При известных условиях усопшие души вправе пересекать границу между жизнью и смертью, но у живых нет права их приглашать.
Явления усопших
В недельной главе «Кдошим» неоднократно повторяется запрет вызывать души мертвых: «Не обращайтесь к вызывающим мертвых и к знахарям; не ищите оскверниться ими. Я Господь, Бог ваш». (19:31).
«И на того, кто обратится к вызывающим мертвых и к знахарям, совращаясь ими, Я обращу лицо Мое на него и истреблю душу его из среды народа его». (20:6)
«И мужчина или женщина, если окажется среди них вызывающий мертвых или знахарь, смерти да будут они преданы: камнями да забросают их, – кровь их на них». (20:27)
Комментарий Сончино следующим образом поясняет смысл этого запрета: «Тора запрещает вызывать души умерших, обращаться к ним с молитвой и приносить им дары. Как прикосновение к трупу придает человеку ритуальную нечистоту, так попытка вызвать души умерших приводит к загрязнению его души, отдаляет человека от духовной чистоты и святости».
И тем не менее вопрос остается. Разве всякое соприкосновение с потусторонним миром оскверняет? Разве запрет касается также и спонтанного явления душ, которые то и дело случаются, и о которых нам всем не раз приходилось слышать?
Например, в трактате Ктубот (103 а) явления души после смерти представляются своеобразной честью, которой удостаиваются особые праведники. Так рассказывается, что незадолго перед смертью рабби Йеуда Анаси попросил своих сыновей, чтобы после его похорон те зажигали в его комнате свечу, стелили постель и накрывали на стол. И так после смерти он являлся в своей комнате по субботам. Эти явления продолжались до тех пор, пока о них не прознали соседи.
Итак, мы видим, что не просто мудрец, а глава Сангедрина, авторитетом которого было обеспечено решение записать Мишну, не только не находил ничего оскверняющего в своих собственных явлениях с того света, но заранее подготовил своих домашних к таким визитам и даже обставил их какими-то знаками.
В сборнике воспоминаний переживших Холокост хасидов, составленном Яффой Элиах, приводится следующая история: «В мае 1943 года рабби из Бельц, рабби Аарон Рокеах был тайком вывезен из Бочнийского гетто вместе со своим братом Мордехаем, Рабби из Белгор. Руководил этой рискованной операцией храбрый венгерский офицер, щедро награжденный за свой дерзкий план, согласно которому он должен был совершить «путешествие по делам Венгерской армии». Его «миссия» состояла в том, чтобы доставить для допроса из Польши в Венгрию двух знаменитых генералов, взятых в плен на Восточном фронте. Двое пленных были не кто иные, как великий рабби из Бельц и его брат….
Остановившись у заграждения, он представил молодому пограничнику все необходимые бумаги. «Извините, но я не могу пропустить вас. У меня нет приказа начальства ожидать прибытия двух пленных генералов», — сказал молодой солдат. «Тогда выясните это у своего начальства», — не допускающим возражений голосом потребовал венгерский офицер. Начальник появился через несколько минут. Он извинился за доставленные неудобства, но подтвердил слова подчиненного: они не получали распоряжений пропустить двух пленных русских генералов. «Где ваша форма?», — спросил начальник у сидящих на заднем сидении. Те молчали. «Им было строго приказано не вступать в разговор ни с кем, за исключением сотрудников штаба. Как долго вы еще продержите нас в этом захолустье?» — Офицер говорил по-прежнему уверенным тоном.
В этот момент из тумана верхом на прекрасных лошадях выехали три венгерских генерала. Они приказали пограничникам — младшему офицеру и его командиру — пропустить пленных. Когда автомобиль пересекал границу, трое конных генералов отсалютовали «генералам», сидевшим в машине. Венгерский офицер недоумевал. «Я знаю все высшее офицерство Венгерской армии, но должен честно вам признаться, что не узнал высокопоставленных военных, которые пришли к нам на помощь».
«Но мы их узнали, — ответил рабби из Белгор. — Это был наш отец — рабби Иссахар Дов Бер, наш дед — рабби Йеошуа, и наш прадед — рабби Шалом — Серафим. Все они высшие генералы в Армии Всемогущего Господа!»
Итак, с полной определенностью можно сказать, что само по себе общение с душами умерших не считается еврейской традицией чем-либо предосудительным, и сами явления усопших воспринимаются вполне нейтрально, если даже ни с некоторым пиететом.
Спиритизм
При этом, однако, нельзя сказать и того, что всякое спонтанное явление духа морально и галахически оправдано. Чтобы не загрязнить живых, усопшая душа не только никем не должна быть снизу вызвана, она должна быть послана свыше.
Те же души, которые появляются в здешнем мире по зову собственных страстей — так называемые привидения, — нежелательные гости, и общение с ними сомнительно. Чтобы никого не осквернить, усопшая душа, по меньшей мере, должна быть свыше отпущена. Если она явилась в этот мир по собственному решению, то должна иметь на то веские основания.
В этом отношении весьма показательно свидетельство исследовательницы посмертных переживаний Элизабет Кюблер-Росс. Однажды, не находя общего языка с руководством, Росс решила выйти из проекта, и вот что произошло:
«Я пришла к решению покинуть университет и сказала себе: «Сегодня же после семинара об умирании и смерти заявлю о своем увольнении». После окончания занятия мы с пастором, как обычно, направились к лифтам. Самым большим недостатком было то, что он был туг на ухо. На пути из лекционного зала к лифтам я трижды сказала ему, что он должен принять от меня курс. Но он не расслышал мои слова, так как одновременно продолжал говорить о других вещах. Перед тем как подъехал лифт, я схватила его за воротник и сказала: «Остановитесь! Я приняла очень важное решение и хочу, чтобы вы об этом знали».
В это мгновение перед лифтом появилась женщина. Я невольно взглянула на нее. Не могу описать, как она выглядела, но можете себе представить, что происходит в душе, когда видишь кого-то, кого совершенно точно знаешь и о ком все же больше ничего не можешь вспомнить. Я сказала ему: «Мой Бог, кто это? Я знаю эту женщину. Она смотрит на меня и ждет, когда вы войдете в лифт, чтобы подойти ко мне». Мой план расстроился из-за ее появления. Облик женщины был очень прозрачен, однако недостаточно для того, чтобы сквозь нее можно было смотреть. Я еще раз спросила пастора, знает ли он ее, но он мне не ответил, поэтому я больше не мучила его вопросами. Последнее, что я ему еще сказала, было: «Проклятье! Я подойду к ней и скажу, что никак не могу вспомнить ее имя». Это были мои последние слова, перед тем как он вышел.
Как только пастор покинул лифт, женщина обратилась ко мне: «Доктор Росс, я должна была вернуться. Разрешите мне проводить вас до кабинета? Я задержу вас ненадолго». Так примерно она выразилась. И так как она была осведомлена, где мой кабинет, и знала мое имя, я уже не чувствовала беспокойства. Тем не менее, это была самая длинная дорога во всей моей жизни. Я психиатр. Уже долгое время работаю с пациентами-шизофрениками и люблю их. Когда они пересказывают мне свои галлюцинации, я, пожалуй, тысячу раз могу возразить им: «Знаю, вы видите Мадонну на стене. Но я не могу ее видеть». А сейчас я сказала сама себе: «Элизабет, ты знаешь, что видишь эту женщину. Но все же этого не может быть на самом деле».
Можете ли вы войти в мое положение? Всю дорогу от лифта до кабинета я спрашивала себя, правда ли то, что я вижу. Говорила сама себе: «Я просто переутомилась. Мне нужен отпуск. Я должна непременно потрогать эту женщину, чтобы понять, действительно ли она существует». Я коснулась ее, чтобы увидеть, как она рассеется от прикосновения. Потрогала ее кожу, чтобы проверить, теплая она или холодная. Я подавляла даже саму мысль, что это видение в действительности может быть фрау Шварц, которая за несколько месяцев до этого была погребена.
Когда мы вместе подошли к двери, она открыла ее передо мной, как будто я была гостем в своей комнате. И с обезоруживающей вежливостью, мягкостью и любовью сказала: «Доктор Росс, я должна была вернуться по двум причинам. Первая причина — это то, что я хотела выразить свою благодарность вам и священнику Г. за все, что вы для меня сделали. Но собственно главная причина, почему я должна была вернуться, — чтобы сказать вам: вы не должны бросать эту работу, связанную с изучением умирания и смерти, по меньшей мере, пока не должны».
Итак, при известных условиях усопшие души вправе пересекать границу между жизнью и смертью (никого при этом не загрязняя), однако у живых нет права их приглашать.
Иными словами, не само по себе общение с упокоившимися душами оскверняет и запрещено Торой, а только то, которое инициировано живыми людьми.
Что же может означать эта односторонность? Что может стоять за этим запретом?
Как минимум одно обстоятельство просматривается без труда: спиритические общения в значительной мере опираются на технику предоставления тела живого человека (медиума) душе мертвеца. Союз души и тела сродни брачному союзу, и любые эксперименты по их подмене чреваты самыми непредсказуемыми и неприятными последствиями.
Но кроме того, эта техника вызова душ ничем не отличается от техники «вызова» любого божка, любого Баала. Другими словами, то, что в XIX веке возродилось под видом спиритизма – лежит в основе всякого идолослужения, начиная от шаманских плясок и кончая трансами прорицателей самых продвинутых языческих религий.
Если душе действительно следует явиться в этом мир, она сделает это сама.