Первый звуковой фильм был еврейским
«Певец джаза» режиссера Алана Кросланда — первый полнометражный звуковой фильм в истории кинематографа. Его сняли на студии Warner Brothers в 1927 г., но после пилотного показа выяснилось, что требуются серьезные технические доработки, поэтому картина вышла в прокат только летом 1928 г.
Продюсер Сэм Уорнер решил вложиться в звуковой фильм будучи не великим техническим новатором, а хорошим бухгалтером. В те времена (да и в мои тоже) перед началом сеансов в фойе кинотеатров играл оркестр, а по ходу фильма играл тапер. Сэм подсчитал: если сделать музыкальный звуковой фильм, это, с учетом показа в десятках кинотеатров, тоже принадлежавших Уорнерам, обойдется дешевле, чем оркестры и таперы. Он не намеревался делать слышимыми и диалоги, но по ходу съемок озвучили и их. Это фильм «про нашего брата», и он получился интересным не только по своему акустическому, но и по еврейскому звучанию.
Кантор Рабинович рассчитывал, что после его ухода на покой сын Джеки займет его место в манхэттенской синагоге на Нижнем Ист-Сайде. Но в один ужасный день ему доложили, что 13-летний Джеки исполняет за деньги пошлые шлягеры в баре недалеко от синагоги. Какое кощунство! Отец требует от сына, чтобы тот забыл дорогу в притон разврата, но сын этого не обещает, поскольку не видит никакого разврата в том, чтобы петь джаз для веселых людей. Слово за слово, подросток навсегда уходит из отчего дома.
Прошло десять лет. Джеки стал популярным джазовым певцом — теперь его звать Джек Робин, что значит по-английски «малиновка». У него подруга Мэри — чистая янки. Она тоже причастна к искусству — театральная танцовщица. Однажды Мэри хвалит Джека: «Многие поют джаз, но ты поешь его по-особенному, у тебя слеза в голосе».
Вскоре парень получает главную роль в бродвейском мюзикле. Премьера должна состояться в середине сентября, в день, который соответствует в еврейском календаре десятому дню месяца тишрей.
Как раз в это время тяжело заболевает отец. Мать Сара приходит к Джеку за кулисы в перерыве генеральной репетиции: «Наступает Йом-Кипур, а в синагоге некому петь. Отцу приснилось, как ты чудесно поешь «Коль нидрей». Приди, спой — за это он все тебе простит».
Впервые за много лет Джек переступает родной порог. Он еще не знает, будет ли петь в синагоге, просто пришел навестить отца. И тот опять просит: «Спой. Ты так хорошо пел «Коль нидрей» в детстве».
Джек колеблется: «Я не пел эту молитву столько лет».
И тут в комнату входят Мэри и продюсер мюзикла — они поняли, что отец Джека может перетянуть его на свою сторону и хотят этому помешать.
«Ты говорил мне, что театр для тебя превыше всего, — напоминает Мэри. — Если сорвешь премьеру, ни о какой карьере даже не мечтай!»
Продюсер добавляет: «Ты прирожденный джазовый певец».
Джек в смятении. Он с надеждой смотрит на мать, но та говорит ему: «Делай, как велит тебе сердце. Если ты споешь, но в твоем голосе не будет Бога, отец это все равно почувствует».
На этом эпизод прерывается. Мы не знаем, какое решение принял Джек.
Следующий эпизод: уже усевшейся в кресла публике объявляют, что премьера отменяется. А в это время Джек поет в синагоге «Коль нидрей». Отец слушает его из комнатушки за стеной синагогального зала.
«Мама, наш сын вернулся», — говорит он жене.
Все молящиеся видят: поодаль от поющего Джека, чуть повыше его головы на мгновение возникает прозрачная тень старого кантора Рабиновича. Отец отлетел на небеса с легкой душой. Мэри, которая тоже пришла в храм, говорит Джеку после службы: «Ты джазовый певец… поющий для твоего Бога».
Финальный эпизод. Джек на сцене. Это другой театр — из того, первого, его, по-видимому, все же выгнали. Но ничего, не беда. Он солист, на него направлены все лучи. В зале сидит мать, и Джек поет песню «Mommy». Но это не еврейская, а джазовая песня в стиле soul, и Джек загримирован под негра. Soul — по-английски «душа». Негритянская душевная тоска сливается с еврейской неизбывной грустью. По щеке Сары, конечно, скользит слеза.
С сегодняшней точки зрения, такой финал может показаться щедрой данью политкорректности. Но надо учесть контекст того времени: в конце 1920-х Америка была еще вполне антисемитской страной, а афроамериканцы не имели права пить с белыми из одного питьевого фонтанчика. Песня Джека не казалась первым зрителям этого фильма слащавой.
Но все равно — хеппи-энд есть хеппи-энд. В жизни все сложнее. Конечно, еврейская культура оплодотворяла американскую, и вклад евреев в искусство джаза велик. Но вся штука в том, что в жизни, а не в кино, еврей мог выйти в более широкую культуру и обогатить ее, но вернуться обратно в еврейство он уже не мог: клапан открывался, да и сейчас открывается, только в одну сторону. Между ассимиляцией и еврейством стоит не соединительный союз «и», а разделительный союз «или».
В жизни, а не в кино исполнительный продюсер фильма Сэм-Шмуль — один из четырех братьев Уорнеров-Вонсколазеров — не мог приводить свою жену в дом Гарри-Гирша, старшего брата и главы кинокомпании, человека с сильными еврейскими корнями, потому что жена Сэма была католичкой. Сэм умер, едва дожив до сорока, так что ему не пришлось долго разрываться между браком и братом. Младший брат Джек-Ицхак тоже женился на «шиксе»; этот жил долго, и его отношения с Гарри только ухудшались. Раздоры между братьями, в которых вопрос идентичности играл не последнюю роль, отрицательно сказались на их бизнесе, и, в конце концов, то есть в конце 1950-х, компания Warner Brothers — одна из крупнейших в Голливуде — была поглощена другой киностудией-спрутом. Единство потерять — все потерять.
Святослав БАКИС
«Еврейская панорама», Берлин
isrageo.com