— У меня сегодня очень хорошее настроение потому что накануне Рош Хашана мне удалось заполучить на программу самую настоящую «еврейскую Снегурочку» — Клару Новикову.
— А знаешь, ты просто, как в воду глядел! В прошлом году на Первом канале я записала престарелую Снегурочку. Но раз есть молоденькие, то где-то есть и старенькие. Вот я такую совершенно сумасшедшую Снегурочку и играла. И мне эта роль очень нравится… Вообще, давай, Витя, я буду тебе возражать, может, на этом и построится наша передача?
— Будем спорить?
— Да. Знаешь, иногда мне говорят: «Зачем ты играешь пожилых людей?» А когда же их играть?! Когда я стану пожилой, уже играть ничего не надо будет, мы будем просто констатировать факт. А пока у меня еще есть возможность поиграть, подурачиться, я это делаю с удовольствием.
— Клара, ты начинала в Киеве. Я не беру ту давнюю пору, когда ты ездила по разным городам и весям Украинской тогда еще ССР. Ты работала во многих филармониях, но в 75-м году ты оказалась в Москонцерте. То есть уже больше четверти века ты в Москве…
— Досье, досье собрал.
— А как же! Ты сегодня больше москвичка, чем киевлянка?
— Ты знаешь, я так не могу сказать… Я приезжаю в Киев, с удовольствием хожу по тем улицам, которые знаю. Я не могу дальше тех улиц куда-то ездить, там я уже ничего не знаю, и мне неинтересно. А вот где прошло детство — я с удовольствием. Так что можно сказать, что душой я — москвичка, а сердцем — все-таки киевлянка.
— Я со многими людьми разговаривал, которые продолжают работать на эстраде, хотя в связи с теми изменениями, которые произошли за последние 10 — 15 лет, очень многие остались и без куска хлеба, и без сцены… Но те, кто продолжают работать, по-разному отвечают на вопрос, который я тебе хочу задать. Сложнее стало работать или нет? Вспомни времена, когда мы работали вместе. Громадные сборные концерты, стадионы, дворцы спорта, прекрасные шоу-программы…
— Витя, мне не стало сложнее работать. Мне так же интересно, как и раньше. Может, исчезли эти огромные шоу, стадионы… Ты знаешь, что это была халтура. Если говорить честно — это была халтура.
— Не всегда. Но ты права: очень часто — просто «чёс».
— Точно — «чёс». Это было для денег. Вот такого — для денег у меня сегодня меньше, потому что стадионы уже не собираются… А ты знаешь, что такое на стадионе исполнять! Это нужно выйти, рассказывать анекдоты, орать в микрофон и добиваться успеха. Потому что безуспешный артист, стоящий на эстраде на стадионном концерте, — это провал, дырка в концерте. Это было для денег. А вот для души были совсем другие концерты…
— Подожди, что ты хочешь сказать? Тогда летний, стадионный «чес» давал возможность артисту заниматься творчеством на протяжении года. А сейчас тебе удается совмещать нормальную работу с нормальным зарабатыванием денег? То есть счастливая судьба артиста — с одной стороны, ты делаешь то, что ты хочешь, на высоком профессиональном уровне, с другой стороны, получаешь за это достойные деньги? Идеал для искусства.
— Я получаю достойные деньги, хотя ты понимаешь, я же — женщина! Мне всегда хотелось бы больше. Но я получаю достойные деньги за то, что я делаю. Ты вот говоришь — «искусство», я так громко не могу сказать, потому что в представлении многих искусство — это нечто иное, а эстрада — это все-таки эстрада, многие разделяют эти понятия. Но я настаиваю на том, что это искусство, и пытаюсь им заниматься.
— Ты за последнее время со многими коллегами по цеху переругалась? У тебя характер всегда был непростой, можно было и нарваться…
— Я хамства не люблю — все.
— Не скромничай. Характер у тебя «тот еще»…
— Знаешь, Витя, с кем я дружила, с тем и продолжаю дружить… Мы с Фимой Шифриным — большие друзья, и «созревали» как бы вместе, и не было вечера, чтобы не перезванивались по телефону: «Как у тебя прошел день? Что у тебя сегодня было? Куда едешь, планы, что делаешь, где репетиции?» А сейчас мы не перезваниваемся…
— Меня очень удивило высказывание Жванецкого про тебя и Фиму: «Огромная дружба разделяет двух этих великих артистов». Ведь вы с Фимой были «не разлей вода»… Я не мог поверить, что вы настолько разошлись.
— Мы просто молчим… Мы не строим козни, не шушукаемся плохо друг про друга, мы просто молчим. Друг о друге молчим… Я не знаю, у меня есть еще надежда, что, может быть, возникнут наши отношения вновь. Может быть, они переживут этот период, этот крах, и, может быть, выйдут на какой-то новый виток. Ну что… Ты же знаешь, что два понятия и любовь, и… (я не хочу говорить — ненависть), соседствуют, это обратная сторона медали.
— Клара, я очень надеюсь, что Фима увидит эту передачу, и, может быть, благодаря ей испытает те же чувства, которые испытываешь ты…
— Знаешь, я тебе хочу еще одну вещь сказать. Думаю, что (и ты меня поймешь) наступают времена, когда люди близкие и хорошо относящиеся друг к другу много лет… Новых дружб уже не складывается таких крепких… Надо уметь прощать. Мы все состоим из недостатков, и достоинств меньше, чем недостатков, так? Так вот, мне кажется, что нужно уметь прощать.
— Я не сомневаюсь, что так и будет… Ты по-прежнему очень мало спишь?
— Да, но это не потому, что старческая бессонница меня мучает!
— Ты ведь всегда спала всего несколько часов?
— Если знать, сколько я сплю, это просто неестественно! Мне действительно достаточно всего несколько часов. Хотя, может быть, где-то среди дня я бы с удовольствием поспала. Я мало сплю, потому что хочу очень много успеть. Мне жалко времени на сон. Хотя знаю, что над собой издеваюсь.
— Ты как-то сказала, что имела массу возможностей уехать из России, но не сделала этого по одной простой причине: «Я — патриотка этой страны». Ты актриса, еврейка, русская «по работе», украинка по происхождению…
— У меня брат родной живет здесь, в Америке, и мы не видимся с ним подолгу, и это единственное, что меня мучает. Мне хочется — я приезжаю сюда. И здесь у меня много знакомых и друзей. Захочу — приеду в Израиль. Но ко мне на концерты придут наши русскоговорящие люди. Так вот: моя аудитория — русскоговорящие люди. И я приеду сюда и, может быть, не буду столь интересна, сколь интересен артист, знающий местные проблемы… Может быть. Не знаю. Они придут слушать то, что я привезла оттуда…
— Так, может быть, дело не в патриотизме?..
— Ты хочешь узнать, как я его понимаю? Я люблю эти улицы, я люблю эту страну, я люблю гулять по этим улицам… Это не относится к политике. Это не относится к каким-то высокопоставленным людям. Я люблю эту литературу, люблю эту музыку, люблю эти театры, без которых не представляю своей жизни. Я люблю встречаться с друзьями на кухне, выпивать водочку, как выпивала раньше, когда они все… И когда вот ты приедешь, придешь ко мне, мы будем выпивать с тобой у меня на кухне и пойдем в мои ресторанчики… И здесь нужен огромный кусок жизни (а у меня уже его нет, как мне кажется), чтобы адаптироваться. Я очень тяжело адаптируюсь. Я люблю знакомые мне места, знакомых мне людей, кошку, которая спит у меня в ногах, собаку…
— Кто твой муж, Клара? Не все это знают, а всем наверняка интересно.
— Мы уже столько лет вместе, что глупо было бы скрывать… Хотя мне хотелось бы романов… Ну, хотя бы запустить такую «утку»…
— Минуточку! Что ты хочешь сказать, что у тебя никогда романов не было?
— Нет… Ну что ты меня, ну что ты…
— Сколько ты лет замужем?
— За это время можно было, знаешь, каждый год по роману… Нашей Машке скоро 30.
— Когда вы идете вместе, вас за сестер принимают или за маму с дочкой?
— Мы одеваемся в один размер, носим почти одинаковые вещи, у нее почти такой же вкус к вещам, как и у меня. И когда я надеваю какую-нибудь короткую юбку… Машка когда была маленькая, говорила: «Хипуешь, плесень?». Сейчас она так не говорит… Мы редко ходим вместе. Мне бы добежать до дома, посюсюкаться и побежать дальше. Ну, встречаем, конечно, праздники вместе. Моя дочь и ее муж приезжали в США, Борька получил гранд (муж моей дочери) в Гарвардский университет, и они учились, и 11 месяцев были здесь. И я собрала всю семью у брата в Сан-Диего. И это было, конечно, замечательно.
— Ты теща ничего? Или зять тебя побаивается?
— Да нет… У меня такое ощущение, что он просто мой брат. Только помоложе. Потому что иногда его поучить хочется. Я к нему с огромным уважением отношусь. Он умный, интеллигентный человек, и у них хорошие отношения.
— Вернемся к профессиональной деятельности. Ты извини, что мы так из стороны в сторону прыгаем, но времени мало… Чем ты, актриса, работающая в разговорном жанре, объясняешь такое небольшое число женщин, выходящих к микрофону? Собственно говоря, единицы… Ну, можно вспомнить неподражаемую Рину Зеленую, Марию Миронову…
— Еще замечательную Елизавету Борисовну Ауэрбах.
— Ну вот, собственно говоря, и все… Я думаю, пальцев одной руки хватит…
— Да, ты прав…
— Что же происходит? Что в женской натуре не позволяет дамам реализоваться в этом жанре так, как представителям сильного пола?
— Видишь, женщин никогда не было много… В отличие от американской эстрады. Здесь много женщин. Но они же на сцену не выходят. Это телевизионные шоу. Это аплодисменты записанные, смех записанный. А ты выйди реально на сцену и реально «голыми руками» и совершенно незащищенным нутром удержи зрительный зал в 1200, в 2000 мест! Две тысячи человек держать в зале — силы нужны, я тебе хочу сказать. Не всякий мужчина это может.
— Я к этому и хотел подойти. Не является ли объяснением то, что женщина, успешно работающая в этом жанре, должна обладать чертами характера, которые в основном присущи мужчинам: жесткость, сила, непримиримость, мощные бойцовские качества? То есть жанр, в общем-то, по сути, не женский…
— Ты, наверное, прав…Но я отчаянно защищаю женскую душу. Можно, конечно, в этом жанре быть хамоватой, а мне, наоборот, хочется быть и лиричной, и романтичной, и ироничной, и трогательной, и незащищенной… Я хочу сыграть множество женских качеств, которые в самом деле присущи женщинам. Посмотри: в жизни разве женщина-кошка… Любая женщина может постоять за себя. Любая! Я пытаюсь постоять за себя и здесь тоже. Хотя не стану драться. Я не стану драться, царапать лицо, я отойду в сторонку, если мне сделают больно, но буду продолжать отчаянно заниматься своим делом.
— Клара, ты продолжаешь работать над тетей Соней?
— Я не могу без нее.
— Не устала от нее?
— Нет. Это мое открытие. У каждого актера есть так или иначе что-то такое, что является его конгломератом. Ну посмотри: Фима Шифрин… Или Хазанов — студент кулинарного техникума. И когда мы вспоминаем Хазанова, то вспоминаем его самые популярные монологи…
— То есть ты хочешь сказать: «маска», которая является визитной карточкой?
— Я не хотела этого. Так случилось. Я не хотела! Почему «тетя Соня» пришлась по вкусу, и почему ее просят в самых заброшенных деревнях, если вдруг я там появляюсь и спрашиваю: «Что бы вы хотели сегодня? Вот я здесь, на сцене, вы можете любое просить, что вам нравится, я исполню». Они кричат: «Тетю Соню!». Ее ведь не так часто показывают по телевизору. Она полюбилась, потому что она неглупая, потому что в ней есть народная мудрость, к ней можно прийти за советом. Умных на эстраде героинь или героев — очень мало. И кулинарный техникум, и «Алло, Люся…» — это какие-то такие дурачки, придурки, которых симпатично играют наши актеры. А тетя Соня — не придурок никакой! Она может советовать и президентам. Она может давать советы по любому поводу.
— Помимо всего прочего, она — теплый образ, что очень важно.
— Потому что знакомый! Потому что меня брали за руку в Одессе и говорили: «Ой, пойдемте, в нашем дворе точно такая же тетя Соня!» И выясняется, что у каждого есть знакомая какая-нибудь такая тетя Соня. Понимаешь? У нее миллион всяких приспособлений и мнений по любому поводу, она не может устареть. Я ее называю Хаджа Насреддин и очень много импровизирую в этом образе…
— Клара, как сказала бы тетя Соня, «вы будете смеяться, но наше время подходит к концу»…
— Да ты что!?
— Ты можешь себе представить, мы с тобой проговорили почти полчаса… Мы с тобой не поговорили о театре. Не поговорили о твоей работе на телевидении. Конечно, обидно, но, с другой стороны, прекрасно, когда ты встречаешься с человеком, говоришь, а наговориться не можешь, потому что очень многое хочется обсудить… Поэтому я хочу сейчас, на правах старой дружбы, взять с тебя слово, что, когда ты в следующий раз окажешься в Нью-Йорке, мы с тобой обязательно сделаем еще программу и поговорим о том, о чем сегодня не успели.
— С удовольствием. С тобой с удовольствием буду говорить, потому что с тобой интересно.
— Спасибо, Кларочка. И пусть зрители думают, что «Кукушка хвалит Петуха», но мы с тобой в данном случае совершенно откровенны…
— И так давно знаем друг друга, и встретились после такого долгого перерыва, что действительно наговориться невозможно…
— У тебя есть возможность пожелать и еврейского, и нееврейского счастья нашим зрителям и в Израиле, и в Америке, и в Европе.
— Я, конечно, хочу поздравить с замечательным еврейским Новым годом всех тех, кто отмечает этот праздник. И я желаю вам хорошего, вкусного, красивого стола, желаю вам родственников, самых дорогих и самых близких людей за этим столом и, как всегда моя мама говорила, когда я ее спрашивала, что нужно делать в этот праздник, она говорила: «Кушать вкусно и выпивать сладко». Пускай так и будет!
— И еще традицию ты не должна нашу нарушить — две или четыре строчки стихотворные.
— «Зайку бросила хозяйка…
Приставал к хозяйке зайка».
— Класс! Клара, я тебе очень благодарен за то, что ты пришла. Я был рад с тобой встретиться. Я тебе желаю радости творчества, оставаться всегда такой же прекрасной и молодой и чтобы каждый раз, когда ты выходишь на сцену, ты испытывала те чувства счастья и волнения, которые, я знаю, у тебя появляются всегда, когда ты идешь из-за кулис к микрофону. Спасибо тебе большое.
— Спасибо и тебе, Витя.
Печатается
в сокращении
Программа
«В Нью-Йорке
с Виктором Топаллером» каждую субботу
в 10.00 p.m. на RTVi
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
