киевского «Динамо» с немцами в оккупированном Киеве в 42 году мог бы сравниться по гнусности с той шахматной борьбой. Футболистов «Динамо», выигравших игру, расстреляли.
Перед первым матчем на первенство мира между Карповым и Корчным на Филиппинах осенью 1978 года советские власти летом в Москве арестовали сына Виктора Корчного, Игоря. «Вина» Игоря заключалась в том, что он хотел уехать к отцу. Игорю предлагали вместо этого пойти служить в армию. На самом деле Игорь Корчной стал пешкой в партии «КГБ против Виктора Корчного». После отказа Игоря служить в армии следовал приговор: три года тюрьмы.
Мне представляется, что проводить в таких условиях матч на первенство мира было совершенно немыслимо.
С древних времён, после того как сыновей перестали приносить в жертву языческим богам, ничего омерзительнее матча, когда сын одного участника находится фактически в руках другого, — не придумать.
И вот в Италии должен был начаться второй такой матч. Президент ФИДЕ, исландский гроссмейстер и юрист Фредерик Олафссон, последний президент шахматной федерации — представитель западного мира, предпринял шаги к освобождению Игоря Корчного. Он отложил на месяц начало матча, чтобы дать советским властям время освободить Игоря. Советы в ответ организовали в самой популярной в СССР газете «Советский спорт» кампанию писем протеста против решения Олафссона. Гроссмейстеры писали, как нехорошо нарушать регламент матча. Я запомнил такой перл: «Корреспондентам не удалось связаться с западногерманским гроссмейстером Робертом Хюбнером, но герр Мюллер, знакомый Хюбнера, заявил, что Хюбнер осуждает Олафссона».
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
