Я встретился c «людоедом» в 1988 году в Сан-Франциско. Встреча с Виктором Трилем была неожиданной.
Мой приятель, зная, что я интересуюсь материалами, связанными с Холокостом, вспомнил, что он знаком с бывшим членом зондеркоманды, мирно проживающим недалеко от меня.
В 1946 году Виктор Триль, полуполяк, полунемец, бывший член зондеркоманды, был опознан евреем Лёвой, пережившим оккупацию Киева в подвале дома своего одноклассника. Вся семья Лёвы, шесть человек, были расстреляны в Бабьем Яру. Триль, по показаниям Лёвы, был арестован и судим, приговорён советским судом к 15 годам строгого режима. Во время заключения получил два дополнительных срока, всего двадцать один год. К сожалению, выжил. После освобождения перебрался в Польшу, затем, как Виктор утверждает, «по закону» переехал в Америку.
Мой приятель встретился с Виктором, который, к моему удивлению, согласился побеседовать с «бывшим русским журналистом».
То, что я узнал от него, чрезвычайно важно, потому что информация поступала не от случайно спасшегося от расстрела, а от одного из палачей.
Но сначала несколько цифр. В сентябре 1941 года, по приказу германских властей, на перекрёстке улиц Докторовской и Малиновской было собрано всё еврейское население Киева. Сколько человек? По переписи населения 1939 года, в Киеве проживали почти 900000 человек. 230000 из них были евреи.
Свидетельство штандартенфюрера Пауля Блобера, который принимал непосредственное участие в акции: в его сводке от 30 сентября 1941 года сообщается об уничтожении в течение только сентября 33111 человек. Мой собеседник говорил о казнях в газовых камерах. А ведь первые газовые камеры были задействованы в 1943 году, когда уже в течение двух лет стариков, женщин и даже новорожденных детей давили танками, закапывали или сжигали живьём, расстреливали, убивали во время пыток.
Я храню фронтовое письмо, полученноё от моего отца, освобождавшего в составе стрелковой дивизии Украину.
Вот выдержка из письма:
Я встречался с Виктором Трилем до его смерти в 1992 году несколько раз. Передо мной сидел враг. Я не вспомнил при нём пяти членов моей семьи, расстрелянных в украинском местечке на Житомирщине. И всё- таки я был рад знакомству.
Дальнейшее из моих записок.
Виктор Триль вспоминает о «задании» казнить из 15 или 20 евреев женщин и детей в возрасте от примерно девяти месяцев до шести лет «на марше» до Бабьего Яра. Они не могли идти. Виктор помнит, что в детей не стрелял, только в стариков. В детей стреляли другие. Но он видел, как дети, как и взрослые, цеплялись за жизнь.
Он помнил, как однажды получил задание объезжать предместья города в поисках евреев. Его сопровождал украинский полицай. Было около десяти вечера. При объезде они обратили внимание на евреев, тяжело шагающих со своей поклажей в направлении движения грузовика. Евреи шагали целыми семьями. Их становилось всё больше и больше. Огромные ворохи одежды лежали по обе стороны дороги. Виктор и полицай, двигаясь, ориентировались по ним. Грузовик остановился и был немедленно загружен одеждой. Погрузкой занимались украинцы. Виктор наблюдал доставку очередной группы мужчин, женщин, детей. Украинцы гнали их к указанным местам, где жертвы раздевались. Они оставляли одежду, обувь, дамские сумки, медикаменты, ювелирные изделия сбрасывали в деревянные коробки под охраной немецких солдат. Тот, кто двигался, по мнению охраны, недостаточно уверенно, получал удары плетью. Обреченные раздевались в течение нескольких минут.
Раздетых немедленно погнали ко рву длиной примерно метров сто пятьдесят, около тридцати метров шириной и пятнадцати метров глубиной.
Три узких прохода вели к месту убийства. После расстрела от пятисот до тысячи человек в ров спускались несколько десятков пьяных пособников, которые аккуратно «слоями» раскладывали трупы. Главное — скорость и эффективность работы пулемётов.
Пусть простит меня читатель — это не для слабонервных.
Тот, кто читал «Треблинский ад» Василия Гроссмана и другие произведения на эту тему, понимает, как тяжело и с надрывом давался Гроссману его труд. Он как-то рассказывал читателям, как всё чаще и чаще ему приходилось прерываться. Но что делать? Кто-то должен это писать, чтобы злодейство никогда не повторилось!
Каждый раз, когда я просматриваю свои записи, прочитываю их друзьям, родственникам и внукам, я беру тайм-аут..».
Итак, продолжим. «Людоед» вспоминал, что на конвейере Бабьего Яра работали только два пулемёта. Пока очередная группа раздевалась, «марксман» проходил вдоль рва, где шевелились еще живые, и пристреливал их. Впрочем, эта работа не требовала тщательности. Ясно было, что из рва никто не вернется.
Мой собеседник (будь он проклят!) обратил внимание, что убитая мать крепко обнимала ребёнка, надеясь прикрыть его собой.
Вот почему он видел на дне рва множество женщин и детей в крепких объятьях. Виктор Триль цинично подчёркивает, что ему «неприятно было видеть мёртвых евреев», и он редко заглядывал в ров.
Пулемётные очереди и крики тех, кто только что подошёл ко рву и в последнее мгновение своей жизни увидел трупы на дне яра, были так оглушительны, что жители ближайших посёлков, расположенных на расстоянии нескольких километров, уходили из них. Убийцы заботились о сохранении некоторой секретности в своей работе и доставили к месту расстрела мощные двигатели-глушители.
Некоторые, особенно мужчины, оказывали сопротивление. Особенно часто это происходило при раздевании. Но, к сожалению, это продолжалось недолго. Полицаи были снабжены оружием, которое применялось немедленно при неподчинении жертвы.
Хотелось бы узнать имя Героя, который, будучи таким же обречённым, выхватил из рук полицая оружие и размозжил череп одному убийце и застрелил второго. Виктор Триль видел, как молодая женщина расцарапала в кровь лицо полицая, когда тот вырвал из её рук ребёнка.
Из показаний в суде г. Киева Курта Вернера 11 ноября 1947 года
В один из дней всё подразделение зондеркоманды было поднято в шесть утра на «работу». Я отправлялся на «работу» в грузовике. До места «работы» было около двадцати минут в северном направлении. Через десять минут я увидел огромную толпу евреев — больше обычной. Были отведены места для одежды, документов, имущества. Впереди я увидел огромный ров глубиной где-то десять метров.
Как только я достиг места казни, нам, членам зондеркоманды приказали спуститься на дно рва. Это произошло за несколько минут до того как первая партия евреев была доставлена к кромке обрыва для расстрела. Этим первым приказали лечь лицом вниз на дно рва. Как только их расстреляли, была отправлена в ров следующая группа, которым приказали лечь сверху казнённых. Мы по команде расстреляли и этих. И так заполнили ров до середины. Вскоре командование ускорило метод уничтожения: стали стрелять из пулемётов по стоящим у самого рва. Я помню ужас на лицах и громкие крики тех, кто подходил ко рву. Нужны были стальные нервы для выполнения этой работы. Но приказ есть приказ. Я был пулемётчиком. Через несколько дней мне приказали перезаряжать пулемётные магазины. Эта работа была «почище». Другие продолжали расстреливать. Они привыкали. Всё же легче, чем на фронте. Говорили, я приглянулся капитану, моему земляку. Он перевёл меня шофёром на перевозку одежды и имущества убитых. Работы было много. Мы начинали в семь утра, а заканчивали в шесть вечера…
Как ни тяжело писать и читать эти строки, мы будем это делать. Всё больше становится тех, кто сегодня отрицает Катастрофу. И чем их больше, тем опаснее. Я знаком с американским врачом, который утверждает, что евреи придумали Катастрофу, чтобы извлекать из этого «пользу». Я взял у него интервью.
А пока — помните! Расскажите своим детям и внукам, чтобы и они помнили. И чтобы через тысячелетия помнили!
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
