Еврейский Мир

Казалось бы, люди науки, творчества, духа (сорри за пафос) должны быть за свободу, а они в массе за распределитель и доброго барина. На Западе это давно общее место.

Грустное объяснение уходит в само устройство нашего мира. На чистом рынке интеллектуалу сложно. Виновато то, что Талеб мог бы назвать «эффект масштабирования»: в ряде областей победитель получает все, а новичок, середнячок, недоучка и неудачник – сосет лапу.

Простой пример. Плохой таксист или сантехник тоже что-то заработают, плохой писатель – никому не нужен, плохой трейдер – того хуже, сольет денег и все. Профит начинает капать только с определенного уровня, на достижение его, во-первых, может уйти много времени, во-вторых, до него доходят не все. Часть трейдеров и писателей, например, остаются графоманами до конца, но по касте это все равно «интеллигенция».

Чтобы никому было не обидно, посужу по себе: в 20-25 лет я был еще щенок в том, чем занимался. Но на лютом пафосе. И уже в той социальной позиции, где мог что-то транслировать другим, например, с газетных колонок, до которых был допущен. Не удивительно, что меня заносило влево. Нутром я чувствовал, что еще не вырос, чтобы предложить людям ощутимую пользу. Но претензия уже отросла. Вот это – типичный интеллигент.

Нельзя сказать, что это такая кривая порода с однозначным багом. Просто у нее – долгое детство. Как у человека вообще. Детеныш кота куда раньше, сравнительно с общей длиной кошачьего века, становится полноправным котом, чем детеныш человека – человеком.

Чем дальше в цивилизацию, кстати, тем больше удлиняется период становления. В традиционным мире в 15-16 лет мужчина уже мужчина, а женщина – женщина. Можно жениться, работать, убивать, нести полноту ответственности. Сейчас это дети. А для интеллигенции та же фишка, но вдвойне. Есть области, например, где я все еще до ужаса инфантилен – просто потому, что не дошли руки этим заняться. Где-то так и умру ребенком, ну а что?

Возвращаясь к человеческим типажам, гопник в 18 лет – зрелая особь, ботаник – все еще зародыш будущего человека. Простым людям основное про жизнь понятно рано, они готовы к труду, обороне и размножению, дальше в жизни – ничего особо нового. Теоретик только годам к 50 может дозреть до своих основных теорий. Или никогда не дозреть, бывает.

В каком-то смысле интеллектуалы – венчур популяции, а обыватели – ее хедж (что-то схоже по ролям, кстати, у мужчин и женщин). Венчур означает, что 9 из 10 проектов могут быть пшиком, ничем, банкротами в ноль, но 1 сделает столько, что оправдает существование всех 10. По такому принципу и финансируются стартапы.

Вот по такому же принципу существует и интеллигенция. 90% могут быть неудачниками и полем обломков. Учителя, которые ничему не учат, эксперты, которые ни в чем не понимают, и т.п. Тот, который случится настоящим, сделает дело за десятерых.

Но вернемся к политике. Рынок очень плохо учитывает вот этот нюанс. Он не знает, как кормить 1000 графоманов, чтобы случилась одна Джоан Роулинг. И в общем – кормить не склонен. Массовая интеллигенция это хорошо чувствует, инстинктивно не верит рынку и не любит его.

Тут приходит начальство и предлагает вкусную пайку. Взамен ты любишь конкретное начальство, а главное, ту систему, в которой рулит не рынок, а распределение и перераспределение. Без которых никакого политического начальства не существует.

Кстати, если начальство не приходит, интеллигенция все равно левая. Потому что оно приходит ей в мечтах. Там, в сладких грезах, младший копирайтер и колумнист работают Жрецами в храме Социальной Справедливости. Помыкая оттуда торгашами, селебрети, альфа-самцами и самками.

Стоит ли удивляться, что вроде бы самые умные – поддерживают потом самую глупость?