В прошлую среду, 11 сентября, исполнилось 45 лет с того дня, как мы с Вилли Токаревым высадились из «Аль Италии» в Нью-Йорке, где незадолго до этого завершилось строительство Башен-Близнецов.
Я отметил эту славную годовщину в Доме журналистов в Лиссабоне, куда меня дернул на совещание один из работодателей, а Токарев до нее чуть-чуть не дожил. Теперь я могу публично сказать, что он родился под именем Вася, которое потом поменял на более «фирменное» Вилли.
Я уже как-то писал, что Вася выехал из СССР на добродушной еврейке по имени Роза. Я гулял в Нью-Хевене с ее дочерью, и если бы женился на ней, то Токарев был бы мне тестем. Поэтому я всегда называл его папочкой.
Когда я подъехал к «Кеннеди» на автобусе, у четвертого терминала ярко горели огни полицейских машин. «У четвертого всегда что-то интересное происходит», заметил наш шофер. Теперь о Лиссабоне.
Тамошний Домжур находится в старинном особняке, хотя его возраст можно было не указывать, поскольку я не видел в португальской столице ни одного дома, построенного после 30-х. Все особняки там старые и иногда довольно потертые, потому что Португалия достаточно бедная страна.
Я видел несколько заколоченных старинных домов такой сказочной красоты, что в Нью-Йорке они бы стоили по несколько миллионов и продались бы за минуту.
Америка довольно богатая страна, но на улицах ее городов неизмеримо больше бомжей, чем в Лиссабоне, где они похожи на наших, но живописнее. Сейчас они были легко одеты, поскольку всю прошлую неделю в Лиссабоне стояло лето. Город был пуст, как Манхэттен в августе, и имел курортный вид, как будто я оказался в Сочи своей молодости.
Если вам придется выпивать саду лиссабонского Домжура, то учтите, что в него ведет крутая каменная лестница с узкими ступенями, поэтому имеет смысл держаться за ее каменные перила. Имейте также в виду, что Лиссабон стоит на холмах, и когда я добрался по брусчатке до Домжура, рубашка моя была мокрой от пота, так что берите «Убер». По дороге я видел мемориальную доску, на которой говорилось, что я стою у старейшего книжного магазина в мире. Он был заполнен людьми.
За три дня я выучил лишь одно португальское слово «обригадо» «спасибо», которое живо напомнило мне серию моих статей под названием «Бригада Магадана».
«Пожалуйста» будет «де нада», как по-испански.
Первый русский язык я услышал еще на рейсе из Нью- Йорка, а в Лиссабоне он попадался мне регулярно.
Меня поселили в старинном здании, внутри которого спрятана модерная гостиница. Такая модерная, что я не смог разобраться, как в ней зажигается свет, и был вынужден вызвать служителя, который мне это объяснил. Как вырубить кондиционер, я так до конца и не понял, поэтому в номере стояла ледяная стужа. Она поджидала меня и в самолете португальской авиалинии TAP, так что впервые в жизни я летел, закутавшись в красный плед. Но, может, это возраст.
Многие лиссабонские дома покрыты изразцами и поэтому выглядят, как старинные печки. Целый город старинных печей очень красиво! Нередко он смахивает на Санкт-Петербург. Одна площадь это вылитая Дворцовая, поэтому я ожидал, что на нее вот-вот ворвутся матросы в бескозырках, катящие за собой «Максимы», вроде моего.
Португалия рыбная страна, и там лучше всего заказывать рыбу. В их Домжуре нам подарили на прощание пластиковые бирки для багажа, на которых была изображена рыбина.
В четверг я приехал в лиссабонский аэропорт рано и часа два бродил по «дьюти фри», но так ничего и не купил. Раньше я покупал сигареты в подарок нью-йоркским курильщикам, но они давно наловчились брать их за копейки в индейских резервациях, а выпивка была дороже, чем у нас в магазинах, так что я поменял оставшиеся евро на доллары и потом истратил их, чтобы добраться из «Кеннеди» до дома («Убер» стоил мне 75 долларов).
Бывалый приятель сказал, что «в дьюти фри» надо ходить в Амстердаме или в Лондоне. Но я был только в Лиссабоне и этим советом не воспользовался. Раньше была картошка фри.
Португальская обслуга говорила по-английски и была поголовно мила. Я вспомнил о ней, когда столкнулся по возвращении с сотрудницами нью-йоркского аэропорта, которые были поголовно суровы. На паспортном контроле я сунул свой документ пожилому пограничнику в форме и с усами. «Я три дня назад слушал вашу передачу по радио», недоуменно сказал он мне на чистом русском языке. Я объяснил, что записал передачи заранее. Он пустил меня в Америку и на прощание похвалил.
Везде наши.